'Внутри путинской России' - Эндрю Джек (Andrew Jack). Oxford Univ. 362 pp. $30, 'Русский перекресток: вперед, к новому тысячелетию' - Евгений Примаков. Yale Univ. 337 pp. $35
'Оранжевая революция' на Украине недаром стала одним из самых воодушевляющих событий прошлого года. Еще бы - коррумпированные чиновники попытались украсть у народа победу на выборах и сделать президентом премьер-министра Виктора Януковича, но украинское общество не стерпело этого и потребовало, чтобы к власти пришел истинный победитель - лидер оппозиции Виктор Ющенко. Сотнями тысяч люди надевали дерзкие оранжевые одежды и в течение двух недель выходили на улицы городов, не страшась трескучего мороза, чтобы непрестанно требовать от правящего режима признания истинного исхода голосования - и это в стране, дотоле не известной ни одним успешным революционным восстанием.
После тяжелого противостояния режим сдался. Верховный Суд назначил новый тур выборов, который легко выиграл Ющенко. Конечно, президент Ющенко, как и любой, кто пришел к власти в результате революции, никогда не претворит в жизнь все радужные надежды его сторонников. И все же прорыв на Украине может сделать так, что, как бы ни был тернист путь демократии, страна больше не сойдет с него.
Сегодня Украина, а завтра Россия? Море оранжевого света из центра Киева должно как минимум развеять затертый стереотип о том, что все славяне аполитичны, пассивны и склонны к тому, чтобы ими правили авторитарные лидеры. У украинцев нет большого опыта жизни в демократической политической системе, но все же им удалось превозмочь груз своего исторического наследия и выйти на путь более демократического избрания своих лидеров и демократического правления народом. Почему бы и русским не быть способными на то же самое?
Однако, если прочесть книги Эндрю Джека 'Внутри путинской России' (Inside Putin's Russia) и Евгения Примакова 'Русский перекресток' (Russian Crossroads), на ум приходит ответ 'если и да, то не скоро'. Обе книги очень разные, но в каждой по-своему подчеркивается одно и то же - в ближайшем будущем возрождение демократии в России вряд ли произойдет.
Примаков в своей книге показывает - возможно, сам того не желая, - что одним из самых серьезных препятствий остается наследство коммунистической советской империи - которое, кстати, он сам в некоторой степени и олицетворяет. Примаков принадлежит к той части элиты Советского Союза, которой удалось успешно переместиться в элиту постсоветской эпохи.
В своем произведении - вроде мемуары, а вроде и нет - он изо всех сил старается изобразить себя скептиком и даже диссидентом в рамках советской системы, но, как ни крути, он был человеком этой системы: сначала работал корреспондентом 'Правды' - главного рупора правящей партии, - затем занял пост главы одного из самых престижных советских научных институтов, а в конце концов стал членом Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза. Когда в стране происходит революцию, членам правящей элиты такого калибра, как Примаков, довольно редко удается ее пережить (иногда в обоих смыслах этого слова). Однако Примаков не ушел со сцены и в постсоветской России, сначала работая главой службы внешней разведки, затем министром иностранных дел и, наконец, премьер-министром. В течение почти десяти лет после распада Советского Союза он был самым популярным политиком в России.
И сам тот факт, что в постсоветской России ему удается сохранять свое влияние, лишний раз подчеркивает, что между Советским Союзом и сегодняшней Россией сохраняется неразрывная связь. В 1990 и 1991 годах граждане России, как сегодня украинцы, часто и массово выходили на улицы городов, требуя для себя менее коррумпированного и более демократического правительства. В августе 1991 года упала последняя капля - русским снова пришлось объединиться, чтобы предотвратить попытку государственного переворота, совершенную ортодоксальными коммунистами - противниками реформ Михаила Горбачева. Попытка переворота провалилась, а вместе с ней скоро настал конец и самому Советскому Союзу.
И все же - ярким примером чего и является карьера Примакова - после августа 1991 года изменилось не все. Советская политическая и экономическая элита до некоторой степени приспособилась к новой реальности, принеся с собой в новую эпоху советские обычаи и образ мышления, во многом антагонистичные демократии. Например, и Примаков, и Джек одинаково подчеркивают, что зарождающиеся основы демократической культуры были подорваны, а и без того слабые демократические институты ослаблены приватизацией, которой безраздельно управляли представители той же старой советской элиты. Как и в Советском Союзе, все призы достались тем, кто связан с государством, в то время как 'народ' - простые граждане - в очередной раз остались за бортом.
Лучше всего в 'Русском перекрестке' показывают, насколько все же велик груз советского наследия, собственные слова Примакова о политике. Например, историю 2000-2001 годов о том, как президент России Владимир Путин подавлял свободу единственного крупного независимого телеканала НТВ, Примаков пересказывает в защитительных тонах, утверждая, что 'на свободу прессы в России никогда никто не нападал'.
'Ясно', - добавляет он - при том, что сейчас производство программ на НТВ управляется людьми, тесно связанными с Путиным - что сейчас в передачах содержится 'даже больше прямой и косвенной критики российского руководства, чем раньше', когда каналом владел независимый собственник. Трудно строить демократию с лидерами, у которых такие взгляды, причем в сегодняшней России большинство государственных мужей, включая самого Путина, с охотой разделяют версию Примакова.
Так же легко в среде российской элиты находят понимание и его слова о том, что происходит в мире. В подавляющем большинстве частей своей книги, посвященных вопросам внешней политики, от операции 'Буря в пустыне' до войны в Косово, Примаков твердо встает под знамена антиамериканского лагеря. Потому-то, к сожалению, нам становится все яснее, почему интеграция демократической России в западное сообщество остается проектом далекого будущего - и это в самом лучшем случае.
Советскому наследию - в том его виде, в каком его представляет Примаков - надо отдать должное в том, что для политического развития России оно не стало исключительно вредным явлением. Примаков решительно встал на сторону тех, кто боролся с путчем в августе 1991 года и сыграл действительно героическую роль в выводе страны из финансового кризиса в августе 1998 года, когда стал новым премьер-министром. И, кроме того, он принял решение - чуть ли не такое же важное, как решение провести либеральные реформы - не использовать для захвата власти свое положение премьер-министра при как физически, так и политически тяжелобольном президенте Борисе Ельцине. Он держался правил политической игры и ушел без боя, когда был отправлен в отставку тем же Ельциным, проведя в качестве председателя правительства всего девять месяцев. Действия Примакова, как и большинство шагов, предпринимавшихся в 90-е годы левой оппозицией, были демократическими по сути и заслуживали соответствующего признания.
Конечно, советское наследие лишь частично объясняет, почему у российской демократии не получается пробить себе дорогу. В конце концов, Украина унаследовала от Советского Союза те же самые общественные институты и те же привычки, что и Россия - в том числе и привычки власть предержащих. Пример - Владимир Путин.
Каждый по-своему, но и тот, и другой - и Примаков, и Джек - не устают напоминать читателям о том, что не Ельцин построил либеральную демократию, и не Путин ее разрушил. При том, что бывший премьер-министр выражает глубокое уважению лично Ельцину, в своем произведении он камня на камне не оставляет от той системы, создание которой стало возможно в последние годы президентства Ельцина. Примаков пишет, что в те годы, когда он был премьер-министром, на самом деле Россией правила 'Семья' - узкая, тесная, коррумпированная и безжалостная группировка, зацепившаяся за Кремль, во главе которой стояли дочь президента Татьяна Дьяченко, начальник его администрации и олигарх Борис Березовский.
Джек согласен с Примаковым, хотя использует несколько другие слова, чтобы сказать то же самое. Ельцин первым нанес удар по зарождающейся российской демократии, расстреляв парламент в октябре 1993 года, а затем без устали заливая елеем мозги избирателей, одобривших а результате новую конституцию, по которой президенту давалось больше полномочий. Когда это было сделано, он позволил использовать свою централизованную систему в личных финансовых интересах узкой группы российских олигархов, тесно связанных с обитателями Кремля. Джек также напоминает читателю, что в то время, когда Ельцин был у власти, он позволял региональным лидерам править исключительно по собственному желанию. Как пишет Джек, 'степень демократизации в России при Ельцине, возможно, несколько преувеличена'.
А уж если Ельцин не продвинул демократию так далеко вперед, то и Путин, получается, не отодвигал ее так уж далеко назад. Если в 2000 году, когда Путин стал президентом, Россия не была демократическим государством, тогда о каком отходе от демократических ценностей может идти речь? Рассказ Джека об эре Путина наводит на размышления о том, что между Ельциным и Путиным очень много общего; тем не менее, Джек подчеркивает позитивные экономические реформы и прогресс во внешней политике, произошедшие при Путине.
Джек взвешивает, как на точных весах, достижения Путина за его первый президентский срок - налоговую реформу, бездефицитные бюджеты, существенно сниженные объемы иностранных заимствований и быстро растущую экономику, - что позволяет считать его книгу самым, пожалуй, полным напечатанным ныне рассказом о первых четырех годах Путина у власти. Джек не без оснований замечает, что Путин добился прогресса больше благодаря удаче, нежели разумной экономической политике, так как большую часть роста обеспечили девальвация рубля в 1998 году и высокие цены на нефть. Однако Джек не преминул и заметить, что Путин не растранжирил то, что ему пришло (по крайней мере, в течение первого срока) на безумные государственные расходы или бездумное вторжение в экономику.
Хорошие оценки от Джека Путин получает и за прагматизм во внешней политике, хотя на Украине вряд ли с охотой разделят взгляд Джека на российскую политику относительно Содружества независимых государств как на партнерство равных, а не как на неоимпериалистическое образование.
Вообще в том, что касается политики, Джек прямо из кожи вон лезет, чтобы похвалить Путина, пусть даже по принципу 'не пойман - не вор'. Но при этом Джек - еще и слишком хороший журналист для того, чтобы игнорировать факты. А факты - упрямая вещь, и говорят они о том, что Путин на самом деле подавляет демократические общественные институты. Как бы ни слабы они были в конце ельцинского правления, именно Путин - и только он - сделал так, что сейчас они намного, намного слабее.
В нескольких прекрасно написанных главах Джек подробно раскрывает, как Путин продолжал жестокую и беспобедную войну в Чечне, практически захватил контроль над всеми главными национальными телевизионными каналами, превратил законодателей в обеих палатах парламента в простых секретарей, по собственному усмотрению решил судьбы своих политических противников - кого выгнал из страны, кого посадил в тюрьму, - устраивал для своих людей победы на региональных выборах, арестовывал видных журналистов, ослабил политические партии и соответственно усилил ФСБ (бывший КГБ).
Каждый из этих шагов по отдельности может и не быть воспринят как признак отката от демократии. В конце концов, правительство в Чечне все равно не работало, а террористы работали и работают до сих пор; практически у всех российских олигархов рыльце точно в пушку; кое-кто из региональных баронов, которых удалось прижать Путину, действительно вели себя как князьки в собственных вотчинах; да и те богачи, что сидят сейчас за пределами страны или в пределах тюрьмы, явно не тянут на звание борцов за идею. Да и вообще, все считают, что России, чтобы развивать рыночную экономику и демократию, нужно более эффективное государство. Однако если все это рассмотреть вместе, становится видно, что все эти шаги - звенья одной цепи, которой сковывается любая власть за пределами кремлевских стен. Таким образом, от сегодняшней Украины сегодняшняя Россия разительно отличается тем, что в ней есть Путин, а у него есть 'успешные' политические преобразования.
Были ли авторитарные политические реформы Путина необходимы, чтобы подстегнуть экономический рост? Время от времени Джек вроде бы собирается сказать 'да', но представляет маловато доказательств - возможно, делает это даже намеренно. Разве есть связь между профицитом российского бюджета и жестокостью, с которой ведется война в Чечне? А много ли к золотовалютным резервам России добавляют аресты людей, протестующих в центре Москвы против этой войны? Только представьте, насколько выше были бы показатели экономического роста в России за последние несколько лет, если бы демократия при этом строилась, а не сравнивалась с землей.
Мы еще не знаем, не попытается ли Путин в течение своего второго срока ударить вообще по всем элементам демократии. Но если он это сделает, то растворятся в воздухе и экономический рост, и политическая стабильность, на которых сейчас зиждется его популярность, и тогда на Красной площади тоже начнут мелькать оранжевые шарфы.
Майкл Макфол - доцент политологии в Стэнфордском университете, старший эксперт Института Гувера (Hoover Institution, 'Институт проблем войны, революций и мира им. Гувера' при Стэнфордском университете - пер.).
___________________________________________________________
Избранные сочинения Майкла Макфола на ИноСМИ.Ru
Своей свободой Украина обязана журналистам ("Mercury News", США)
Путин играет по крупному - и проигрывает ("The Weekly Standard", США)
Взгляд из Вашингтона ("The Moscow Times", Россия)
Нужно заниматься Россией ("The International Herald Tribune", США)
Россия на 'осадном положении' ("The Washington Post", США)
'Твердая рука' Путина подводит Россию ("The Washington Post", США)
Буш слишком долго хранит молчание ("National Public Radio", США)
Буш-младший мало что получил от тесной дружбы с Путиным ("The Washington Post", США)
Россия-США: Стабильные застойные отношения ("The Moscow Times", Россия)
Рискованный поворот Путина к Западу ("Christian Science Monitor", США)
Воспользоваться российским саммитом, чтобы продвинуться еще на шаг ("The New York Times", США)
