Французское общественное мнение явно испытывает определенное удовлетворение от оскорбления, нанесенного украинцами Владимиру Путину. Но в то же время оно не совсем понимает, почему французское правительство так осторожничает по этому поводу, словно озабочено тем, как бы пощадить своего российского партнера. В этом противоречии можно усмотреть лишь противопоставление стремлений народа сделать права человека краеугольным камнем в международных отношениях и правителей, руководствующихся логикой политического реализма, и рассматривающих ту или иную страну только с точки зрения пользы, которую она может принести в различных случаях. Однако, отбросив эту классическую дилемму, становится ясно, что европейцы еще долго не смогут ответить на основной вопрос: какой должна быть их политика по отношению к России?
Понятно, что поведение Владимира Путина может лишь вызвать чувство отвращения, порожденное сталинской диктатурой, и вновь посеять страх перед советским империализмом. Можно лишь ужасаться при виде расширения центральной власти, постоянно подавляющей любую оппозицию и убивающей любое свободное высказывание. У нас вызывает трепет то, как под прикрытием идеи борьбы с терроризмом продолжается истребление чеченцев, и мы осуждаем малодушие Запада перед подобными деяниями. Короче, кажется вполне логичным удовлетворение, испытываемое от того, что Российская империя оставляет в покое окружающие ее республики, а Украина и Грузия становятся самостоятельными.
При этом можно лишь с беспокойством спрашивать себя, что же станет со страной, которая может оказаться отвергнутой международным сообществом и постепенно лишится части своей бывшей территории. Продолжать проводить политику, направленную на ее изоляцию - не означает ли это бросить ее в руки фанатиков, готовых к любым авантюрам? Чтобы избежать подобной опасности, можно, подобно Александру Адлеру, стремиться к тому, чтобы страны Запада не позволили распространиться русофобии, а 'протянуть руку той России, которую мы не перестаем унижать и презирать'. (Le Figaro, 22.12.04).
Чтобы избежать этой 'трагической изоляции России', европейцам следует находиться в первых рядах. Когда пробьет час ответить на вопрос о вступлении Турции в ЕС, они не должны колебаться в вопросе признания того места, которое занимает Россия в их наследии. Кому придет в голову мысль исключить Толстого и Достоевского, Станиславского и Шостаковича, Санкт-Петербург и Эрмитаж из европейского культурного достояния? Теперь нужно будет только развивать более тесное партнерство в области технологии, промышленности и финансов. Проявлять инициативу при использовании любой возможности приобщения России к 'большому европейскому дому'. И это будет наилучшим средством, чтобы избавиться от страха, который мы все еще испытываем.
