Скажем прямо: если бы в 1963 году шесть стран Общего рынка не подписали с Анкарой Договор ассоциации, начало переговоров с Турцией не стояло бы сегодня на повестке дня. Всякий раз Совет Европы, главы государств и правительств ЕС медлили со сближением, делая шаг вперед и два назад, либо по недосмотру, либо, во всяком случае, по привычке. Без сомнения они свыклись с мыслью, что будет еще время поймать упущенный момент. 'Мы топтались на месте', - говорит бывший участник этих европейских советов.
Под давлением с разных сторон, мы потеряли нить настоящей дискуссии, не о пределах Европы, но о границе Европейского Союза - а это не одно и то же. Британцы взялись озвучивать требования американцев, их нетерпение; немцы думали о своей турецкой общине; французы не увидели своей модели светского государства на берегах Босфора. И так - все, вплоть до греков, которые искали в присоединении Турции решения двусторонних разногласий.
Турции были поставлены условия, и некоторые члены ЕС втайне надеялись, что Турция эти условия не примет. Но правительство Анкары (у власти - умеренные исламисты) условия выполнило или готово это сделать. Можно пойти на уловки, начать запоздалые маневры, но история, похоже, уже написана. Опасаться ли этого, радоваться ли, но рано или поздно Турция станет членом Европейского Союза. Тем временем Румыния и Болгария и, конечно, некоторые балканские страны, такие как Хорватия, присоединятся к ЕС. А пока ЕС на досуге может развивать свою 'новую политику соседства', цель которой - предложить альтернативу исключению и вступлению, 'все кроме институтов', как говорил бывший председатель Европейской комиссии, Романо Проди (Romano Prodi), но Союз всегда будет опаздывать с расширением.
Если еще 40 лет назад можно было признавать 'место Турции в европейском сообществе', то как, после 'оранжевой революции', можно отрицать место Украины в Европе? Можно поручиться, что переговоров с Киевом о вступлении не придется ждать четыре десятилетия. Но еще не пришло время официального признания. Ситуация на месте пока не ясна. Память о поражении Владимира Путина еще слишком свежа, чтобы европейцы отважились бередить раны, любой жест мог бы быть воспринят как новое унижение России. В глубине, европейцы согласны с российской идеей о том, что Украина - особое государство в постсоветском пространстве. Так думали уже и о странах Балтии, но никто не спрашивал формального разрешения Москвы на их вступление в ЕС (и в НАТО).
Гюнтер Верхейген (Guenter Verheugen), долгое время занимавший пост комиссара Европы по вопросам расширения, прежде чем приступить к своим нынешним обязанностям, - в команде Баррозу (Barroso) он отвечает за промышленность - недавно заявил, что деклараций о будущем вступлении Украины в ЕС 'в повестке дня нет', и что 'подобное вступление превосходит возможности ЕС, ЕС не может принять столько стран'. Верхейген добавил, что в отличие от случая Турции, Киеву не было дано никаких обещаний.
Почему ЕС сложнее было бы 'переварить' Украину, чем Турцию? Комиссар умолчал об этом. Ни география, ни экономика, ни соблюдение прав человека не ставят Украину в худшее положение, - по меньшей мере, на это можно надеяться в случае победы Виктора Ющенко в третьем туре. Можно даже думать, что отдаленная перспектива вступления помогла бы Киеву осуществить демократические и либеральные реформы, необходимые для окончательного разрыва с постсоветским прошлым. Виктор Ющенко уже обозначил этапы реформ: признание Украины страной с рыночной экономикой (такое признание Россия получила уже много месяцев назад), вступление в ВТО, ассоциация с ЕС, предваряющая вступление в Союз. Разве это не соответствует линии ЕС после падения Берлинской стены?- дать европейское будущее бывшим сателлитам СССР, чтобы побудить их к проведению внутренних реформ, чтобы помочь им мирно решить разногласия со своими соседями?
Эта стратегия оправдала себя в 8 странах Центральной и Восточной Европы, которые официально стали членами ЕС с 1 мая 2004 года. Почему случай Украины - особый? По крайней мере, по двум причинам. Западные канцелярии еще не готовы отказаться от мысли, что Украина была придатком России, и ее судьба должна была решаться не только в Киеве, но и в Москве. Даже если, побуждаемые новыми странами-членами ЕС из Центральной Европы, более чувствительными к дрейфу России к авторитаризму, некоторые европейские руководители очень активно выступили с разоблачением фальсификации на украинских выборах и активно участвовали в разрешении политического кризиса.
Вторая причина кроется в том головокружении, которое охватывает европейцев при мысли о бесконечном расширении ЕС. Вопрос не в том, чтобы определить, является ли Украина более европейской страной, чем Турция, более или менее демократической, чем Румыния, вопрос в том, чтобы вовремя перестать забегать вперед. Российский президент это хорошо понял. Сначала он выступил против 'вмешательства' Запада в дела Украины. Благодаря этому 'вмешательству', по его мнению, была украдена победа у кандидата, которому он отдавал предпочтение. Владимир Путин сравнил это 'вмешательство' с бомбардировками Белграда в 1999 году, целью которых было падение режима Милошевича (Milosevic). Для российского президента победа демократии на Украине стала потерей для России.
Затем Владимир Путин сменил тон: если Вы хотите получить Украину, возьмите ее, сказал он, по сути, в присутствии председателя испанского правительства Хосе Луиса Сапатеро (Jose Luis Zapatero). Подразумевается: берите и наслаждайтесь! Ибо хозяин Кремля, который напрямую наблюдал дебаты о вступлении Турции в Бундестаге по немецкому телевидению, разделяет точку зрения Гюнтера Верхейгена: ЕС не выдержит вступления Украины.
Тем временем, Брюссель предложил Киеву 'план действий', рассчитанный на три года, главный козырь своей 'новой политики соседства'. Воплощение этого плана на практике зависит от того, как будут развиваться события на Украине. Европейцы, таким образом, надеются выиграть время и отсрочить момент, когда им придется всерьез рассматривать вопрос о вступлении Украины. Все происходит постепенно: в ближайшие годы на повестке дня будет турецкий вопрос.
