Украина - одна из великих невидимых наций Европы. Нить украинской государственности идет от 10-го века, со времен Киевской Руси, могучего государства, под чьей десницей были все восточнославянские земли, к казакам 17-го века, отвоевавшим собственную независимость у Польши (которую, впрочем, у них вскоре отобрала Россия), и от них - к спорадическим проявлениям национальной независимости во время большевистской революции и затем во время второй мировой войны. Однако сторонний глаз всегда видел в истории Украины не ее стремление к существованию в виде отдельной нации, а более очевидную реальность постоянного гнета со стороны разных империй - польской, австро-венгерской, российской и затем советской.
Но, несмотря ни на что, ростки идеи Украины как независимого государства продолжали пробиваться под покровом имперского правления и налились особой силой в 19-м столетии в среде активной и образованной украинской интеллигенции. Тогда, как и сейчас, национальная идентичность украинцев была не только фактом этнической или исторической реальности, но и стремлением к собственному личному и политическому выбору: нельзя было достичь единства во всем на этой многонациональной земле, исторически разделенной на разные части.
После того, как Советы захватили центральную и восточную Украину, а затем, после второй мировой войны, завладели и западной частью Украины, которая до войны принадлежала Польше, считать себя украинцем значило становиться на все более маргинальные позиции и подвергать себя все большей опасности. Внутри страны в подполье ушло и само понятие Украины, в то время как те украинцы, которым удалось бежать от советского правления, не забывали свои национальные символы - язык, историю, культуру - и стремились их сохранять и развивать с пылом, который со стороны иногда казался даже абсурдным.
Когда в 1991 году начал разваливаться Советский Союз, украинская история, втайне написанная оппозицией, неожиданно прорвалась наружу. Национальная интеллигенция, воодушевляясь примером освобожденных из советских тюремных лагерей диссидентов и вооружившись историей и энциклопедией, написанными украинцами в эмиграции, встала во главе движения национального протеста, которое и стало одним из катализаторов окончательного краха СССР. Но и те, кто сомневался в самом существовании Украины, не были до концы неправы.
Украинская национальная идентичность, понятие, размытое само по себе и еще более рассеянное под давлением десятилетий советских репрессий, оставалась чрезвычайно хрупкой. Чтобы добиться появления на политической карте Украины как самостоятельного государства, люди, стоявшие во главе украинского национально-демократического движения, разделявшие опыт и взгляды лидеров революции, прокатившейся по Европе в 1989 году, заключили со своей коммунистической элитой договор о том, что номенклатура останется у власти, если поддержит стремление страны к независимости. Один украинский диссидент так ответил мне в начале 90-х годов на вопрос, как же он может заключать какие-либо соглашения с теми, кто еще недавно сажал его в тюрьму: 'Пусть они будут коммунистами, пусть они будут диктаторами, пусть даже строят наши собственные украинские тюрьмы. По крайней мере, это будут наши коммунисты, наши диктаторы и наши тюрьмы'.
И в течение нескольких последних лет, когда правительство нынешнего президента Леонида Кучмы все больше погрязало в коррупции и скатывалось к авторитаризму, именно это и происходило. Если бы неоавторитарному постсоветскому украинскому режиму удалось утвердить у кормила власти премьер-министра Виктора Януковича, которого режим выдвинул кандидатом на ноябрьских президентских выборах, им удалось бы построить именно такую Украину: независимую снаружи, но совершенно несвободную внутри. Им не удалось это сделать, когда 26 декабря лидера оппозиции Виктора Ющенко избрали президентом - государство Кучмы оказалось слишком слабым, чтобы настоять на своем, а голос гражданского общества - слишком громким, чтобы его не замечать.
Почему же режим Кучмы внутри оказался пустышкой, несмотря на столь грозный вид и вызывающее поведение? Во-первых, потому, что украинские власти унаследовали только лишь руки репрессивной машины СССР, но не ее яростно сопротивляющийся разрушению советской коммунистической системы мозг, работа которого столь хорошо видима сейчас в Москве.
Во-вторых, как бы коррумпирована ни была приватизация на Украине, в результате ее национальное достояние распределилось более равномерно, чем в России. Разницу подчеркивает лишь один показатель: в последние два года производство технически сложных товаров на Украине растет на 30 процентов ежегодно, в то время как в России рост составляет всего 12 процентов. Андерс Аслунд, экономист, пристально следящий за развитием ситуации на Украине и в России, объяснил мне как-то за завтраком в Киеве: 'Дело в том, что на Украине техническое производство находится в руках независимых людей, развивающих свои предприятия, в то время как в России этот бизнес остается в руках олигархов'.
В-третьих, украинская политическая элита на самом деле не особо стремилась оказать реальную поддержку Януковичу, хотя он и был объявлен ее официальным кандидатом, и не была особенно враждебно настроена по отношению к Виктору Ющенко, бывшему премьер-министру и председателю центрального банка, пользующемуся широкой поддержкой в народе. На личном уровне многие представители киевского истеблишмента чувствовали бы себя более комфортно под властью цивилизованного и технически образованного лидера, чем грубого пролетария Януковича. Симпатии политиков стали очевидны в первые дни протеста оппозиции, когда в одном регионе за другим местная политическая элита, от мэрии Киева до дипломатической службы, перебежала в стан оппозиции.
В-четвертых, в отличие от России, Украине нет нужды горевать по потерянной империи. В конце концов, несмотря на настояния премьер-министра, некоторых глав кучмовских спецслужб и его сатрапов в регионах, президент не решился повернуть танки на свой народ. Перед ним не стоял соблазн возродить великую империю, и он предпочел войти в историю в качестве 'повивального деда' украинской демократии, пусть и выполнившего эту роль не по собственной воле, а не с именем, запятнанным кровью тех, кто стоял на Площади Независимости в Киеве.
Он склонил голову перед волей украинского народа, чья сила, собранная в один кулак, которая так хорошо видна сейчас и о которой до 21 ноября почти никто не подозревал, стала главной причиной победы 'оранжевой революции'. Украина поднялась этой осенью не ради национального определения и не ради куска хлеба - это было восстание людей, которые достаточно уверены в том, кто они такие, и достаточно обеспечены материально, чтобы требовать отношения к себе, как к гражданам, а не как к рабам. Впервые в украинской истории решился крупный и традиционно раскалывающий страну вопрос государственности.
Голос украинского гражданского общества был еще более усилен высоким коэффициентом Украины, обычно называемым 'расстоянием до Дюссельдорфа' - условным показателем, которым измеряют географическую близость к Западу. После расширения Европейского Союза в мае прошлого года Европа подошла вплотную к границам Украины, и в этом случае Европа сыграла роль образца для подражания и цели, к которой надо стремиться. Сотни тысяч, если не миллионы, молодых украинцев сейчас едут на Запад учиться и работать. С каждым их письмом на родину, в которых приходят деньги для их семей, на Украину проникает понятие об ином образе жизни, не говоря уже о том, что они сами скоро вернутся.
Это понятие об ином образе жизни, который на Украине называют 'европейским', но который в действительности обозначает отношения между человеком и государством, лежащие в основе политической системы в любой западной демократической стране, и стало духовной основой украинской революции. Андерс Аслунд называет это '1848 годом Украины - по-настоящему буржуазной революцией'.
Один из таких буржуа - Олександр Ткаченко, который за полтора десятка лет нашей дружбы поднялся от скромного ремонтника, работавшего на агентство 'Рейтер', до преуспевающего менеджера на телевидении. В его глазах те, кто протестовал на улицах - современное воплощение украинского национального архетипа, 'кулака', крепкого мелкого крестьянина. Такие крестьяне исторически формировали становой хребет украинского провинциального общества, и именно их Сталин всячески пытался извести.
- Это революция добрых бюргеров, хорошо одетых и образованных киевлян. У них уже есть деньги. Все, что им нужно теперь - свобода для себя, своего дела и своих детей, - говорит Ткаченко.
Сейчас на Украине активно создаются новые мифы, дабы создать абрис новой нации, которая, как считает оппозиция, выковалась в демонстрациях на улицах Киева, и наполнить его информационным содержанием. Обращаясь к людям, которые семнадцать дней не уходили с Площади Независимости, Ющенко часто упоминал эпизоды из украинской истории, когда в стране пробивались ростки демократии, включая и Конституцию Филипа Орлика 1710 года, в соответствии с которой он ограничивал свою власть над казаками (Ф. Орлик - 'генеральный писарь' гетмана Мазепы, ставший гетманом над частью казачества после его смерти в 1710 по указу короля Швеции Карла XII - пер.). Странная, казалось бы, тема для скоординированной с помощью интернета и мобильных телефонов политической кампании 21-го века, сделавшей своим неофициальным гимном песню в стиле хип-хоп. Однако в действительности Ющенко имел в виду более широкий контекст и создавал новый демократический образ Украины - свободной, либеральной, 'европейской' страны. Тот факт, что в результате второго тура, прошедшего 26 декабря, оказалось, что 44 процента избирателей поддерживают Януковича, показывает, что этот взгляд на страну разделяют не все.
Есть люди, особенно на востоке страны, сильнее склоняющиеся к более советским русофильским взглядам. Однако агрессивная позиция России в поддержку уходящего режима вызвала на Украине явно националистический ответ, звуки которого ясно слышны на улицах Киева. Вообще, здесь многие говорят по-русски, но с 21 ноября столица вдруг переключилась полностью на украинский - язык, который на Украине понимает каждый, но не все имеют привычку использовать. Так язык, по крайней мере, на нынешнем этапе, стал одним из символов демократии - вместе с оранжевыми шарфами и нарукавными повязками.
Для стран к западу от Украины 'оранжевая революция', с одной стороны, открыла много возможностей, но, с другой, обнажила и много проблем. Например, поляки быстро восприняли важность происходящего на Украине и немедленно оказали ей поддержку - и словом, и делом. Ветеран движения 'Солидарность' Лех Валенса (Lech Walesa) сам приехал к тем, кто стоял на Площади Независимости, а президент Польши Александр Квасьневский (Aleksandr Kwasniewski) стал одним из лидеров группы международных посредников, усилиями которых удалось избежать силовой развязки. В 'Газета Выборча' (Gazeta Wyborcza), одном из первых независимых изданий в Польше, вышел специальный выпуск, посвященный украинской революции - на украинском языке. Желание, с которым поляки помогали украинцам, показало, что Европа признает: разграничительная линия между демократией и авторитаризмом на континенте переместилась с западной границы Украины на ее восточные рубежи.
По мнению Польши, лучший способ закрепиться на этом рубеже - дать Украине возможность идти по пути к Европейскому Союзу с перспективой принятия в его ряды на равных правах с другими членами. Но для некоторых еврочиновников и политиков из западных стран этот проект стал чем-то вроде ушата воды, вылитого за шиворот - они явно не в восторге от перспективы увидеть демократическую Украину, рвущуюся в Евросоюз. Совсем недавно председатель Европейской комиссии Романо Проди (Romano Prodi) заявлял, что у Украины примерно такие же основания войти в клуб европейских государств, как у Новой Зеландии.
Европа до сих пор с трудом справляется с интеграцией десяти своих новых членов, ее раздирают жаркие дебаты вокруг принятия Турции, и никак не удается установить новый послевоенный порядок на Балканах. Для многих лидеров европейских стран неожиданное превращение Украины в стабильное и надежное демократическое государство скорее ставит проблему, чем предлагает решение. Больше всего подобные взгляды распространены в таких странах, как Франция, Италия, Испания и, пожалуй, Германия, для которых углубление связей между старыми членами европейского сообщества более важно, чем распространение европейских ценностей на восток и на юг. Кроме того, эти страны боятся разозлить Россию.
Для них главной трудностью предстает тот факт, что Украина, несомненно являющаяся частью Европы с географической, культурной, религиозной и исторической точек зрения, теперь требует признать ее частью Европы также и в политическом и моральном отношениях. При Кучме эти попытки Украины можно было довольно легко не замечать. Перед окончательным туром голосования Ющенко признался мне, что 'Европа в отношении Украины имеет объективные и понятные опасения'.
- Может ли Европа сотрудничать с криминальным режимом и называть его своим партнером? Может ли Европа работать со страной, в которой доминирует экономика черного рынка? Может ли Европа работать со страной, в которой не соблюдаются законы?
- Но сейчас - добавил тогда Ющенко - мы встали на нелегкий путь к демократии... мы показали, что наша страна другая, и что мы уже не те, что прежде. Мы показали, что у нас есть гражданское общество. Страна заплатила высокую цену за возможность сказать, что Украина - европейская страна.
По его словам, скоро настанет черед Европы 'в ответ на нашу демократию сделать реальные, конкретные шаги'.
Политики, стоящие за расширение европейского сообщества, лучше понимают точку зрения Ющенко. Они видят, что Европа самим фактом своего существования вдохновила народ в 48 миллионов людей, проживающий на территории больше Франции, на переход от авторитаризма к демократии. Это точка зрения всех, для кого ЕС - это демократическая империя, в которую входят исключительно по собственному желанию, расширяющаяся только за счет того, что в нее хотят войти. И самый свежий пример влияния Европы - Украина, которой перспектив безоблачной жизни никто не предлагал, но которая сама стремится заработать право на такую жизнь.
- Видеть непрекращающееся стремление Европы к свободе чрезвычайно отрадно и приятно, - говорит Денис Макшейн (Denis MacShane), министр Великобритании по делам Европы, - не понимаю, как при каких бы то ни было обстоятельствах можно отказываться признать Украину европейской страной. Если Украина объявит, что намерена присоединиться к Европе, мы должны это стремление поддержать.
Кроме всего прочего, 'оранжевая революция' также немного сдвинула с мертвой точки отношения между Европой и Соединенными Штатами. Удивительно твердо и организованно защищая право украинского народа на проведение честных выборов, правительство Буша и Европейский Союз совершили, как метко выразился политолог Роберт Каган (Robert Kagan), 'вопиющий акт трансатлантического сотрудничества'. Как сказал Д. Макшейн, 'кризис на Украине помог восстановить связь между Европой и Соединенными Штатами. Он заставил нас понять, что наши ценности объединяют нас гораздо сильнее и в гораздо большей степени, чем можно было бы подумать после иракского кризиса'.
Если на Западе украинскую революцию в основном приветствуют, то на Востоке царит уныние. Российское руководство многое поставило на кандидата, который в результате проиграл бой за верховенство в украинской политике. Для Кремля победа Януковича была важна с философской, политической и геополитической точек зрения. С философских позиций, триумф 'управляемой демократии' и государственного капитализма на Украине мог бы стать подтверждением правильности взятого Россией курса на отказ от открытой демократии и свободного рынка в пользу все более неприкрытого неоавторитаризма президента Владимира Путина. Политические причины подсадить в президентское кресло на Украине человека Кремля состояли в том, чтобы Путин и его соратники имели на своем счету еще одну победу своей неоимпериалистической концепции, которая помогла бы им увеличить поддержку внутри страны. Наконец, геополитические резоны Кремля состояли, как всегда, в том, что ему в соседях гораздо лучше иметь вассалов, чем независимые государства.
Следуя этой логике, Россия начала поддерживать Януковича чрезвычайно активно. Путин дважды лично приезжал в украинскую столицу, фактически агитируя народ голосовать за действующего премьер-министра. Кремлевские политические консультанты, действовавшие по тем же схемам, которые позволили им дважды обеспечить избрание Путина президентом, настолько забрали в свои руки предвыборную кампанию Януковича, что разозлили даже официальных представителей команды Кучмы. Как сказал мне Василь Базив, заместитель шефа президентской администрации, 'меня очень злило, что я иду по зданию президентской администрации и вижу, как граждане другого государства развалились на диванах и оттуда грубо вторгаются в государственную жизнь Украины'.
По оценкам экономиста Андерса Аслунда, Москва потратила на предвыборную кампанию на Украине 300 миллионов долларов, и эту цифру подтверждает один из самых влиятельных российских олигархов. Летом на встрече с олигархами Путин в открытую запретил им (при том, что многие из них симпатизируют демократическим силам и имеют с Украиной глубокие связи) давать деньги на кампанию Ющенко. Но, в конечном итоге, кандидат, выставленный Россией, проиграл просто потому, что ее пример для большинства украинцев не представляется привлекательным. Будучи два года назад в Лондоне, мой друг Олександр Ткаченко, крупный менеджер на киевском телевидении, рассказал о том, как смотрит на мир его дочь-подросток. Как и он сам, в своем кругу она общается преимущественно на русском языке, хотя слушает украинскую рок-музыку и учится в украинских школах. Однако как страна Россия ее совершенно не интересует. Летние каникулы она проводит с родителями, путешествуя по Европе, и следующее ее желание - поехать в Нью-Йорк, а Москва - город, поехать в который Олександр мечтал мальчишкой - ее не занимает ни в малейшей степени.
Отторжение украинским народом кремлевской модели видится в России с двух совершенно разных сторон. Для Путина и его неоимпериалистического круга это унижение, повергающее в ярость. Они оскорблены и озлоблены: Глеб Павловский, один из тех, кто обеспечил Путину дорогу к власти в 2000 году и главный в команде российских политтехнологов на выборах на Украине, назвал оранжевый цвет украинской оппозиции 'цветом детской неожиданности'. Он действительно имеет причины для злобы. Торжество западных ценностей на Украине сильно ограничило неоимпериалистические амбиции России. Ни дня в истории российская империя не просуществовала без Украины.
Если Украине удастся прочно закрепиться в европейском политическом пространстве, сфера влияния России на постсоветском пространстве сократится до Беларуси, Кавказа и Средней Азии - негусто для империи, даже учитывая, что сегодняшняя Россия признала, что никогда больше не восстановит статус сверхдержавы времен 'холодной войны'.
Однако потерю имперской мощи глубоко переживает не только российская элита. Как сказал мне за завтраком в Лондоне Егор Гайдар, отец российских рыночных реформ и один из самых стойких демократов либерального толка в стране, 'это комплекс потерянной империи. Между нами и другими бывшими коммунистическими странами, если не считать Сербии, огромная разница. Все остальные потеряли социализм, но приобрели независимость. Мы же потеряли социализм и вместе с ним потеряли империю'.
Однако Гайдар, как и другие российские демократы, также надеется, что пример Украины вдохновит других. Он сказал об этом так: 'Это первый камень, брошенный в здание российской управляемой демократии'. Гайдар надеется, что пример Украины даст русским, особенно молодым, веру в то, что и их общество сможет организоваться, чтобы проявить народную волю и защитить демократию.
Главная опасность сейчас в том, что Путин, разозленный унижением на Украине, постигшим его лично, взбешенный тем, что империя уплывает из рук, и, понятно, обеспокоенный примером демократического развития Украины, может начать преследовать скорее интересы мести за проигрыш, нежели свой национальный интерес. Гайдар опасается, что реакцией Кремля будет что-то вроде 'нас все предали, и теперь мы в осажденной крепости'. Он надеется, что Запад сможет занять активную позицию и предотвратить 'истерическую' реакцию такого рода.
Как отграничить Восточную Европу от русской экспансии, как закрепить демократию и рыночную экономику в восточных областях Европы, как ускорить разложение неоавторитарных режимов, приход которых после развала Советского Союза казался неизбежным, и как сделать все это, не задевая лишний раз и без того задетую Россию, ощетинившуюся ядерным оружием - вот главная геополитическая задача, поставленная 'оранжевой революцией'. По мнению Гайдара, этот момент Запад вполне может 'проспать'. Он обеспокоен тем, что Европа, в отличие от политических проектов вроде Афганистана и Ирака, отштампованных по американским лекалам, может сказать: 'Мы вам революцию не делали. Это ваша революция, сами с ней и разбирайтесь'.
Есть и другой взгляд на это. Недавно в The New Yorker вышел очерк, в котором успех 'мягкой силы' Америки на Украине - пример американской экономической модели и непрерывная поддержка украинских неправительственных организаций - ставился в оппозицию хаосу, к которому привело использование военной силы в Ираке. Не обязательно вдаваться в детали и сравнивать обе страны между собой, чтобы понять, что бархатная революция 'домашнего приготовления' имеет такое же право на внимание со стороны мирового сообщества, как и насильственное изменение режима, навязанное извне.
В словах хип-хоп-композиции, разом ставшей гимном 'оранжевой революции', прекрасно воплощается то, как мыслила Украина, поднимаясь на протест - спонтанно и в едином порыве:
Мы - не быдло,
Мы - не козлы!
Мы - Украины
Дочки и сыны!
Нет фальсификации!
Нет манипуляции!
Нет, нет, нет лжи!
Мы вместе, нас много,
И нас не победить!
Сочинение этой песни приписывается Роману Калыну и Роману Костюку, тридцатилетним музыкантам-любителям - Калын работает ведущим на телевидении, Костюк звукорежиссером - из западноукраинского города Ивано-Франковска. После фальсификации выборов 21 ноября они записали лозунги, услышанные ими на площади своего родного города, под ритм хип-хопа и уже скоро, выходя на демонстрации, пели эту песню вместе с друзьями на улицах. Кто-то - они не знают кто - вывесил текст в интернете, и почти сразу песню подхватили и начали петь в Киеве на Площади Независимости.
- Люди Ющенко говорили, что как раз думали о том, как бы придумать такую песню, когда она вот так появилась, - вспоминает Калын. Ни один, ни другой ни копейки не заработали тем, что стали авторами нового народного гимна своей страны, но им, похоже, это и не нужно.
- Эту песню мы написали для народа, - объяснил Костюк, - пусть пользуются.
Кристия Фрилэнд - заместитель редактора газеты Financial Times
____________________________________________________________
Спецархив ИноСМИ.Ru:
Состязательные выборы на Украине - пощечина авторитаризму ("The Financial Times", Великобритания)
Крах царя Ходорковского ("The Financial Times", Великобритания)
