Джон Локк - провозвестник нашего будущего, но в своем отечестве он не стал пророком
В феврале министр иностранных дел Германии Йошка Фишер (Joschka Fischer), совершил один из тех поступков, что позволяют считать его одним из самых интересных европейских политиков нашего времени. Направляясь из Берлина в Москву для переговоров с российским президентом Владимиром Путиным, Фишер сделал остановку в городе на побережье Балтики, некогда называвшемся Кенигсбергом, а сегодня носящем имя Калиниград. Он принял участие в торжествах по случаю двухсотлетия со дня смерти самого прославленного сына этого города: возложил венок и произнес речь у могилы Эммануила Канта.
Сжимая в руках потрепанный томик 'Критики чистого разума', Фишер рассказал слушателям - дипломатам и философам - что Кант, наряду с Гегелем и Марксом, оказал на него наибольшее влияние. Идея о том, что в основе рационального мироустройства лежат закон и нравственность, является величайшим наследием Канта, актуальным и в наши дни, утверждал он. А эссе 'Вечный мир', написанное Кантом в 1795 г., где философ предвидел создание всемирной ассоциации республик, по мнению Фишера, можно считать провозвестником создания ООН.
Трудно себе представить ситуацию, в которой любой британский министр - в прошлом или сегодня - стал бы рассуждать о влиянии и актуальности идей кого-то из наших великих философов. Коллега Фишера Джек Стро (Jack Straw) склонен к серьезным размышлениям, но он вряд ли пойдет по стопам германского министра иностранных дел и произнесет речь на могиле Джона Локка в этот четверг, когда исполнится 300 лет со дня его смерти.
Похоже, очень мало людей совершают паломничество к месту последнего успокоения Локка - могиле у стены церкви в Хай Лэйвере, на западе графства Эссекс. Когда я побывал там в прошедшие выходные, чтобы отдать философу дань уважения, в церкви и у могилы, кроме меня, не было никого. Последняя запись в книге для посетителей была сделана две недели назад. Роль Локка в качестве идейного вдохновителя американской конституции должным образом отмечена мемориальной доской, установленной в церкви его американскими поклонниками в 1957 г. Однако на родине заслуги Локка не получили никакого признания. По-моему, такое пренебрежение стало мрачным напоминанием об идейном смятении, в котором мы пребываем сегодня.
Несомненно, у философии Локка есть свои недостатки, и свои критики, и его ни в коем случае не следует идеализировать. В его мышлении присутствует сумбурность, внутренняя противоречивость и незаконченность. Локк был сыном своего времени - 17 столетия - и проповедуемая им терпимость не распространялась на католиков и атеистов. Женщины и трудовая беднота остались за рамками нарисованной им картины гражданского общества свободных, равноправных и рационально мыслящих людей. И все же не нужно быть поклонником Локка, чтобы признать его огромный вклад в формирование английского образа жизни или его центральное место у истоков стольких идей, появившихся позднее.
Действительно, непросто отыскать важный аспект любого общества, и нашего в частности, в отношении которого идеи Локка нельзя назвать актуальными и уместными. Он - главный творец концепции конституционного управления, основанного на консенсусе, толкователь таких понятий как 'общественный договор', народный суверенитет, власть большинства, права меньшинства и разделение властей. Среди британских мыслителей он - самый выдающийся защитник гражданских свобод личности, величайший в нашей истории проповедник религиозной и гражданской терпимости, первый поборник прогрессивных методов в образовании, а также 'крестный отец' таких установок как здравомыслие, основательность, доброжелательность и вежливость в отношениях между людьми, которые в последующие эпохи так часто считались характерными чертами британцев.
Так что если кто-либо из британских философов заслуживает самого серьезного признания и внимания со стороны общества, то Локк, несомненно, один из них. И все же предстоящий важный юбилей останется у нас в стране практически незамеченным. Во всем мире фигура Локка вызывает несколько больший интерес. Его идеи, в общем, серьезнее воспринимаются в Америке, где огрубленная версия концепции Локка о контракте между суверенной личностью и государством, играющим ограниченную роль, по-прежнему пользуется большим влиянием. Однако в своем отечестве он не стал пророком, хотя именно Локк был главным интеллектуальным вдохновителем и проповедником легитимности конституционно-монархического строя, утвердившегося в Англии в 1688 г., и просуществовавшего до наших дней.
Я не призываю к масштабным торжествам, переименованию улиц, выпуску специальных почтовых марок или юбилейной лекции Саймона Шамы (Simon Schama) [известный американский историк и культуролог, автор популярной книги по истории Британии - прим. перев] на ВВС, хотя любое из этих мероприятий можно было бы только приветствовать. Но тот факт, что у нас и мысли не возникает о чем-то подобном, на мой взгляд, свидетельствует не только о простой небрежности. Конечно, стремление немцев постоянно вспоминать о Канте и всячески подчеркивать свою связь с этим философом обусловлено особыми причинами. Но и в других европейских странах великие мыслители и творцы занимают почетное место в национальном пантеоне и удостаиваются подобающих почестей. Британцы в этом смысле отличаются редкостным пренебрежением, особенно если речь идет о наших духовных богатствах и мощном, пусть и неоднозначно воспринимаемом, ощущении национальной идентичности. Остается лишь гадать, почему?
На мой взгляд, объяснение заключается прежде всего в том, что мы постепенно утратили ориентиры либерализма, основоположником которого Локк имеет столько оснований считаться. Более того, мы утратили веру в него. Сто лет назад, статус Локка в качестве первопроходца тогда еще оживленной традиции британского либерализма, казался абсолютно непререкаемым. С тех пор либеральная традиция пришла в упадок, ослабла, и даже, казалось бы, полностью истощилась. В 20 веке философией и программным манифестом будущего, более совершенным средством достижения социальной справедливости, чаще всего считался социализм. В этой обстановке Локк неизбежно выглядел неактуальным мыслителем из далекого прошлого. Казалось, для нашего времени больше подходят идеи других, более радикальных и не столь известных идолов 17 столетия вроде главы диггеров Джерарда Уинстэнли (Gerrard Winstanley) или левеллера Томаса Рейнборо (Thomas Rainborough) [диггеры и левеллеры - леворадикальные движения периода Английской революции - прим. перев.].
Но социализм потерпел неудачу. Даже эпоха рабочего движения неумолимо уходит в прошлое. Мы живем в мире, который уже прошел через индустриально-социалистическую стадию и остановился в недоумении, ошеломленно оглядываясь вокруг в поисках новых, более актуальных ориентиров, указывающих путь к социальной справедливости и свободе в их современном понимании. Капитализм выиграл экономическую битву, хотя и изменился настолько, что ни один предприниматель 19 века не смог бы его узнать. Социализм из программы действий превратился в религию. А либерализм, который социалисты так долго считали всего лишь выжидательной и трусливой политикой, пережил их собственное учение. Потому-то и пришла пора вновь обратиться к Локку и традиции, основоположником которой он по-прежнему является.
Либерализм без социальной справедливости в эпоху демократии непригоден в качестве политической программы. Однако, как мы должны были понять по опыту 20 века, социальная справедливость без либерализма столь же несостоятельна. Идеи, которым Локк придавал особое значение - управление на основе общественного согласия, парламентская система, гражданские права, свобода мыслим и вероисповедания, права меньшинств, образование, играющее не только функциональную роль, верховенство закона - выглядят сегодня актуальными как никогда. Пренебрежение этими принципами отличало все этапы провалившегося социалистического эксперимента. Его же, пожалуй, можно назвать самой долговечной - и непростительной - из всех слабостей 'новых лейбористов' ['модернизированной' лейбористской партии во главе с Тони Блэром - прим. перев.]. Ключи от политики будущего - как и от очень многого другого - по-прежнему находятся в руках Локка.
