Мадридская 'мовида' (movida - исп. термин, означающий бурную ночную жизнь, развлечения в течение 24 часов) или Шанхай 20-30-х годов - до японской оккупации? Я задаю себе этот вопрос, наблюдая толпы полуночников, перемещающихся по центру Москвы, в то время как сам плетусь вслед за молодым итальянским бизнесменом, живущим здесь, из модного ресторана в пару ночных клубов. Время: от десяти вечера до полуночи. То, что я вижу, уже точно больше не встретишь в Лондоне, в Париже или Риме. Двадцать лет назад существовало, но уже хирело, а теперь совсем кончилось. В то время как ночь в Москве - последний мобильный праздник, на котором можно показаться.
Тысячи людей выходят почти ежевечерне: сначала идут ужинать, затем - встречаться с друзьями в баре, потом роятся в ночном клубе и покидают его часа в три ночи. Не подростки и молодежь, которые и у нас сломя голову, и пересчитав в кармане деньги, бегут в субботу вечером на улицу в сторону дискотеки. Нет, тридцати, сорока, пятидесятилетние, в темных костюмах, состоятельные или очень состоятельные, те, кто завтра утром в девять будут сидеть в офисе. Мужчины - русские, а также европейцы, американцы и азиаты. Женщины - почти все русские: самые красивые женщины и часто - самые элегантные из тех, кого можно сегодня увидеть на этой планете.
То есть, не гангстеры, не спекулянты или маклеры со своими девочками. Это уже - прошедшие времена. Ночная Москва уже почти полностью очистилась от подонков, которые бороздили ее в хаотические годы Бориса Ельцина. Ночами теперь циркулируют те, кого можно грубо определить, как 'деловое сообщество': россияне и иностранцы, которые занимаются финансами, посредничеством и консультациями, нефтью, газом и другим сырьем, промышленностью и промышленными проектами, экспортом-импортом. Люди, которые с утра до конца дня - до вечерних вылазок - стояли за делами внушительными, большими или очень большими. Короче говоря, люди с высокими доходами. По-другому и быть не могло, потому что Москва - один из самых дорогих городов мира, а кое в чем - и самый дорогой: то есть, вечер, проведенный вдвоем, обойдется, мягко говоря, вдвое больше 140 евро, которые в России составляют среднемесячную зарплату.
В этом - в возрасте полуночников, в их доходах и профессиональных интересах - все напоминает Мадрид конца семидесятых-начала восьмидесятых. Вспышка жизненных сил, которую почувствовали испанцы после долгих и мрачных франкистских сумерек. Старый мадридский центр, блистающий светом, неспящий. Эти знаменитые банкиры и промышленники, по поводу которых говорили, глядя, как они танцуют каждый вечер до рассвета в 'Паше' или в 'Портоне', как это они могут спать так мало. Которые всегда, в какой-то момент ночи, оставляли ненадолго своих подруг поболтать между собой, а сами собирались кружком в баре, чтобы обменяться последними новостями: биржа, правительство, международная конъюнктура.
Возбуждение ночи
Теперь же и Москва переживает своего рода 'мовиду'. Возбуждение, ночные заведения, которые вырастают как грибы, политические или деловые разговоры под утро. Выбор мест, куда пойти, основанный на классическом испанском принципе - 'посмотреть и себя показать'. Много алкоголя, мало сна, бледность лиц в момент возвращения домой. И самыми возбужденными, самыми неутомимыми, и, главное, самыми расточительными являются русские. Потому что русские, объясняет мне мой гид, который здесь уже десять лет и знает их хорошо, вновь стали блестящими мотами из русских романов. Большое число дмитриев карамазовых, способных прокутить за вечер непомерные суммы, лишь бы вокруг была музыка, алкоголь, друзья и женщины. Прямо как старший из братьев Карамазовых во второразрядной гостиничке в Мокром: его две тысячи рублей испаряются в водке, вине, игре на скрипке и цыганских танцах.
'Видишь вон того, рядом с рыжей девушкой? - говорит мне мой гид. - Пару недель назад он устроил праздник с сотней гостей, почти все мужчины были итальянцы. Это был такой шикарный праздник - шампанское 'Krugg' лучших годов, горы икры, шпалеры официантов, два оркестра и ансамбль балалаечников - что мы, уходя на рассвете, гадали, сколько же он мог стоить: сорок, пятьдесят тысяч долларов? И изумление наше стало еще больше, когда один приятель сказал, что этот щедрый хозяин не особенно-то и богат. Импортер итальянской и французской модной одежды, но из начинающих. Пробудившись после праздника, он, вероятно, должен был подумать, к кому идти просить взаймы. . .'
Так оно и есть, об этом говорит и статистика. Русские, зарабатывающие деньги, тратят намного больше своих европейских и американских собратьев. Как и испанцы двадцать лет назад, они откладывают мало или ничего. Пока что мысли о будущем не отягощают, давит желание развлечься, транжирить деньги на грани экстравагантности, развеять былой облик русского с пустым бумажником на фоне богатых европейцев. Действительно, хотя, по подсчетам, в Москве средние доходы равняются примерно половине средних доходов в Евросоюзе (в Москве, но не в России, где различие с европейскими доходами глубоко, как пропасть), так называемые 'расходы уровня люкс' только и делают, что растут. Они достигают ежегодно от 2 до 2,5 миллиардов евро, почти как в Нью-Йорке. И те, кто продает эти товары в Москве, знают, как это делать. 'Роллс-Ройс' перевел свой торговый салон прямо на Красную площадь, напротив мумии Ленина, а итальянская группа только что открыла торговый центр, в атриуме которого играет потрясающая девушка на рояле молочного цвета.
Но сколько в Москве, с ее пятнадцатью миллионами жителей, русских, которые могут выйти вечером и истратить много денег? Я спрашиваю об этом у моего гида. Он делает широкий приглашающий жест рукой в сторону угла ресторана, где мы ужинаем, и через минуту сорокалетний человек в темно-синем костюме, с бритой головой и очень серьезным видом подходит и садится за наш стол. Это Аркадий Новиков, король московских ночей. Бывший повар одного из государственных ресторанов в последний советский период, потом - управляющий кооперативным рестораном во времена, когда Горбачев пытался провести первую жалкую приватизацию, сегодня он - владелец шестидесяти ресторанов и ночных заведений, в которых работают семь тысяч человек.
Станции развлечений
Новиков описывает мне две фазы, которые знали вечера и ночи Москвы за тринадцать лет посткоммунизма. И этот рассказ дает достаточно точную картину рождения новой русской буржуазии. В середине девяностых неожиданное появление сказочных богатств 'олигархов', других спекулянтов и боссов преступности подсказало открытие очень дорогих ресторанов, которые дали этим 'парвеню' (не осознававшим, насколько ужасной была обстановка этих ресторанов и насколько плоха кухня) ощущение прикосновения к парижскому и нью-йоркскому шику. Но после краха летом 1998 года, с закрытием банков и катастрофической девальвацией рубля, рестораны с ценами от 150 долларов вынуждены были закрыться. Тогда Новиков запустил две сети ресторанов с достаточно доступными ценами: 'Елки-Палки' и 'Киш-Миш': 'Потому что буржуазия профессионалов, торговли и малого предпринимательства (при деньгах, но не при очень больших) стала уже реальностью. И надо было предложить заведения на уровне их средств. Но пару лет назад, в то время как зарождалась новая клиентура для сетевых заведений с умеренными ценами, часть первоначальной буржуазной клиентуры стала более богатой и требовательной. Поэтому мы вновь сделали упор на шикарные рестораны и ночные заведения. То есть, существуют два слоя посетителей: те, кто может потратить больше, и те, кто может меньше. Все вместе они составляют тысячи и тысячи людей, которые по вечерам, по крайней мере, дважды в неделю, ходят есть вне дома. И я говорю о русских. Но потом есть еще иностранное сообщество, все более многочисленное. Оно включает еще сотни полуночников. . .'.
Повторяю, многие аспекты напоминают постфранкистский Мадрид. Но если потом оторвать взгляд от ночной Москвы и посмотреть на фон и на физиономию сегодняшней России, на ум приходят книги и архивные фотографии Шанхая между двумя мировыми войнами. Действительно, столько похожего. Магнетизм, которым Москва привлекает международное деловое сообщество, сияющие вывески транснациональных компаний, примчавшихся, чтобы снабжать страну, нуждающуюся во всем, зависимость значительной части буржуазии от зарубежной экономической деятельности, толпа красивых женщин, циркулирующих по ночам. И кроме всего прочего - неуверенность в своей идентичности, которая тогда характеризовала Китай, а сегодня характеризует Россию Путина.
Да, именно Шанхай всплывает в памяти. Шанхай 'радости, джина и джаза' Уолли Симпсона и Галеаццо Чиано, где имели хождение две монеты (серебряный доллар и китайский таэль), так же, как в Москве используют без каких-то различий доллар и рубль. Вездесущность тайной полиции Гоминьдана, ненасытная жадность бюрократии, скопище ночных клубов, кабаре и борделей. Огромный наплыв людей с Запада - и местная буржуазия, которая обезьянничает, копируя их привычки, одежду и язык. Мрамор больших отелей, свет ресторана 'Тауэр', 'Кафе Венеры' или Венского танцзала с его 'сотней очаровательных хозяек', в то время, как 'ювелир и антиквар, - писали в своей книге о Китае Оден и Ишервуд, - всегда к вашим услугам, и их товар создает впечатление, что вы вернулись на Пятую авеню в Нью-Йорк или на Бонд-стрит в Лондон'. Но потом, в нескольких километрах от всегда освещенных небоскребов Бунда, - огромная нищета: именно так, как вне Москвы простирается бедная Россия, страдающая от туберкулеза и СПИДа, где средняя продолжительность жизни не превышает для мужчин пятидесяти восьми лет.
Само собой разумеется, что, какие бы тени ни покрывали политическую систему России Путина - это не Китай Чан Кай-ши. Иностранцы не делают здесь все, что хотят, как когда-то в Шанхае, напротив, очень часто (особенно, когда дело касается сделок с нефтью) приезжают в Москву как просители. Но, при всем этом, остаются общие черты. Прежде всего, коррупция, необходимость передавать толстые пачки денег в руки высшей бюрократии за каждую подпись, разрешение, продвижение вперед переговоров. Судя по классификации, составленной международными организациями, Россия в списке коррумпированных стран - чуть выше Мозамбика, но после Уганды - в смысле необходимости 'незаконных выплат', вымогаемых бюрократическим аппаратом.
Потом, персонализация и произвол власти. Как и Чан Кай-ши, Путин должен перед иностранцами носить белые перчатки. Но с россиянами может делать то же, что и глава Гоминьдана - то, что хочет. И хотя в Москве нет смертной казни, закон, однако, используется - это видно по делу 'ЮКОСа' - Ходорковского - как топор для ликвидации тех, кто не желает строиться. Международные соглашения тоже не исполняются: Ходорковского вот утащили в тюрьму политической полиции ФСБ, хотя соглашения, подписанные Москвой с Советом Европы, не позволяют использование 'специальных' тюрем.
И, наконец, ледяное безразличие власти перед лицом язв, от которых страдает население. Четыре года постоянного роста цен на нефть дают возможность российскому Центробанку купаться в деньгах (резервы достигают уже 84 миллиардов долларов), но не предпринято никаких серьезных попыток для сдерживания катастрофического роста заболеваний СПИДом, который приобрел, по данным недавнего исследования, африканские масштабы: пять миллионов заболевших к 2020 году.
Нет, Москва, конечно, не Шанхай гоминьдановских времен, но напоминает его.
