После бойни в Беслане - первые репрессии осетин. Охота на ингушей. Насильственное возвращение чеченских беженцев на родину, где нет мира. Между террористами и гневом Путина.
К какому сорту граждан принадлежит такой человек, как Мухарбек Магомедович Богатериев? Ингуш по национальности и осетин по происхождению, изгнанный из православной Северной Осетии в 1992 году во времена войны между двумя кавказскими республиками, расположенными внутри Российской Федерации, отдалившийся и от мусульманской Ингушетии годом позже, так как там не было работы не только для беженцев, но и для местных. С тех пор он живет на выселках с женой Розой Алиевной и двумя сыновьями - Адамом и Ашабом - на клочке осетинской земли в трех километрах от ингушской границы в лагере беженцев (здесь говорят 'в вагонах') в поселке Майский, где единственный сервис - механик и несколько ларьков с печеньями и напитками, и на окраине - железнодорожное полотно, заросшее сорняками.
То, что осталось от его дома, где родились он, его отец и дед, находится в поселке Чермен, всего лишь в полутора километрах от этого деревянного барака, покрытого шифером, с двумя комнатками на четверых и водой, стекающей с крыши. Но их разделяет граница, хотя Осетия - и там, и здесь, и каждый раз он должен предъявлять паспорт, словно он - иностранец. 'Другим', рассказывает он, 'разрешили вернуться в деревню, так как они жили на окраинах, где никому не мешали. А мне - нет, хотя я никогда не стрелял и не убивал'. Ему позволен лишь этот клочок земли между оградами двух блок постов.
После бойни в школе Беслана, учитывая ненависть и жажду мести, царящие среди осетин, исчезли последние надежды вернуться домой, как для его семьи, так и для других 244 ингушских семей, высланных два раза: сначала из 16 осетинских деревень, а потом и вовсе из Ингушетии, и замененных новыми волнами беженцев из Чечни, где идет война. 'Мы оплакивали детей Беслана, - рассказывает Азия Мухабековна Ханиева, 40 лет, чья семья в восьмером пытается выжить на 4 тысячи рублей - зарплату ее мужа-полицейского - около 150 долларов. - Но наши дети, те 600 детей, что живут здесь, в 'вагонах' в Майском, рождаются в бараках, не имеют детского сада, зимой не ходят даже в школу, потому что месяцами нет света и газа. И продовольственная помощь, которая раньше приходила нам из исламского центра в Назрани, из Ингушетии, поступает все реже. Мы больше никому не нужны'.
Заложники истории, Мухарбек, Азия и такие, как они. Заложники границ, произвольно установленных Сталиным в тридцатые годы в расчете на власть над народностями, заложники депортаций в Казахстан в 1944 году всего ингушского и чеченского населения, обвиняемого в сотрудничестве с нацистами: они вновь получат свою республику лишь в 1957 году. Но, прежде всего, это - заложники последнего десятилетия: распад Советского Союза в 1991 году, провозглашение независимости от Москвы тогдашней республики Чечено-Ингушетия, сразу же последовавший разрыв Ингушетии с непокорной Чечней для того, чтобы вернуться в состав Российской Федерации, чечено-ингушский конфликт 1992 года, бесконечные разрушения двух гражданских войн в Чечне в условиях, когда партизанская война Аслана Масхадова и терроризм Шамиля Басаева все более завязываются с интегралистским ваххабизмом 'Аль-Каиды'.
Ко всему прибавляется еще один конфликт, разгоревшийся на 40 километров южнее, - между Грузией нового лидера Михаила Саакашвили и отделившейся республикой Южная Осетия. Потому что все эти войны, с тысячами убитых и сотнями тысяч беженцев, разворачиваются на клочке земли такого же размера, как зона между Болоньей и Риети.
334 погибших в Беслане (3 сентября) принесли в настоящее всю прошлую кровь, как если бы она была пролита вчера. Первым сигналом было изгнание, официально - в академический отпуск на год для гарантии их безопасности, сотни ингушских и чеченских студентов, которые посещали в Осетии Владикавказский университет. Потом началась месть, скатившаяся до такого адского уровня, когда ни одна жертва уже не может зарекаться от того, что не станет преследователем.
О первой попытке нападения, тысяче человек на пограничном пункте близ Пригородного, что-то узнали сразу же, от западных журналистов, которые приехали описывать ужасы школы номер 1. О том же, что случилось после, нет ни одной строчки в российской прессе. Около ста машин и автобусов, примерно пятьсот человек, неожиданно напали в субботу в полдень 23 октября на блок-пост в Майском. 'Крики и угрозы в течение часа, потом военные их остановили, - рассказывают ссыльные ингуши. - Но это было как вновь пережить наше возвращение в 1994 году, когда осетинские женщины встречали нас с палками в руках и кричали 'Пошли вон, убийцы!' а дети бросали в нас камни и плевали вслед'.
Хуже контролируются действия небольших групп. Таких, жертвами которых стали Магомет Хамхоев, 25 лет, работавший строителем, и Заур Зауров Сафарбек, 43 лет, отец шестерых детей, беженец с 1992 года из деревни Комбилеевка, ставший в Майском богатым предпринимателем, владельцем пекарни, расположенной в низких деревенских домах, там, где одно время жили русские, прямо возле бывшего советского консервного завода, закрытого в 1991 году и сейчас ставшего базой специальных войск, направленных сюда из Москвы после Беслана. 'Они приехали вчетвером на военном 'уазике' 2 октября без пятнадцати девять, и Магомет пошел с ними, не понимая, в чем дело, - рассказывает его пожилая мать Яхи Хамхоева. - Они отвезли его в лес на Лысой горе. Хотели, чтобы он подписал признание в том, что он является сообщником бесланских террористов. Он отказался, его избили, потом привезли сюда и бросили на дороге'. У Магомета теперь серьезные проблемы с почками, желудком и желчным пузырем. О его похитителях ничего неизвестно.
О Зауре, предпринимателе, тоже ничего неизвестно. Его забрали 12 октября в 11 утра, когда он выходил из автомойки, где оставил свои серебристые 'Жигули': он продолжал ездить в центр Владикавказа, так как продавал свой хлеб половине города, 60 тысяч батонов в день, изготовленных 60 рабочими, почти все - ингушские беженцы. 'Четыре вооруженных человека в гражданском избили его и силой затолкали в машину', - рассказывает его брат Руслан. Он знает это от шести женщин, которые присутствовали при похищении, но ни одна из них не хочет ни свидетельствовать, ни описывать внешность похитителей. Следственные органы ежедневно отклоняют его просьбы, утверждая, что похищения за деньги совершают ингуши, а не осетины, но ведь никто и не требует выкупа. Осетинское телевидение отказывается записывать объявление, в котором Руслан обещает вознаграждение, ингушское телевидение 'записало объявление, но ни разу не выпустило его эфир: президент Мурат Зязиков, возможно, боится не угодить своему бывшему коллеге по КГБ Владимиру Путину'.
Ингушетия генерала Зязикова - это другая сторона проблемы. Формально автономная республика в составе России имеет форму фасоли: 55 километров в ширину - от осетинской границы на западе и чеченской на востоке - и 110 километров в длину с севера на юг, где она граничит с Грузией. В ней 480 тысяч жителей, уровень безработицы составляет 50 процентов работоспособного населения и зависимость от Москвы - около 90 процентов ее бюджета. Промышленности мало, она государственная, по одному предприятию на все: ликеро-водочный завод, пекарня, производство кирпича, табака, инструментов, плюс кооперативы и мелкие частники, которые производят плитку и прочее.
Республика живет за счет сельского хозяйства - кукуруза, пшеница, овес, картофель, помидоры, свекла - и, прежде всего, за счет торговли: много ввозится из Турции в Чечню и Дагестан. Туристом ее можно было бы объехать за два часа, если бы не пять блок-постов на единственной трассе, ведущей в Грозный, полуразрушенную чеченскую столицу в получасе езды от границы, и не прочесывания 'спецназа', российских войск специального назначения, в центральной и южной части - гористой местности в сосновых, березовых, кленовых и красного дерева лесах в Сунженском и Назранском районах.
Прочесывания - мероприятия отнюдь не бесполезные, если, как утверждает генерал Илья Шабалкин, за 15 дней в октябре было обнаружено около десятка складов чеченских террористов, забитых продуктами, лекарствами, бинтами, шприцами, обезболивающими средствами и патронами. Что касается местной власти, она еще не пришла в себя после событий 21 июня. В тот вечер около 300 чеченских и ингушских боевиков атаковали с девяти направлений бывшую столицу Назрань и города Карабулак и Слепцовск, министерства, казармы, аэропорт, опустошили склады боеприпасов, убили полицейских, военных, прокуроров и министра внутренних дел, всего - 98 человек, из которых 28 - гражданских. Они держали Назрань до следующего утра, после чего исчезли, потеряв лишь двоих.
Если это лицо Ингушетии, которое ожидаешь увидеть, то есть и другое, менее предсказуемое, особенно если приезжаешь сюда из Осетии, где полагают, что соседняя мусульманская республика - земля отсталых и жестоких горцев. Но перед твоим взором, прямо в центре кавказской пороховой бочки - некая Бразилия в миниатюре, с широкими проспектами, университетом, Домом культуры, спортивным комплексом, искусственным озером, парком развлечений, четырехзвездным отелем и тремя серыми зданиями, увенчанными золотыми куполами и украшенными колоннадами - дворцами президента, правительства и Парламента. Это - Магас, новая столица, которая еще строится.
Основанная Русланом Аушевым, бывшим генералом Красной армии, который в течение 8 лет, до 1992 года (так в тексте - прим. пер.) был президентом республики. Город почти полностью застроен турецкими фирмами, работавшими до того момента, как контракты были разорваны Зязиковым, преемником Аушева и, конечно, не его другом, но верным товарищем нового царя Путина. В Магасе проживает лишь около 300 человек, чиновники. Все остальные, если не считать полицейских - студенты. Филологический факультет, бесплатный, насчитывает 1 500 студентов, и лишь сотню - экономический, который стоит от 15 до 25 тысяч рублей в год - там, где преподаватель получает 3 тысячи в месяц (100 долларов), а врач - 5 тысяч. 'Но вечером мы возвращаемся в Назрань или в деревни, - объясняют двадцатилетние Диана Хачеруджева и Марина Албакова. - Мы использовали Интернет для учебы и связи с миром, но три месяца назад закрыли последний сервер и все Интернет-кафе в Ингушетии: говорят, что террористы-ваххабиты используют сеть для вербовки'.
Диана - ингушка, Марина - чеченка. Беженка из Грозного. Как и большая часть женщин, которых видишь за прилавками базара в Назрани, настоящего центра Ингушетии, где проживает четыре пятых всего населения, и где растут сотни домов, частные виллы и богатые особняки из красного кирпича, часто населенные местными, которые сделали деньги в Москве, хотя с нового роскошного вокзала отходит только один поезд в день, в Минеральные воды, и раз в четыре дня - поезд в Москву. В 2000 году чеченских беженцев было 250 тысяч, что равно половине численности ингушей: это как если бы в Италию приехало 30 миллионов эвакуированных. Постепенно они начали возвращаться на родину, испытав на себе и полицейские притеснения. Официально последний лагерь беженцев был закрыт 7 июня этого года, но это - чистой воды дезинформация: их остается еще около пятнадцати, и живет в них, по меньшей мере, 30 тысяч человек.
Сто семьдесят семей живут в поле у базара. 'Братья ингуши обращаются с нами хорошо, помогают нам, особенно частные лица: здесь я, по крайней мере, могу накормить своих детей. Я бы хотел вернуться, но в Грозном нет мира: это был прекрасный город, а сейчас с одного конца видно другой, в середине только пустыня из обломков. Независимая Чечня или часть России, мне все равно: Россия сделала из Басаева террориста, но когда у власти были он и Масхадов, было все то же самое. Тысячи человек погибли ни за что', - говорит Алавди Магомадов, водитель-дальнобойщик, 38 лет, живет здесь уже четыре года. 'Когда был Советский Союз, мы жили здесь как цивилизованные люди и могли путешествовать: сейчас вне этого клочка земли меня принимают за камикадзе', - говорит Хадият Гантимирова, сбежавшая в 1999 году из деревни Старая Суния, после бомбардировок российских войск, когда погибло семь человек. С мужем и пятью детьми от 5 до 28 лет она спит в темном бараке из фанеры под навесом.
Зарган, Малика и остальные дети из местной лагерной школы учатся на русском и хотят жить, путешествовать, работать и попытать удачу в России. Девочки - мусульманки-суннитки, но без покрывала, одетые по интригующей моде, точно такой же, как в Москве и Владикавказе, за исключением длины юбок, не похоже, конечно, чтобы страстно желали исламского халифата террориста Басаева, того, который вдохновил и взял на себя бойню 3 сентября. Но их жизни, как для безумства интегрализма, так и для расчетов московской власти, не стоят больше, чем жизни ингушей, притесняемых в Осетии, или жизней осетинских детей, убитых в Беслане.
