Добрый вечер. Хотел бы выразить свою признательность Владимиру Чеботареву и Рою Александровичу (Медведеву), за те добрые слова, которые они сказали, представляя меня здесь. В этом городе прошла половина моей взрослой жизни, здесь родились обе мои дочери, и потому меня связывают с ним сильные личные чувства. В те часы, что я провел в Москве после двух лет отсутствия, меня переполняли самые различные эмоции. Самая сильная из них, вне всякого сомнения, это неизгладимые воспоминания о Рикардо Ортеге (Ricardo Ortega) - тоже московском корреспонденте, лучшем из репортеров чеченской войны, трагически погибшем в марте прошлого года на Гаити. Это была действительно невосполнимая потеря. Все, кто знал его, глубоко скорбят.
Я не буду говорить о книге, которую сегодня представляю здесь. Прочтите ее, если вам достанет терпения, и выскажите свое мнение. Мне же хотелось бы сравнить переходные процессы в России и Китае, изложить некоторые идеи, вошедшие в предисловие к китайскому изданию этой же книги, которое через шесть месяцев должно выйти в Шанхае. И потому позвольте мне сказать несколько слов в этом отношении.
Китай и Россия объединены величием процессов, через которые им пришлось пройти на стыке веков. Здесь можно вспомнить распад Советского Союза, о важности которого нет необходимости распространяться, а что же происходит в Китае? Что будут рассказывать о произошедших в этой стране процессах лет, скажем, через сто или сто пятьдесят? Вне всякого сомнения, не только о существенном экономическом росте, продолжавшемся двадцать-тридцать лет. О чем же идет речь? Речь идет о следующем:
В XXI-ом столетии впервые за всю историю существования Человечества городское население будет составлять большую часть жителей планеты. Урбанизация приводит к настоящим 'гормональным изменениям' в организме общества: исчезает, либо растворяется, патриархальное мышление, межчеловеческие отношения аграрного мира уступают место другим связям, и все это влечет к серьезнейшим изменениям в политической сфере. Все здесь присутствующие знают, о чем идет речь, и потому не стану углубляться. Здесь необходимо понять, что Китай находится в самом центре подобных трансформаций планетарного масштаба, перспективы которых это не век, а, скорее, тысячелетие. За последнее десятилетие часть населения Китая (часть, превышающая в три раза население всей Испании) превратилась из деревенского в городское. Согласно государственным планам (которые в Китае выполняются), в последующие шестнадцать лет еще 300-400 миллионов крестьян переселятся в города. А учитывая, что любой китайский горожанин потребляет в 2,5 раза больше энергии, чем его живущий в деревне соотечественник, становится очевидным, что проблема поддержания (этого уровня потребления) - которая, разумеется, является проблемой не только Китая, а носит глобальный характер - со всей жесткостью встает перед нами. . . И Китай находится в центре идущих процессов.
Изложив основную мысль, я теперь намерен углубиться в рассмотрение некоторых явных различий в ситуации, сложившейся в обеих странах. В первую очередь это четыре отличия, создающие благоприятные условия в Китае и мешающие России. Данные отличия помогут понять, почему в Китае все развивается благополучно (пока обратное доказать невозможно) и почему положение вещей в России гораздо хуже, так как всем нам известно, что нынешний рост российской экономики это лишь результат благоприятной конъюнктуры на мировом нефтяном рынке.
В общих словах необходимо сказать, что секрет успеха китайцев, как и всех прочих переходных периодов от постсталинизма к рыночной экономике, заключается в стабильности институтов государства. Без крепости структуры институтов государства, без политической стабильности - полученной будь то авторитарным или же демократическим путем - успех невозможен. Названная стабильность и является той путеводной нитью, что связывает воедино все четыре различия, выступающие в пользу Китая. Различия эти следующие:
В первую очередь, это более низкий уровень разложения политического класса, то есть 'кратии государства'. Позиции правящего класса в отношении капитализма и приватизации существенно различались в обеих странах. В России на смену сталинизму пришли бросающаяся в глаза непомерная алчность с соответствующим уровнем разложения 'кратии' и распространение бюрократии, полностью деполитизированной и не встречающей на своем пути никаких институционных преград. Подобная свобода и отсутствие ответственного правительства во многом упростили социальную трансформацию российской 'кратия государства' и ее преобразование в конгломерат собственников. Самые базовые интересы нации были полностью принесены в жертву во имя этой эгоистичной операции по захвату достояния страны.
В Китае то же стремление должностных лиц к получению собственности было сглажено, ограничено, встречало на своем пути различные препятствия ввиду меньшего разложения политического класса, что объясняется следующими причинами:
а) большая крепость институционной структуры (на всех уровнях параллельно с партийным правлением проходит линия административной власти, что гарантирует их обоюдный контроль; в Китае действуют влиятельные организмы, осуществляющие контроль над бюрократией, например, Контрольная комиссия ЦК);
б) кадровая политика, продвигающая талантливых руководителей и ограничивающая возможность деятельности коррумпированным и некомпетентным чиновникам;
с) большая патриотичность и переживание за судьбу своей страны.
Вторым различием является отношение к своему прошлому. В Китае основатель республики, революционер и император Мао (Mao) гармонично сочетает в себе две фигуры российской истории - Ленина и Сталина. И насколько бы велика не была его ответственность за высокую смертность периода 'великого скачка вперед' и за эксцессы 'культурной революции', для китайцев он, вероятнее всего, останется тем человеком, что поставил на ноги народ, унизительно живший до этого на коленях. Символическая преемственность не стала для Китая проблемой, даже когда при Дэн Сяопине (Deng Xiaoping) 'кратия государства' сделала ставку на политическую линию, полностью противоположную провозглашенной Мао. Как историческая и политическая фигура Мао оказался спасен после того как было объявлено, что 70% его правления было положительным, а 30% - отрицательным; организации и структуры по-прежнему называются его именем, были сохранены все символы и атрибутика. Сегодняшнее руководство называет себя 'продолжателями' тех усилий, что предпринимались предыдущими поколениями и считает себя приемниками Сунь Ятсена (Sun Yatsen), Мао Цзэдуна (Mao Tsetung) и Дэна Сяопиня (Den Xiaoping) на священном пути развития Китая.
С переходным периодом, подобным китайскому - более радикальным по своему содержанию, более патриотичным в своих намерениях и более традиционно-консервативным по форме - Россия могла бы прийти к схожим достижениям. (Хотя для оценки деятельности Сталина пришлось бы, как минимум, воспользоваться тем же, что и китайцы, процентным соотношением для определения положительных и отрицательных проявлений его правления). Для такого 'китайского сценария' развития России Андропов был, вероятнее всего, великой упущенной возможностью, и последние исследования его архивов, похоже, все больше подтверждают это.
Положительным для Китая оказался и тот факт, что Мао, по большей части, не уничтожал своих неприятелей, а лишь смещал их с занимаемых постов и отправлял в лагеря на 'перевоспитание'. Подобная стратегия позволила вернуться к власти Дэн Сяопину, в то время как более преступный настрой Сталина в отношении к своим врагам не позволил вернуться к управлению страной Николаю Бухарину, который был расстрелян.
В России ощущается серьезная неспособность к трезвой оценке советского периода. Одни относятся к нему как к 'ошибке истории', из-за которой 'большевикам' удалось отстранить Россию от 'цивилизации'. Другие называют ту эпоху легендарной, когда страна стала 'передовой нацией всего человечества'. Обе эти позиции объединяет отсутствие сдержанного подхода в оценке. В восьмидесятых годах либеральная 'интеллигенция' начала свой крестовый поход по устранению из истории советского периода, и сегодня, 20 лет спустя, государственное телевидение продолжает придерживаться той же идеологии. Подобная позиция откровенно контрпродуктивна для развития, потому как вполне очевидно, что в СССР были свои достижения и великие завоевания, из которых я перечислю лишь четыре, и, полагаю, все вы, безусловно, согласитесь с подобной их оценкой. Это роль противовеса в установлении мирового равновесия, столь необходимого сегодня при постыдном правлении президента Буша с его агрессивным империалистским интегризмом. Далее, бессмертная победа 1945 года. Затем, 'культурная и образовательная революция', благодаря которой страна получила один из самых высоких уровней образования, соответствующий наиболее развитым странам, что сегодня является практически основным фактором, препятствующим случайному превращению России в страну 'третьего мира'. И, наконец, сосуществование целой полифонии наций, религиозных и культурных традиций, наличествовавших в СССР. В легкую отказываться от всех этих достижений - величайшая глупость, и именно так к этому относятся обычные россияне, но отнюдь не многие нынешние 'комиссары от идеологии' и телевизионные шарлатаны. . .
В любом случае, в сегодняшней России ощущается явная неспособность к историческому пониманию Октябрьской Революции не в качестве перехода от 'капитализма' к 'социализму', а в качестве решения той проблемы, которая встала перед Россией гораздо раньше 1917 года. Речь идет о проблеме перехода от традиционного общества к современному индустриальному обществу, и именно эту проблему революция разрешила. Без понимания этой ситуации крайне сложно понять уже даже не советский период, а сегодняшние проблемы; сложно предпринять поиск действенной и подходящей модели 'постиндустриального' развития (страны). Нынешняя позиция в отношении к прошлому лишь деморализует общество, ставит его в ситуацию 'болезненного и тягостного упадка', примешивая к его истории долю мазохизма и нигилизма, что не имеет никакого отношения к серьезной критике сталинского прошлого. А без серьезной позиции в отношении прошлого, просто-напросто, нет будущего.
Итак, мы переходим к третьему различию, говорящему в пользу Китая: стратегии 'политической демократизации'.
Одержимость идеологической оценкой развития социалистических стран (доставшейся в наследство от интеллектуальной индустрии времен холодной войны) привела к близорукости в отношении ко многим процессам. Один из этих недальновидных взглядов заключается в оценке китайского пути в сфере прав и политических свобод как неортодоксального и эксцентричного. В действительности же, Китай следует по классическому пути политической демократизации.
Классическая формула развития такова: сначала - экономическая либерализация, затем, после достижения определенного уровня процветания, политическая демократизация. Запад прошел именно таким историческим путем, который был проложен, благодаря серьезному давлению и общественным потрясениям.
В XIX-ом столетии более половины взрослого населения либеральной Европы не имела права голоса из-за различных ограничений в избирательном праве, связанных с имущественными или иными аспектами. Женщины также не могли участвовать в выборах - впервые они получили это право в 1905 году в Финляндии.
Той же классической формулой развития воспользовались и страны Юго-Восточной и Восточной Азии (Япония, Корея, Тайвань). В Индии, африканских и латиноамериканских формально 'демократических' странах, где описанная схема, напротив, не использовалась, демократия практически всегда отходила на второй план и принимала карикатурный аспект. Отсюда можно сделать вывод, что Китай, где сегодня с каждым разом становится все больше свободы, а также, к сожалению, социального неравенства, следует по классическому пути развития Запада, по которому уже успешно прошли Япония, Корея, Тайвань и прочие азиатские страны, в то время как Россия стала, скорее, развиваться по образцу стран Африки и Латинской Америки.
И, наконец, четвертое преимущество Китая связано с некоторыми из характеристик его политического режима. В Китае правит авторитарный режим одной партии, не претендующий называться демократией либо правовым государством, признающий высокий уровень злоупотребления и жестокости в осуществлении правления, сохраняющий смертную казнь, цензуру и пытки. В то же самое время этот режим осознает и признает необходимость эволюции к 'правлению, основанному на законе' ('фачжи'), вместо существующего сегодня 'правления, основанного на личной власти' ('женьчжи'). Признание необходимости изменения и улучшения делает китайский режим более открытым и готовым к эволюции, чего не хватает России. Здесь в России политический режим, напротив, склонен к инволюции, к ограничению полученного при Горбачеве плюрализма, к увеличению контроля, к отмене. Подобная тенденция весьма заметна в правлении президента Путина и прекрасно известна.
Следующим аспектом является коррупция. В Китае происходит рост названного явления. За последние десять лет страна с последних строчек списка 100 наиболее коррумпированных государств планеты переместилась на 57 место, приблизившись к Аргентине, Египту, Латвии, Таиланду и Турции. Но в данном случае преимуществом Китая по сравнению с Россией является активная борьба с коррупцией. За последние пять лет были осуждены 83000 коррумпированных китайских чиновников. Периодически становится известно о показательных арестах различных руководителей. В мае пресса проинформировала о том, что был задержан бывший партийный руководитель провинции Гуйчжоу. В феврале был приведен смертный приговор в отношении бывшего вице-губернатора провинции Аньхой. В июне генеральный ревизор проинформировал о растрате бюджетных средств в 41 из 55 подвергшихся проверке департаментов правительства: исчезло 170 миллионов долларов, в том числе 16 миллионов из суммы, выделенной Комитету по подготовке проведения Олимпийских игр в Пекине. Большая часть тех, кто еще несколько лет назад фигурировал в международных экономических изданиях как 'самые богатые люди Китая', находится сегодня за решеткой. . .
Все это не означает, что коррупция находится в Китае под 'контролем'. Это означает лишь то, что быть в Китае коррумпированным чиновником весьма опасно. Ничего подобного в России не происходит. Ни при Ельцине, ни при Путине не принималось никаких мер, которые хотя бы отдаленно могли напоминать борьбу с коррупцией.
И, наконец, это ощущение 'хорошего правительства', которое китайцы придают различным аспектам его деятельности. Одним из объяснений этому факту может служить механизм продвижения талантливых руководителей на высшие посты в партии и правительстве, о котором я уже упоминал. Другое объяснение - процесс принятия решений, всегда коллективный и весьма продуманный.
Сегодня в Китае регулярно проводятся 'учебные сессии', на которых присутствует все Политбюро во главе с генеральным секретарем Ху Цзиньтао. Названные сессии посвящаются одной теме (например, 'правление в соответствии с законом', коррупция, стратегия внешнеэкономической деятельности или же внешняя политика в отношении России), в ходе рассмотрения которой эксперты Академии Наук, институтов, связанных с правительством или с партийной школой при Центральном Комитете, предлагают свои соображения по данному вопросы и выступают с докладами. Руководители страны задают вопросы, делают заметки и выводы, которые впоследствии выливаются в более качественную политику. Ничего подобного в России не происходит, хотя, например, Институт экономики РАН еще в 1992 году составил достаточно точный диагноз ошибок проводимой экономической политики, которому российское руководство не уделило ни малейшего внимания.
В заключение, и стараясь избежать подавленного состояния ввиду успехов соседа - успехов, говорящих о наших собственных бедствиях и поражениях - мне хотелось бы с противоположной позиции изложить три явных преимущества России перед Китаем.
Первое из них - отношение численности населения к ресурсам, которое в России просто великолепно, особенно с точки зрения Китая с его демографической катастрофой, идущим гигантским процессом урбанизации и увеличением потребления исчерпаемых ресурсов. Вы должны осознавать имеющиеся привилегии и исхитриться извлечь из этого максимальную выгоду, причем во всех отношениях.
Следующий факт, говорящий в пользу России, заключается в том, что положение Китая в ситуации глобализации достаточно критично. Китай с каждым разом оказывается все более зависимым от коммерческих и экономических процессов, управлять которыми он не в состоянии. Факт этот заслуживает длительного отступления, но я ограничусь лишь тем, что отмечу следующее: из 500 крупных мультинациональных компаний - этих повелителей 'глобализации' - лишь 58 (12%) являются азиатскими, и среди них 46 японских. . . По сравнению со сделанным мною замечанием, самодостаточность России выглядит огромным преимуществом. В случае общего кризиса капитализма Россия смогла бы сохраниться без значительных потрясений и катаклизмов, в то время как Китай, по моему мнению, столкнулся бы с куда более серьезными проблемами.
Третьим преимуществом России является отсутствие 'кратии государства'. Тот политический класс, обладавший абсолютной властью - так называемая 'номенклатура', хотя наименование его само по себе не важно - класс, сконцентрировавший и монополизировавший жизненно важные функции системы (политическую власть, имущество, идеологию, управление системой и ее организацию) в России исчез. Сегодня мы имеем явно отличную структуру, некий конгломерат буржуазии-бюрократии, который, естественно, мечтает при Путине вернуть себе ту абсолютную позицию прежних лет. Однако, создается впечатление, что возврата к прошлому нет. Подобное изменение имеет фундаментальное значение для общества, потому что способствует созданию условий, необходимых для зарождения общества гражданского, для общественной независимости, благодаря которой демократия (этот цветок гражданского общества, которому необходим ежедневный полив) перестает быть полой структурой, лишь декорацией, вроде той, что сегодня существует в России.
В Китае вся эта власть - власть Коммунистической партии и ее монопольное правление - которую мы назвали фундаментом и гарантией стабильности и развития, рано или поздно, превратится в препятствие, если не будет проведена политическая реформа. Возможно, этот вопрос может встать через 20 лет, быть может, раньше, но в любом случае этот вопрос неразрывно связан с модернизацией.
Китайское руководство утверждает, что переход от 1000 долларов годового дохода на душу населения к 3000 долларов - то есть от нынешнего уровня дохода к предполагаемому уровню доходов 2020 года - это критический период, когда достигнуть стабильности без правления железной рукой невозможно. В их представлении авторитаризм является необходимым условием для демократизации на среднесрочную и долгосрочную перспективу. Но все это мы еще посмотрим. Человек не может доказать, что умеет плавать (может отказаться от монополии власти) до тех пор, пока не прыгнет в воду. . .
Так что здесь, в сегодняшней России, именно общество должно взять слово и наполнить содержимым ту структуру, которая сегодня кажется пустой, лишь фасадом демократии, фиговым листом традиционного 'самовластия'. У меня нет никаких сомнений в том, что через несколько лет политическая и социальная демократизация вновь станут в России актуальным вопросом. Критический взгляд на последние двадцать лет станет в той ситуации крайне важен для молодых людей. Если моя книга, или книги присутствующего здесь Роя Александровича, окажутся в этом смысле полезными, можно считать, что наша задача выполнена с лихвой. Большое спасибо за внимание.
Рафаэль Пок работал московским корреспондентом газеты 'La Vanguardia' с 1988 по 2002 гг. С августа 2002 года является корреспондентом того же издания в Китае.
