Что ощущает человек, рожденный в стране, которой больше нет на карте? Моя родина - Советский Союз - распалась в конце 1991 г., через три года после того, как моя семья покинула его, спасаясь от антисемитизма и безысходности. Оказавшись в роли эмигранта в Бенсонхерсте (Бруклин), где моя стрижка, а тем более одежда, выглядели весьма странно, я больше думал о том, как 'вписаться' в новую обстановку, чем о стране, где эту одежду изготовили.
К тому моменту, когда вышеуказанный вопрос начал меня занимать, этой страны уже не было. Я искал ее в книгах. Я искал ее, участь в колледже, где, к ужасу родителей, не желавших бередить старые раны, защитил диплом по русской литературе. Я искал ее на Брайтон-Бич - в бруклинском районе, населенном в основном россиянами, где советская эстетика конца семидесятых сплавилась воедино с грубым материализмом, возможным только в капиталистическом обществе. Я даже совершил 'паломничество' на прежние места, но постсоветская Россия, которую я увидел в 2000 г. показалась мне столь же чуждой, что и застывший во времени эрзац-СССР на Брайтон-Бич.
Конечно, в Нью-Йорке Россия напоминает о себе на каждом шагу - особенно в нашу эпоху открытых границ. В Мидтауне есть магазин 'Петросян', торгующий черной икрой с самого Каспия. На Десятой стрит можно попариться в Русских банях, где банщик с желтыми от табака усами отхлещет вас березовым веником - очень полезно для кровообращения. На Кони-Айленд Авеню можно зайти в книжный магазин 'Черное море': на его полках соцреалисты мирно уживаются с романтиками и даже готовы терпимо отнестись к сюрреалистам.
Но 'Петросян' помпезен до отвращения, от русских бань разит китчем, а посетители 'Черного моря' куда активнее обсуждают, на какой машине ездит чей-то сын Миша, чем романы Тургенева. Где же тогда привередливому российскому эмигранту вроде меня обрести родину в Нью-Йорке?
Я решил поспрашивать людей.
Россия - это 'ощущение', говорит мультимедийный продюсер Вика Виноградова, приехавшая из Санкт-Петербурга в 1990 г. 'Это когда вы сидите у себя на кухне и ваша беседа с кем-то вдруг становится открытой и искренней: такой вот 'кухонный разговор'. При этом ваш собеседник не обязательно должен быть русским'.
По словам Регины Хидекель (Regina Khidekel), директора Культурного центра для американцев российского происхождения, Россия - это трудная школа жизни. 'Мой сын Рома приехал сюда, когда ему было 13, после необычайно интересного периода перестройки, - рассказывает она. - Здесь он чувствовал свое преимущество перед сверстниками, ведь он знал об истории и людях такое, чего они не знали. Мы приобрели невероятный опыт'.
'Добро пожаловать в мир профессиональных эмигрантов!' - воскликнул писатель Гэри Штейнгарт, в семилетнем возрасте приехавший из города, носившего тогда название Ленинград, когда узнал, что я пишу статью о том, что значит быть русским в Нью-Йорке. Для Гэри Россия - это неистощимый интерес Америки к непостижимой, таинственной стране, некогда ее грозному противнику.
Михаил Барышников беседовать о России просто отказался: 'Я провел там всего 10 лет, - сказал он, чтобы от меня отделаться. - А родился я в Латвии'. Для тех из нас, кто происходит из других союзных республик, вроде меня, рожденного в Белоруссии, Россия - это еще и страна, с которой нас связал каприз истории, и идентичность, на которую мы в результате обречены.
'Миша не хочет принадлежать ни к какой стране, - объяснил мне друг Барышникова Роман Каплан, совладелец ресторана 'Русский самовар' на 52-й стрит, где посетителям щедрой рукой отмеряют ностальгию и порции настойки. - Он как дом на отшибе'.
'А мне остается повторить за поэтом, - добавил он. - 'Лицом к лицу лица не увидать'. Большое видится на расстоянии. Россия - это не кошмар, от которого мне удалось спастись, а нечто гораздо большее. Это нечто - русская культура. Политики приходят и уходят, а Пушкин остается, так? Цветаева остается. Малевич остается. Пастернак остается'.
Современная Америка по-доброму относится к этническому разнообразию. Сто лет назад, когда страна была еще не так уверена в себе, новоприбывшие из Восточной Европы, ютившиеся в доходных домах нижнего Ист-Сайда, должны были ассимилироваться и раствориться в щедротах американской культуры. К сегодняшнему дню эмиграция настолько изменила характер Америки, что я ощущаю себя американцем именно потому, что я эмигрант. Этническое разнообразие стало такой неотъемлемой частью Нью-Йорка, что, поглощая блины в ресторане 'Русская водка' я чувствую себя больше американцем, чем русским.
Одновременно молодость самой Америки и вызванное этим помешательство на генеалогии - в конце концов, стандартное приветствие в Нью-Йорке - это вопрос 'Откуда вы?' - позволяет иностранцу сохранить частичку родного дома на незнакомой земле.
'Я думала, что приехав сюда, я утрачу свою русскость, - говорит г-жа Хидекель. - Но Америка позволяет вам оставаться тем, кто вы есть, не заставляет вас менять религию или интересы. Она не заставляет ни от чего отказываться'.
Но где среди всего этого найти мою Россию? Где мой дом, если страны, в которой я рожден, больше не существует? Означает ли эмиграция, что он может существовать - подобно демонической фигуре Воланда из булгаковского 'Мастера и Маргариты', вынужденного творить зло, чтобы подвигнуть мир на добрые поступки - лишь как тень, лишь как противоположность, лишь как антитеза 'Петросяну', Русским баням, 'Черному морю?
Нет. Поэт, которого цитировал Каплан, прав: 'лицом к лицу лица не увидать'. Оторваться от родной почвы, лишить себя великого, неизмеримого счастья состариться на той земле, где ты родился - не значит отказаться от родины. Но это означает, что ты никогда уже не сможешь воспринимать эту родину буквально.
Если дома Россия была везде, то здесь в Нью-Йорке она появляется на короткие мгновения. Россия в Нью-Йорке - это и помпа, и китч, и помешательство на материальных благах, но это и их противоположность. А что же 'подлинная', 'реальная' Россия? Кто знает? Я там больше не живу.
Я родился в Белоруссии в 1979 г., прибыл в Нью-Йорк в 1988, мой дом - в верхнем Ист-Сайде.
Борис Фишман - редактор книги 'Дикий Восток: рассказы 'последнего пограничья'' ('Wild East: Stories From the Last Frontier') - сборника рассказов о станах бывшего СССР и постсоветской Восточной Европы.
