Стивен Бланк - профессор Института стратегических исследований при Военной академии Армии США. Высказанные в данной статье мнения ни в коей мере не отражают официальную точку зрения командования Армии США, Министерства обороны или правительства страны
В последнее время ряд аналитиков заявлял, что Россия является 'нормальной страной', вроде Турции или Мексики. Госсекретарь Колин Пауэлл (Colin Powell) также считает ее преимущественно демократической страной с рыночной экономикой, и утверждает, что после 2000 г., несмотря на вызывающие тревогу ограничения деятельности СМИ и политических партий, уровень ее демократичности повысился. (1) Следует, однако отметить, что подобная точка зрения однозначно отвергается большинством экспертов, многие из которых определяют тенденцию развития России как 'скрытый авторитаризм' (выражение принадлежит Гордону Хану [Gordon Hahn]) или нечто подобное. (2)
Теперь обратимся к вопросу о том, справедливы ли утверждения Пауэлла и других сторонников этой точки зрения, и какое значение их правильность или ошибочность имеет для США. Сам факт, что нам приходится вновь возвращаться к этому вопросу, отражает прискорбную, но глубоко укоренившуюся в американском экспертном сообществе и государственных структурах тенденцию оценивать ситуацию в России либо на основе личных отношений ее лидеров с президентами США, либо исходя из поверхностного, неглубокого анализа, не учитывающего ее историю.
Подобные поверхностные выводы - к примеру, когда на сомнительной основе одинаковых статистических показателей Турции, Мексики и России делается вывод о сходстве структуры власти в этих странах - отражает давнее - и зачастую обусловленное своекорыстием - заблуждение, свойственное исследованиям российской тематики за рубежом. Это заблуждение заключается в следующем: любое проявление внешнего сходство с западными формами дискуссий и социальными отношениями (скажем, в экономической статистике) рассматривается как свидетельство того, что Россия наконец становится 'больше похожей на нас'.
Предполагается, что в результате пяти лет мощного экономического роста российская экономика продвинулась в сторону капитализма и свободного рынка. Но в этой связи следует отметить, что одним из постоянных факторов в истории России является умение ее правителей приспосабливать западные демократические институты и процедур для выполнения по сути антилиберальных и антидемократических задач. Как отмечает российский диссидент Борис Кагарлицкий, из-за различий между российским и западными государствами и обществами западные институты, перенесенные на российскую почву, превращаются в простой фасад, за которым скрывается традиционная политическая система, больше напоминающая классическое определение 'восточной деспотии'. (3) В результате в России не возникают те социальные корни, что подпитывают западные процедуры, дискуссии и институты, и характер последних меняется до неузнаваемости.
РОССИЙСКАЯ ДЕМОКРАТИЯ И РЫНОЧНЫЕ ИНСТИТУТЫ
Как ни парадоксально, Пауэлл, говоря о состоятельности российской демократии, одновременно на страницах 'Известий' предостерегал россиян от свертывания той же самой демократии. (4) Хотя сегодня Россия, несомненно является более демократической страной, чем в 1985 г., стала ли она более демократичной по сравнению с временами Бориса Ельцина? Да и была ли Россия при Ельцине демократической страной? Она, конечно, стала более свободной, чем раньше, но демократической ее назвать нельзя из-за крайней экономической и политической коррумпированности самого Ельцина и его окружения. Кроме того, многие 'персонажи' из Ельцинского окружения - например Александр Коржаков или Олег Сосковец - проявляли не меньшую склонность к использованию полицейского аппарата в грязных, личных и антидемократических целях, чем Путин и его подчиненные. (5)
Вспомним, что в годы правления Ельцина большинство наблюдателей подвергали резкой критике существовавшие в те годы искажения демократии в политике и экономике. Но, даже если мы признаем, что в период хаотичного правления Ельцина в России, несмотря на регулярно проводившиеся выборы, наблюдался отход от демократических процедур, совершенно очевидно, что при Путине ситуация заметно ухудшилась, а атаки против демократии усилились. Так, выступая перед одним из комитетов Конгресса в 2003 г., Майкл Макфол (Michael McFaul) заявил: 'Все крупные организации, наблюдающие за ситуацией гораздо пристальнее, чем я, сегодня ставят России более низкие 'баллы', чем три года назад'.(6)
Во-первых, приход Путина к власти представлял собой государственный переворот, организованный Ельциным, его родными и окружением. Вместе с Путиным они намеренно спровоцировали войну в Чечне (вполне возможно, они же стояли и за взрывами жилых домов в Москве в 1999 г.), стремясь сохранить за собой власть. (7) Более того, непосредственной целью этого путча было избавить ельцинский режим и семью Ельцина от любой ответственности перед Думой за их политический курс и коррупцию. Так, недавно появились утверждения о том, что средства для финансирования вторжения чеченцев в Дагестан в августе 1999 г., которое и стало причиной для новой войны против Чечни, начатой в том же году, поступили от Бориса Березовского и Александра Волошина - главы президентской администрации при Ельцине. (8)
Если эта информация соответствует истине, она неопровержимо свидетельствует о том, что ельцинское окружение намеренно спровоцировало чеченскую войну, чтобы осуществить переворот, гарантируя тем самым, что преемником Ельцина станет именно Путин. Стоит отметить, что такие действия вряд ли можно считать подобающими для 'нормальной страны' - даже для Турции или Мексики при прежних режимах.
Кроме того, в период избирательных кампаний 1999-2000 гг.. и позднее, в ходе чеченской войны, Путин еще больше развратил и без того политизированные и коррумпированные СМИ, а затем заставил замолчать все независимые голоса в прессе, дополнительно ужесточив наказание за выражение оппозиционных взглядов. (9) При этом он опять же основывался на прецеденте, созданным еще при Ельцине - в годы всевластья олигархов. Как сторонники, так и противники Ельцина рассматривали СМИ лишь как политический 'футбольный мяч', используемый 'партией власти' и ее соперниками в чисто политических и групповых целях - т.е. в информационных войнах, зачастую нацеленных на подрыв репутации конкурентов. Поэтому, чтобы обеспечить себе свободу рук, государству необходимо было закрыть все частные СМИ.
Во-вторых, российские власти систематически преследуют неправительственные организации и инакомыслящих, занимающихся строительством демократии, перекрывая тем самым пути для создания независимого гражданского общества и связи России с внешним миром, который мог бы призвать режим к ответу за проводимую политику и методы достижения своих целей. В третьих, Путин и его режим подвергают репрессиям диссидентов и людей, сотрудничающих с западными организациями, равно как и тех, кто пытается внедрять хотя бы минимум прозрачности в методы ведения бизнеса - наиболее известным, но едва ли единственным примером в этом отношении является судьба М. Б. Ходорковского, главы крупнейшей в стране топливно-энергетической компании 'ЮКОС' [так в тексте. На самом деле крупнейшей топливно-энергетической компанией в России является 'Газпром' - прим. перев.] и самого богатого человека в России.
Власть старается не допустить влияния Запада в сфере финансов и бизнеса, чтобы западные принципы прозрачности и подотчетности корпоративного управления не превратились в норму и не помешали безраздельной власти нечистой на руку и алчной бюрократии над российской экономикой. В этом отношении попытка продлить существование изолированной или полуизолированной экономики напоминает параллельные - и в целом успешные - усилия по подрыву военной реформы и любого сколько-нибудь реального сотрудничества с НАТО в сфере безопасности с участием российских военных. (8) Последние также подвергают анафеме и изо всех сил сопротивляются внедрению западных принципов ответственности офицеров перед законом.
В-четвертых, одним из первых и важных шагов, предпринятых Путиным, стало частичное восстановление контроля центра над местными бюджетами и правоохранительными органами, переданного при Ельцине региональным властям. Признаем, что эта децентрализация полномочий в условиях беззакония способствовала развитию ужасающей коррупции и местного деспотизма - настолько, что у Путина и многих других представителей элиты возникло опасение о возможности распада государства. (11) Однако на это можно возразить, что проблемы, вызванные децентрализацией власти в 1990х, связаны не столько с самим этим процессом, сколько с неспособностью выстроить демократическую систему подотчетности властей и обеспечить законность, как в центре, так и на местах. Концентрация власти, не подчиняющейся закону, в России приведет не к построению демократии, а лишь к усилению бюрократического деспотизма - из-за отсутствия подотчетности и верховенства закона. В таких условиях естественным результатом становится деспотия на местном, региональном и общегосударственном уровне, сосредоточение в одних руках власти, собственности и полицейских функций.
В-пятых, за счет подкупа (привилегий и высоких постов), угроз и ошибок, допущенных оппозицией, Путин и его команда превратили Думу в институт, где царствует, как говорили еще в советские времена, 'агрессивно-послушное большинство'. Действительно, большинство депутатов нынешней Думы, выборы в которую прошли в 2003 г. под контролем путинской команды, представляет собой агрессивных государственников-неоимпериалистов, что также способствует дальнейшему подавлению либерализма и демократии. Хуже того, общественность явно поддерживает эту неоимперскую ностальгию и не проявляет особых признаков демократической ориентации. (12)
Не стоит нам многого ожидать и от деловых кругов, поскольку даже Ходорковский в покаянном письме Путину ('письме из тюремной камеры', опубликованном в 2004 г. - своеобразном продолжении давней исторической традиции, когда впавшие в немилость оппозиционеры падали ниц перед царем) глумится над идеями гражданского общества и своими 'заклятыми друзьями' среди либералов. Он дошел даже до того, что назвал Путина самым большим либералом в стране. (13) В результате ни одна из политических партий не обладает волей, идеями и средствами, чтобы сформировать достойную оппозицию режиму, да и высшие государственные чиновники не допустят, чтобы такое произошло.
В-шестых, мало того, что войне в Чечне не видно конца: не принимается никаких серьезных мер, чтобы обеспечить демократическую подотчетность многочисленных военных и полицейских структур России. Сама эта война, ставшая кульминационным моментом переворота, который привел Путина к власти, свидетельствует о том, к каким последствиям приводит необузданная деятельность этих организаций в отсутствие демократических механизмов контроля.
А в отсутствие реального демократического контроля соблазн или возможность авантюристических действий - как это было в Чечне, Косово, или в ходе многочисленных переворотов, случившихся в стране с 1991 г., когда политические лидеры использовали вооруженные силы в качестве решающего фактора (или в надежде, что они станут решающим фактором) внутриполитической борьбы - постоянно присутствует в российской политике. Кстати, тот факт, что мало кто - а то и вовсе никто - из аналитиков, специализирующихся на России, не придает ни малейшего значения отсутствию демократического контроля над многочисленными военными и полицейскими структурами страны, свидетельствует только об их самодовольстве и интеллектуальной скудости. (14)
Все эти военно-полицейские ведомства подотчетны не Думе или суду, а исключительно самому Путину, и в выполнении своих функций по сути пользуются полной свободой действий. В свою очередь, их бюджеты по-прежнему в основном находятся вне сферы реального демократического контроля. Неудивительно, что война до сих пор продолжается, а вооруженные силы не в состоянии приспособиться к потребностям современных боевых действий. В отсутствие военной реформы призывников рассматривают по сути как крепостных, или, пользуясь выражением русского революционера 19 века Александра Герцена - 'крещеную собственность'.
Старшие офицеры регулярно совершают в отношении призывников самые ужасные преступления и подвергают их нещадной эксплуатацией, пользуясь почти полной безнаказанностью. Чтобы обеспечить лояльность вооруженных сил, и в связи с донесениями о недовольстве рядовых и офицеров чересчур прозападной политикой Путина, после прихода последнего к власти количество офицеров по работе с личным составом и численность аппарата контрразведки, занимающегося слежкой за офицерами, были существенно увеличены. (15)
Практика использования полиции для слежки за армией уходит корнями еще в советские времена, однако Ельцин придал ей постоянный характер. К 1996 г. офицерский корпус, судя по всему, на треть состоял из сотрудников тайной полиции или лиц, которых последние вынуждали шпионить за товарищами. (16) Вряд ли только армия удостоилась этой сомнительной привилегии, из чего следует вывод, что полицейский аппарат поставлен выше закона, и глубоко проник в общество еще до того, как Путин пришел к власти и расширил эти функции. Полиция еще менее подотчетна, чем другие ведомства, а ее полномочия постоянно расширяются, что, согласно недавним сообщениям, способствовало возвращению страха перед полицией, характерного для советских времен. (17) Результатом подобного отсутствия подотчетности является не только усиливающаяся тенденция к незаконному заключению под стражу потенциальных оппозиционеров, но и повсеместная коррупция в этих службах и иных государственных структурах.
Так, по словам Дэвида Сэттера (David Satter), 'беззаконие в России - неотъемлемая черта повседневной жизни. Бизнес в стране ведется по 'законам джунглей': самые простые действия могут осуществляться лишь под защитой вооруженной силы: Единственными реальными конкурентами бандитов являются правоохранительные органы. Долгое время банды обладали фактической монополией на рэкет, но, когда руководители правоохранительных служб осознали возможность получения громадных прибылей за счет этой деятельности, эти службы также начали выступать в роли 'крыши'.
Сегодня охранные фирмы, связанные с Министерством внутренних дел, Региональными управлениями по борьбе с организованной преступностью (РУБОПами) и Федеральной службой безопасности (ФСБ) предлагают клиентам защиту за деньги, особенно в Москве. Государственная 'крыша' дает определенные преимущества по сравнению с криминальной, поскольку эти структуры, в отличие от банд, реже предают своих клиентов, и от их услуг к тому же можно отказаться. Однако участие полицейских органов в 'крышевании' подрывает само понятие правоохранительной деятельности и косвенно превращает рэкет в норму жизни'. (18)
В этом отношении Россия не только сравнима с Мексикой и Турцией при прежних режимах, но возможно даже и превзошла их пресловутые 'достижения' в области государственной коррупции. Хотя Путин якобы считает полицию и армию наиболее пригодными структурами для вербовки компетентных и незапятнанных кадров для исполнительной власти, по уровню коррупции они явно не отличаются от своих предшественников, и именно потому, что отсутствие верховенства закона фактически предопределяет распространение коррупции в государственных органах. Как показывают Сэттер и Всеволод Соколов, политика государства по сути способствует сращиванию организованной преступности с бизнесом, государством и правоохранительной системой. (19) Это стало дальнейшим развитием явления, возникшего еще при Ельцине, когда многие преступники стремились обеспечить себе иммунитет от уголовного преследования, став депутатами Думы или наладив связи с чиновниками местных и центральных органов власти. (20)
СРАЩИВАНИЕ ПРЕСТУПНОСТИ С ГОСУДАРСТВОМ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОССИИ
Сегодня, однако, можно выделить и некоторые новые тенденции. Первая из них связана с использованием боссов организованной преступности в качестве орудий государственной политики внутри страны и за рубежом. (21) Подобные методы характерны прежде всего для внешнеполитического курса в отношении стран Восточной и Центральной Европы, а также Австрии и Германии (22) В результате, обобщив множество фактических данных, Януш Бугайский (Janusz Bugajski) приходит к выводу, что подобное проникновение криминала в государства Восточной и Центральной Европы, в том числе страны СНГ, превращается для правительств последних в серьезную проблему с точки зрения безопасности, поскольку данные криминальные структуры не только дестабилизируют обстановку в этих государствах, но и служат политическим интересам Москвы.
В 1990х гг. русская мафия необычайно расширила свою деятельность по всему региону, создав там разветвленные структуры, занимающиеся незаконной деятельностью - контрабандой наркотиков, отмыванием денег, международной проституцией и перевозкой нелегальных мигрантов. В некоторых странах российские преступные синдикаты конкурируют с местными группировками, а в других действуют совместно или дополняют их. Аналитики из стран региона считают, что российские разведслужбы координируют деятельность нескольких преступных группировок за рубежом и используют часть их ресурсов для политического и экономического влияния на некоторые государства Восточной Европы. (23)
Газовая сделка с Туркменистаном, которую Россия заключила в апреле 2003 года и которая была ключевым ходом великой стратегии Путина по обеспечению лидирующей роли России в планируемом газовом аналоге ОПЕК, служит примером этого процесса, поскольку тоже связана с Центральной Азией. Для транспортировки газа из Туркменистана в Россию и на Украину была выбрана фирма Trans Ural (так в тексте, на самом деле она называется Eural Trans Gas - Прим. пер.), зарегистрированная в венгерской деревушке Чабды и возглавляемая одним из самых известных российских воров в законе, Семеном Могилевичем. Trans Ural на этой сделке должна была заработать от 320 млн. до 1 млрд. долларов, что явно наводит на неприятные размышления. Во-первых, это демонстрирует смешение в России правительства, крупных энергетических компаний и криминальных группировок и их взаимное обогащение за счет граждан не только России, но и СНГ. Поскольку эти компании уже выделяли значительные суммы на переизбрание президента Путина, он и его коллеги не могут делать вид, что не знают о прошлом Trans Ural. Таким образом, перед нами наглядное доказательство криминализации политики в российской энергетике - самом важном секторе экономике, при том контролируемом государством и спецслужбами. (24)
Случай с Туркменистаном нельзя назвать необычным. Попытки России свергнуть правительства восточноевропейских стран путем экономического вмешательства, подкупа политиков, действий разведки и т.д., начались как минимум в 1997, а может и раньше. Свидетельства из Чехии, Болгарии, Венгрии, Словакии, Польши и Прибалтики убедительно подтверждают слияние российской энергетики и других отраслей с разведслужбами, организованной преступностью и правительством и указывают на стратегические политические решения Москвы. (25)
И действительно, признаки этого мы видим в продолжающихся экономических амбициях России в Прибалтике, на Украине и на Балканах, где она пытается захватить ключевой энергетический и другие экономические сектора, использовать их активы для компрометации политического руководства и создать основу для внутреннего свержения этих правительств через связи с разведкой и преступными организациями. Недавний импичмент президента Литвы Роландаса Паксаса (Rolandas Paksas), имевшего подобные связи с организованной преступностью и разведкой, подчеркивает таящиеся здесь опасности. (26)
В Германии мы также наблюдаем давние попытки российской разведки коррумпировать компании через связи с российской организованной преступностью. (27) Точно также мы видим связи российской мафии с колумбийскими наркобандами. Кроме того, упорно циркулируют слухи о ее связи с 'Аль-Каидой'. (28)
Еще один вид слияния правоохранительных структур, преступности, правительства и энергетических компаний отчетливо виден в регулярном сотрудничестве между милицией и компаниями вроде 'Газпрома', которое Тор Букеволл (Tor Bukevoll) называет 'совместительством' - когда агенты 'начинают заниматься коммерческой деятельностью, сохраняя свои старые связи, а иногда и остаются на службе, занимаясь коммерческой деятельностью на стороне'. (29)
Учитывая давние связи 'Газпрома' и других российских энергогигантов со спецслужбами страны, широко известное сотрудничество этих институтов с организованной преступностью и российскими энергетическими и другими компаниями, о котором говорят по всей Центральной и Восточной Европе, и причастность этих служб к перевороту в Туркменистане в 2002 году, не говоря уже о более ранних переворотах в Грузии и Азербайджане, смысл этого захвата элементов государственной внешней политики становится гораздо более ясным для всех заинтересованных лиц. Другими словами, слияние преступности, бизнеса, правоохранительных органов и внешней политики глубоко институционализировано и является отличительной чертой великой стратегии Путина.
Кроме того, учитывая прошлое Путина, нет ничего удивительного в том, что он окружил себя так называемой 'милитократией', огромной и постоянно увеличивающейся группой чиновников, чьи резюме говорят о службе в армии или политической полиции. Эти чиновники затем 'парашютируют' на высокие позиции в экономической администрации, региональном правительстве, дипломатической службе и т.д. (30) Даже если они честны, что весьма сомнительно, их позиция чрезвычайно статична и недемократична. Разумеется, они не склонны терпеть либерализм, гражданские права или политику, ориентированную на Запад, что уже превосходит простые деловые сделки. Хотя Путин сейчас собирается сократить бюрократический аппарат на 20%, он отказывается понять, что только подлинная ответственность и правление закона, а не объявленная им фальшивая диктатура закона, могут обуздать деспотизм бюрократов и их постоянных рост. Похоже, что не понимает он также и того, что его внутренняя и внешняя политики настолько переплелись, что первая во многом определяет вторую, и это слияние не может не возродить сомнения всех потенциальных партнеров России в его курсе.
ПОНЯТЬ РОССИЙСКУЮ РЕАЛЬНОСТЬ
Эксперты в России и за рубежом называют эту систему управляемым плюрализмом или управляемой демократией, она сочетает авторитарные и демократические тенденции и направляет их сверху, не испытывая необходимости отчитываться перед кем-либо в действиях исполнительной власти. По сути это является тем, что Уильям Кларк (William Clark) назвал 'потемкинской демократией'. Как пишет Евгения Альбац, 'форма демократических институтов должна быть сохранена, а их суть изменена таким образом, чтобы они, по сути, были представителями государства - лояльными, послушными и признательными тем, кто их избрал. Глава кремлевской администрации Александр Волошин даже изобрел прилагательное для организаций, которые вписываются в этот вид 'демократии', - договороспособные'. (31)
Неудивительно, что Путин и сочувствующие наблюдатели ссылаются на пример последнего великого реформатора царизма, Петра Столыпина, который в 1906-1911 был премьер-министром и министром внутренних дел. Без сомнения, Путин, как и Столыпин, не против частной собственности и капитализма, если только они контролируются сверху. Но ни один из этих политиков не хотел или не хочет доверять демократии и правлению закона.
Вместо этого Путин, как и Столыпин, настаивает на неограниченной прерогативе исполнительной власти, которая в случае с Путиным более опасна, потому что, в отличие от Столыпина, но одновременно и царь, и президент. Концепция управляемого плюрализма или управляемой демократии является насмешкой над плюрализмом и демократией, потому что параметры социально-политического развития не появляются снизу, как при подлинном плюрализме и демократии, а подвергаются нарочитым и деспотичным манипуляциям сверху. На самом деле, эти российские ссылки на плюрализм являются иллюстрацией к замечанию Кагарлицкого об искажении западных концепций в российской практике.
В любом случае, упоминание о Столыпине раскрывает карты. В 2004 Россия возвращается в 1910 и ситуацию, когда царь, придворные консерваторы и бюрократия заблокировали политику Столыпина, что привело к его окончательному политическому провалу. Более того, он был убит человеком, который, возможно, был агентом его собственной тайной полиции, что иллюстрирует опасности неограниченного полицейского контроля тогда и сейчас. Несмотря на свои реформы, он не смог контролировать собственных дипломатов, которые были заняты своими интригами на Балканах, что привело к серьезным кризисам, напрямую подорвавшим его в остальном мирную внешнюю политику и приведшим прямо к Первой мировой войне. (32)
Кроме того, Столыпин усилил российский шовинизм (который всегда является опасной политикой в многонациональной империи), и этот пример получил резонанс сегодня, когда имперская ностальгия и шовинизм охватывают огромные группы населения и стимулируются официальной и квази-официальной пропагандой и когда обычным делом является публикация и распространение через СМИ анти-исламистских материалов в свете войны в Чечне. Итак, возрождение царистской модели, даже если экономика развивается, наводит на мысль о том, что Россия по-прежнему остается пленницей своего исторического прошлого. Продолжающееся существование царистской модели или, по крайней мере, ее элементов можно легко доказать.
Ссылки на Турцию и Мексику тоже заводят в тупик, поскольку эти два авторитарные государства, родившиеся в 1920х годах, зашли в тупик в то же время, что и Советский Союз. Они также предлагают наглядное доказательство коррумпированности правоохранительных органов их режимов, которые в обоих случаях были глубоко вовлечены в террористическую деятельность, наркобизнес и другие виды преступной деятельности. Достаточно вспомнить многочисленные кризисы в Турции и Мексике и оказание им финансовой помощи в прошлом поколении, чтобы понять, что их модель однопартийного правления и так называемого 'управляемого плюрализма' ведет к постоянным экономическо-политическим кризисам и нестабильности. Эти тупики и постоянные кризисы политической и экономической системы в Мексике и Турции вместе с врожденной склонностью российской системы к авантюризму показывают нам, что Россию никак нельзя назвать нормальной.
Но российская элита не удовлетворится положением, сравнимым с Мексикой или Турцией. Она и ее общество упорно цепляются за чисто империалистическое представление об их государстве как о крупной державе, если не сверхдержаве. (33)
Россия претендует на исключительную роль в мировой политике, что полностью отлично от того, что приняли или приняли бы Мексика и Турция. Заявление, что эти страны являются образцом российской 'нормальности' попадает в ловушку, описанную Кагарлицким. Оно принимает во внимание только поверхностную статистику и на этом основании предполагает, что Россия становится больше похожей на нас. Тем не менее, и частично из-за этой имперской ментальности, Россия остается ядерной державой с устаревшей инфраструктурой, сокращающейся численностью населения и серьезными социально-экономическими вызовами. К тому же, это государство с главным образом эксплуататорской экономикой, которая зависит от цен на нефть и природный газ. Как выяснил Всемирный банк, эта экономика чрезвычайно зависит от государственных энергетических секторов, слишком подвластных государству, часто организованных слишком непрозрачно и враждебных истинной рыночной экономике. (34)
В то же время дело Ходорковского подчеркивает еще одну, взаимосвязанную с предыдущей, причину политической деформации России, которая беспрепятственно продолжается, а именно отсутствие какой-либо концепции неотъемлемого права собственности, концепции, которая лежит в основе западного опыта, но совершенно чужда российской истории. (35)
Для царей и советских правителей государство было личной собственностью, вотчиной. Даже в 1913 году на принадлежащий или подконтрольный государству сектор приходилось более 50% ВВП России. (36) Следовательно, никто не мог пользоваться неотъемлемыми правами на частную собственность, и все государство было личной вотчиной царя. Несмотря на разговоры о капиталистическом развитии и рыночных механизмах, во многих отношениях современная Россия остается прежней. Хотя олигархи владеют огромными состояниями, они получили их через государство и, как Путин и его подчиненные более чем ясно дали понять, остаются богатыми только с его дозволения. Как и в царской России, компаниям говорят, что только если они, по указке государства, будут выделять деньги на социальные нужды, которые правительство не может или не хочет финансировать, им позволят сохранить их богатства. (37)
Эта давняя традиция смешивает политическую и экономическую власть на всех уровнях и является насмешкой над любой концепцией индивидуальных гражданских прав и прав человека. Это тоже давняя тема в России, где государство принуждает подданных платить за программы, которые само должно спонсировать, но не может или не хочет этого делать из-за собственной неэффективности, коррумпированности или других проблем. Или оно принуждает оказывать государству бесплатные услуги, потому что не может или не хочет собрать достаточно налогов, чтобы оплатить законные нужды общества. Таким образом, деспотизм бюрократов и милиционеров беспрепятственно продолжается, и мы наблюдаем бесконечное воспроизведение спонсируемого государством национализма и культов личности, явную, но карикатурную черту нынешнего режима, которая лишь доказывает внутреннюю незащищенность Путина и его окружения.
ДЕЛО ХОДОРКОВСКОГО И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ
События, окружающие арест Ходорковского в 2003 году, являются примером продолжающейся деформации, происходящей из патриархальной традиции, по которой власть и собственность являются синонимами, а правитель или государство обладает решающим правом на собственность.
Несомненно, что Ходорковский заработал состояние нелегальным путем. Однако в этом отношении он ничем не отличается от многих других, включая тех, кого режим решил простить или проигнорировать, потому что они остаются в стороне от большой политики. Ходорковский же выделился тем, что открыто бросил вызов существующему положению вещей.
Он финансировал оппозиционные политические партии и подумывал о том, чтобы баллотироваться в президенты в 2008 году. Он боролся с правительством за контроль над трубопроводами и их маршрутами, а также над налогами на добычу энергоносителей, пытаясь повлиять на законодательную деятельность откровенно и неуклюже. Очевидно, он понял, что без частного контроля государство всегда сможет указывать производителям, и нежелание Москвы отказаться от контроля над трубопроводами подтверждает его догадку. (38)
Кроме того, Ходорковский хотел допустить к участию в нефтяных компаниях иностранные, то есть, американские фирмы, что неминуемо ударило бы по широко распространенному недостатку прозрачности во всем государстве и стратегическом энергетическом секторе. Москва же не желала уступать контроль над этим сектором, используя его как инструмент для получения монопольных прав как в Центральной Азии, так и в поставках нефти и газа в Европу. (39) Хотя Ходорковский хотел расчистить место для частной власти, в основном своей собственной, правительство отказывается расстаться с контролем над самым важным сектором российской экономики и таким образом мешает росту частного капитала, бизнеса и демократии, более того, Россия не может допустить развития в бывших советских республиках, опасаясь, что они станут угрозой отечественной структуре власти, и, следовательно, вынуждена отказываться 'экспортировать демократию'. (46) Вместо этого она поддерживает всех репрессивных и коррумпированных правителей на постсоветском пространстве, пытаясь усилить свое влияние и достичь компромисса с тамошними элитами, одновременно укрепляя контроль над их экономиками.
Темур Басилиа, специальный помощник бывшего президента Грузии по экономическим вопросам, писал, что для правительств стран СНГ торговля тесно взаимосвязана с инвестициями и проблемами безопасности. Также он указывал на то, что Россию в Грузии воспринимают как угрозу безопасности страны:
В наши дни многие на Западе верят в то, что Россия изменилась, перестроилась, и теперь стремится в сотрудничестве с соседними государствами соблюдать международные нормы. Некоторые евразийские страны с этим мнением могут не согласиться и, напротив, сказать, что российский менталитет изменился незначительно, и что Россия продолжает рассматривать 'ближнее зарубежье' как сферу своего общественного влияния. После второй войны с Чечней существует широко распространенное мнение, что Россия считает насилие главным инструментом решения социально-политических проблем, особенно в отношении нерусских народов бывшей империи. Таким образом, интеграция в международное сообщество должна рассматриваться как гарантия безопасности и дальнейшего развития. (47)
Также Басилиа писал, что во многих государствах СНГ - например, в Грузии и на Украине - 'острый вопрос выбора между тем, куда склониться - к России или к Западу - ассоциируется с вопросом выбора между двумя моделями общественного развития'. (48). Склониться к Западу означает подвергнуть себя определенной угрозе, вплоть до того, что посол России в Киеве и бывший премьер-министр России Виктор Черномырдин публично осудил политику неприсоединения Украины ни к НАТО, ни к России, от лица Москвы призвав Украину сделать свой выбор. (49) Новый министр иностранных дел России Сергей Лавров уже успел подвергнуть Украину критике за намерение войти в НАТО или проводить на своей территории совместные операции и учения с силами НАТО (50).
То, что немалая часть российской элиты выдвигает мнение, что выживание России как государства в той форме, в которой оно существует сейчас, неразрывно связано с неоимпериалистическим воссоединением единого постсоветского экономического, а, может, и политического пространства, даже еще яснее демонстрирует, что Россия и ее элита до сих пор воспринимают свою страну как империю. Это отражается в общем настроении российской элиты, отказывающейся 'считать, что существование Российской Федерации в ее нынешней форме является свершившимся фактом'. (51)
И, конечно, о таком образе мысли ясно говорят и попытки ослабить законно избранную власть и нарушить работу капиталистической экономики стран Восточной Европы. Недавно Анатолий Чубайс, глава российской электрической корпорации 'ЕЭС', открыто призвал Россию строить свои отношения с СНГ на основе программы создания либеральной империи, которая, с точки зрения российской истории, стала бы совершенно инородным образованием. Он не скрываясь говорил о том, что собирается перекупить все системы электроснабжения стран Закавказья, что еще более подчинило бы экономику этих стран российскому диктату. (52)
Действительно, России уже принадлежит 90 процентов электричества Армении; они имеет долю в энергосистемах Казахстана и Грузии и планирует выходить в Болгарию, Словакию, Латвию и Литву. (53) Чубайс открыто поддержал аргумент о том, что, чтобы выжить, России необходимо расширяться и разрабатывать все свои ресурсы в как можно более полном объеме. В ином случае, то есть если Россия не будет господствовать в этом регионе, она не сможет оставаться великой державой и не выживет как государство вообще. (54) Хотя таким аргументам уже много лет, и восходят они еще ко временам Российской империи, наблюдать, как те, кого все считали сливками российского либерализма, говорят такое, чтобы было бы больше под стать
