Пока что это всего лишь комочки тополиного пуха на ветру - немногочисленные и слабые провозвестники грядущих перемен. Они могут упасть в землю и дать ростки, а могут и бесследно раствориться вдали. Однако если правдой окажутся слова тех, кого пока мало, но прибавляется с каждым днем, тополиного пуха через Атлантику будет лететь все больше, и как бы новому президенту не начать страдать аллергией.
Уже полвека каждый новый президент Америки, приходя к власти, сталкивается с более-менее предсказуемым набором внешнеполитических проблем, которые всегда кажутся вполне решаемыми. В этом списке, время от времени меняясь местами, постоянно присутствуют Ближний Восток, Россия со своими сателлитами, Китай со своими соседями, Индостан и какая-нибудь очередная региональная война, которую ведет Америка.
Европа же - расколотая, чопорная и зацикленная на себе Европа - на американских радарах не видна почти никогда.
Что же представляла собой политика Соединенных Штатов по отношению к Европе в последнее время? Неохотные и - по счастью - непродолжительные вторжения в разные углы бывшей Югославии, перемежаемые ворчанием по поводу той же Европы, которая сама не может ничего сделать. Здесь погладим Францию против шерсти, там почешем за ушами так называемым 'новым европейцам', презрительно ухмыльнемся по поводу будущего европейской валюты и увенчаем это кучей красивых слов и мишурой роскошных приемов по случаю очередной годовщины все менее нужного Североатлантического альянса.
Вот только скоро Америке придется проснуться и наконец-то сформулировать свою европейскую политику. Старые представления американцев о том, что их страна представляет собой будущее Европы и модель развития для нее - кто считает, 'самую лучшую', кто вообще 'единственную', - необходимо срочно и коренным образом пересматривать. Даже, наверное, стоит подумать о том, что скоро старый и новый континент поменяются местами.
За последние полгода к абсолютно одинаковым выводам пришло трое аналитиков, причем все трое - высшей квалификации. Их слова стоит принимать всерьез, во-первых, потому что их аргументы вполне вписываются в устойчивые общественные представления; во-вторых, потому что всем им довелось жить и работать по обе стороны Атлантики, включая Великобританию и континентальную Европу; и, в-третьих, потому что в эмпирическом анализе им в своей области мало найдется равных.
Эммануил Тодд (Emmanuel Todd), в своей книге 'После империи' предсказывающий кризис Соединенных Штатов из-за внутренних социальных противоречий, был одним из первых, кто в открытых демографических и экономических данных увидел будущий распад Советского Союза. Анатоль Ливен (Anatol Lieven) в книге 'Америка, права она или неправа' (America Right or Wrong) рассматривающий американский национализм с тех же позиций, что и национализм, оставшийся в прошлом многих европейских стран, имеет потрясающий опыт межкультурной работы. Наконец, Джереми Рифкин (Jeremy Rifkin), чья 'Европейская мечта' (The European Dream) читается как сравнительная таблица между теми экономическими и культурными достижениями, которыми так гордится Америка и простыми статистическими данными, взятыми из Европы - один из немногих заслуженных экономистов на левом фланге американской политики, кто не приемлет жаргона, всегда пытается разобраться в сути и чувствует себя комфортно как в Европе, так и в США.
Кроме трех вышеперечисленных причин, и я не могу не признать это, есть еще и четвертая, почему я рассказываю о том, что пишут эти люди. Дело в том, что я сама со всем этим согласна. Мои собственные наблюдения, сделанные во время работы в Великобритании, в континентальной Европе и в Соединенных Штатах практически во всем совпадают с выводами, к которым пришли они.
Тодд утверждает, что Соединенные Штаты уде прошли пик своего могущества, и степень их влияния будет неизбежно падать из-за внутренних слабостей, которые они испытывают - прежде всего из-за сужения культурного кругозора и невнятного отношения к собственному имперскому статусу, в котором Америка противоречит сама себе: претензии на универсальность американской общественной модели сталкиваются с фактической социальной и расовой сегрегацией, практикуемой в самой Америке. Сюда же добавьте падающую продолжительность жизни, ухудшающееся здоровье нации и увеличение количества бедных.
Ливен считает, что путь к 'американской мечте', который американцы считают уникальным и по определению самым лучшим на свете, в действительности является ни чем иным, как одной из форм национализма, мало чем отличающимся от национализма, характерного - со всеми его хорошими и плохими сторонами - для европейских стран до войны и для бывшего Советского Союза. По его словам, такую партию, как Республиканская, в любой другой стране мира назвали бы не иначе как Националистической. Даже в размахивании звездными знаменами и монолитном патриотизме после терактов 11 сентября он усматривает нехорошие стороны.
Главное в этой книге - не обилие деталей, к которым привлекает внимание автор, и даже не очевидная политическая некорректность - по принятым сейчас в Америке канонам - большинства его высказываний. Он просто рассматривает Соединенные Штаты как обычную страну, с такими же слабостями, так же подверженную влиянию; как страну, которую можно анализировать в рамках тех же категорий, что и 'заграницу'. Ливен просто сажает Америку в те же сани, что и других. Неудивительно, что ему нелегко было найти американского издателя.
Само название книги Рифкина, 'Европейская мечта', показывает, что и в ней вы встретите здоровое отрицание чувства 'американской исключительности'. Но было бы неплохо, если бы в Белом доме в этой книге увидели самую большую свою проблему, которая видна там прекрасно, так как Рифкин дает самый широкий анализ системы работы европейского механизма. Ибо, как бы ни были стары и знакомы недостатки американской системы, слишком мало экономистов признают достижения, которых добился Европейский Союз, и слишком мало политиков всерьез считают, что Европа когда-нибудь сможет прийти к достаточной степени единства, чтобы по мощи и влиянию в мире соперничать с Соединенными Штатами. Рифкин предупреждает: Европейский Союз может предложить миру альтернативную модель развития.
Вне зависимости от того, удастся ли чего-нибудь добиться с помощью новой европейской конституции, утверждает он, Европа уже сегодня - образование гораздо более успешное, чем полагают даже сами страны, ее составляющие, и сегодня в ней потенциально выковывается новая сверхдержава. Ее общая валюта сегодня сильнее доллара. Может быть, Франция, Германия и все остальные несколько превысили критерии по госдолгу, но, во-первых, ненамного, а, во-вторых, посмотрите, до каких размеров вырос долг США. В большинстве стран Европы экономический рост, может, и невелик, но, по крайней мере, он не съедается кредитами и приписками в бухгалтерских отчетах. В любом случае, говорит Рифкин, по большинству принятых экономических критериев Европа достигла уровня, считающегося в Америке показателем успеха. Так что в мире будущего, когда будут сравниваться две модели, выиграть вполне могут европейские, а не американские, критерии счастья.
Аргументы Рифкина убедительны хотя бы потому, что он приводит очень простые цифры и факты, которые ставят под сомнение постулат о том, что американское чувство превосходства имеет под собой такую уж сильную основу. А еще видно, что он - человек принципа, и видит свою миссию в том, чтобы, с одной стороны, убедить американцев заметить возрождение Европы, а, с другой - убедить европейцев в том, что их у них здоровая система ценностей, и предприятием, в которое они пустились, стоит гордиться. Ибо есть еще опасность того, что Европа и ее судьба разминутся на перекрестках будущего.
При том что сама по себе американская модель становится все менее прочной, даже самые строгие противники американизма [в Европе] капитулируют один за одним. И получается, что, даже имея более высокие показатели производительности труда, более короткий рабочий день, более надежную систему здравоохранения, более щедрую систему социального обеспечения, более милосердное правосудие и более успешную дипломатию, французы и немцы все равно пристраиваются в хвост Великобритании и становятся в очередь по раздаче американских принципов свободного рынка.
Он говорит нам: не делайте этого, не сворачивайте с правильного пути. У Европы сформировалась собственная жизнеспособная модель, которая больше соответствует миру будущего, чем угасающая американская мечта. И мы не должны этого делать: тополиный пух, летящий в лицо будущему президенту Соединенных Штатов, должен сказать нам, что для нас, европейцев, приходит лето, и мы должны достойно встретить его.
