Бойкот косовскими сербами парламентских выборов полностью удался, но сейчас вопрос в том, какую цену они за это заплатят
Косовские сербы и на этот раз оправдали ожидания своих белградских советников. Их бойкот парламентских выборов в Косово оказался почти стопроцентным. Призыв Бориса Тадича (президента Сербии - прим. ред) принять участие в голосовании потерпел провал, но такой исход не стал неожиданностью, поскольку сербский электорат традиционно склонен к изоляционистским политическим настроениям. Как когда-то безропотно внимали Милошевичу, социалистам и радикалам, так теперь сербы послушались премьера Воислава Коштуницу, патриарха и верхушку Сербской православной церкви, призвавших их не участвовать в выборах. При таком раскладе сил глава государства со своим призывом не имел никаких шансов на успех.
Независимые политические аналитики склоняются к той оценке, что и в этот раз, только еще в более жестком смысле, сыграла роль фатальная комбинация действительно тяжелого положения косовских сербов, неизвестности, страха от будущего развития событий и сильных антивыборных призывов из Белграда. Этот специфический симбиоз обстоятельств создал трудно переносимую и наэлектризованную атмосферу, которая привела к разделению сербов на 'патриотов' и 'предателей'.
Если верить информации о том, что ни один кандидат от списка 'Гражданская инициатива' из-за угроз не мог появиться на избирательном участке, то картина о 'спонтанном' бойкоте сербами парламентских выборов выглядит неправдоподобной. И поэтому еще предстоит убедиться, что 'антивыборный штаб' не перешел в своих действиях допустимых границ в том смысле, чтобы каждый человек сам мог решать, голосовать ему или нет.
Итак бойкот удался, но сейчас возникает вопрос, какую цену придется заплатить за это косовским сербам. Не только в том смысле, что в ближайшие годы они не будут представлены в требуемой мере в институтах власти Косова и Метохии, но и потому, что тем самым они проиграли дипломатический капитал, который был накоплен, прежде всего, благодаря усилиям Тадича и Драшковича (министр иностранных дел Сербии и Черногории - прим. ред)
после мартовской волны насилия. То, чего и раньше было тяжело достичь, теперь стало еще труднее.
Известно, что бойкот не имеет шансов на то, чтобы он был положительно воспринят международным сообществом; под большим вопросом оказывается теперь и только что начавшаяся европейская инициатива о децентрализации косовских территорий, где живут сербы (на основе идеи Бориса Тадича). Безусловно, усилятся и сомнения в том, действительно ли заинтересованы как сами косовские сербы, так и власти в Белграде, в создании определенного климата для начала переговоров о дальнейшей судьбе края. Помимо того, что этот бойкот толкуется как типичный рецидив времен Милошевича, сербские власти не предоставили убедительного ответа на вопрос, что будет после бойкота.
Международное сообщество пребывает в состоянии озабоченности: сербский бойкот нанес тяжелый удар по проекту создания мультиэтнического Косова, и одновременно остается неизвестным, может ли быть продолжен начатый сербско-албанский диалог, если правительство Сербии и его глава Воислав Коштуница не признают легитимность нового косовского парламента.
Время покажет, действительно ли бойкот является первым серьезным поражением Тадича. Глава государства сильно рисковал, призывая косовских сербов выйти на выборы. Ясно, что это станет в ближайшие дни предметом жестокой кампании его противников (радикалы ее фактически уже начали). Но на это он (Тадич) должен был рассчитывать, вступая в битву с намного более сильными, организованными и агрессивными политическими противниками, верхушкой Сербской православной церкви и радикальными элементами косовского электората.
Его (Тадича) положение сейчас деликатнее, чем несколько дней назад, но он окажется в еще более тяжелом положении, если отмахнется от всего произошедшего, призовет сербских представителей не участвовать в работе нового парламента автономного края и примет на вооружение тезис некоторых местных идеологов о том, что бойкот выборов и самоизгнание из косовских институтов власти - единственный повод для создания 'общенационального единства'. Такое 'единство' уже было в недалеком прошлом, и оно, как правило, заканчивалось углублением процесса национальной агонии.
