Элен Каррер д'Анкос - постоянный секретарь Французской Академии
Революция роз, оранжевая революция - народы, еще пятнадцать лет назад находившиеся под советским господством, с трудом утверждаются в способности самим выбирать собственную судьбу. И так легко противопоставляется их жизнелюбие россиянам, которые, как видно, не проявляют ни малейшего желания, не делают даже робких попыток стряхнуть с себя тяжелое прошлое. Такое поспешное и несколько презрительное суждение игнорирует тот факт, что сигнал, положивший начало всем этим движениям, пришел пятьдесят лет назад из России. Именно в России, в самом сердце системы и началась оттепель.
8 февраля 1955 года Сталин, умерший двумя годами раньше (5 марта 1953 года) и оставивший неизменной казавшуюся всесильной политическую систему, умер во второй раз, когда против него были выдвинуты обвинения перед лицом истории. Длившаяся два года борьба за место его преемника, столкнувшая после устранения Берии двоих - Маленкова и Хрущева - закончилась победой второго.
При полном молчании страны Маленков, с 1952 года возглавлявший правительство, считая себя назначенным Сталиным преемником, признал в тот день перед Верховным Советом целую серию допущенных ошибок, а главное, собственную неспособность играть отведенную ему роль, и подал в отставку.
До сих пор сценарий был советскому народу прекрасно известен. Саморазоблачения, отставка являлись приговором к физическому устранению. Но ничего подобного не произошло. Маленков продолжал занимать посты в партийном руководстве, а на досуге плел интриги против победителя - Никиты Хрущева. Это было равнозначно политической революции. Впервые со времени смерти Ленина в 1924 году политический руководитель смог лишиться полномочий и при этом остаться в живых, а близкие к нему люди не потерпели вместе с ним крушение и сохранили свое место в политическом обществе.
Тот, кто стал победителем, Никита Хрущев, яркий персонаж, с мужицкой внешностью и неожиданными выходками, повинный в мучениях украинских крестьян в 30-е годы, с этого самого момента и в последующие десять лет будет утверждать свою власть и сумеет потрясти всю унаследованную от Сталина систему. Конечно, сначала он делил власть с маршалом Булганиным, преемником в правительстве Маленкова. Но эта бесцветная личность не смогла ни затмить его, ни воспрепятствовать его начинаниям, которые в том, 1955 году, имели серьезные последствия.
Прежде всего, Хрущев, как и обещал, ускорил начатое в 1953 году Берией, которого ненавидели все в СССР, освобождение узников Гулага, стремясь таким образом сменить образ тюремщика страны на образ освободителя. Заключенные были освобождены, но количество их (едва составлявшее сто тысяч) было очень незначительным по сравнению с более чем восьмью миллионами узников Гулага. Но, даже освободившись, они не смогли стать полноправными свободными людьми. Наконец, 10 марта 1955 года последовала революционная мера: все освобожденные бывшие заключенные и ссыльные получили право иметь паспорт, т.е. юридический статус гражданина. А еще через два месяца была объявлена амнистия для всех - отдельных граждан и целых народов - осужденных за сотрудничество с немцами во время войны. Амнистия еще не означала реабилитацию, но она давала свободу сотням тысяч советских людей, которые могли свидетельствовать о справедливости Советского государства.
В то же время за пределами СССР Хрущев наносил сокрушительные удары существующей системе. Сначала в Австрии, которая, согласно подписанному 15 мая договору о мире, получила независимость, и ее территорию тут же покинули советские войска. Произошло невероятное. Осуществляемая с 1945 года оккупация, считавшаяся окончательной и необходимой для радикальной политической трансформации, закончилась, и у других приведенных к коммунизму русскими танками народов начала появляться надежда на такую же участь. Правда, накануне подписания этого договора был подписан совершенно противоположный документ, положивший начало Варшавскому пакту. В этом вся двойственность политики Хрущева, который одновременно создавал военное пространство, собирая воедино сталинские завоевания, и отказывался от одного из них. Через месяц возник вопрос Югославии.
26 мая 1955 года Хрущев прибыл в Белград во главе многочисленной делегации, но говорил только он один и брал на себя все инициативы, что было настоящей идеологической революцией. Вообще-то эта поездка не предвещала никаких неожиданностей, хотя по форме она и выглядела как уступка. У Сталина было правило сзывать глав коммунистических государств в Москву, иногда их там убивать, но никогда не ездить на встречи с ними. Один лишь Тито уклонялся от этих приглашений. Он упорствовал и при Хрущеве, который, стремясь положить конец конфликту, согласился отправиться в Белград в надежде найти там взаимопонимание. И вот тут-то и произошло непредвиденное. Поскольку Тито не хотел мириться, пока СССР не признает свою вину в том, что возник конфликт, Хрущев, в конце концов, уступил. Он признал, что его страна была не права, что в противоположность тому, что Москва постоянно твердила с 1948 года, Тито был настоящим коммунистическим руководителем коммунистического государства, которое никогда не сходило с ортодоксальной стези. Ни общая идеология обеих стран, ни высокий авторитет русской революции, ни несопоставимый вклад каждой из стран не являются для СССР оправданием вмешательства в дела Югославии и утверждения своего превосходства над ней.
Хрущев признал также, что идеологическая природа систем не влияет на существующие между странами отношения. Несмотря на тщетные попытки объяснить возникший конфликт созданным 'шпионом Берией' и империализмом заговором, что Тито сразу же отмел, Хрущеву пришлось однозначно признать, что это было поражение идеологии. То же можно сказать и о крушении СССР, как в международном, так и во внутреннем плане, несмотря на коммунистическую идеологию, которая, теоретически, должна была уберечь его от подобных заблуждений. Таким образом, под вопросом оказалась безупречность Коммунистической партии, а также незыблемость ее права вести за собой отдельных людей и целые народы.
По возвращении в Москву Хрущев, автор этого драматического пересмотра, подвергся обвинениям со стороны тех, кто требовал соблюдения ортодоксальных взглядов, во главе с министром иностранных дел Молотовым на правах старого большевика, близкого к Ленину. Здесь можно оценить власть Хрущева и серьезность новых действий, предпринимаемых для подавления борьбы за власть. Обвиненный в неправильном толковании идеологии и смещенный со своего поста Молотов, как и Маленков до него, не подвергся никаким репрессиям. Политическая борьба от полной дикости перешла на определенный уровень вежливости. Молотов не ошибся, повторяя в 60-е годы, что 'разрушение системы началось не с XX съезда, а годом раньше, в 1955 году'.
Итоги 1955 года впечатляют. Ускорение освобождения, возвращавшего к гражданской жизни сталинские жертвы, до такой степени преследуемые стремлением разоблачить несправедливость, что, казалось, возврат для них невозможен. Признание насилия над братскими партиями и странами, пусть даже это был и единичный, как надеялся Хрущев, случай, но другие превращенные в сателлиты страны были уже готовы применить его к себе. Констатация того, что в некоторых случаях СССР мог поставить под сомнение собственные завоевания. И, наконец, борьба за власть перестала носить трагический характер. В этом плане Хрущев многое выиграл. Более или менее спокойные относительно собственной участи в случае поражения, его соперники стали уже не такими беспощадно воинственными и порой даже предоставляли ему свободное поле деятельности, считая его наименее опасным из всех возможных кандидатов на безраздельную власть.
В тот решающий год Хрущев подавал огромные надежды, на которые опиралась его власть. Как только он не оправдал их, его соперники не замедлили воспользоваться недовольством, чтобы покончить с ним. Его интуиция и стремление окончательно утвердиться привели его к тому, что стало логическим следствием частичного разрыва со сталинизмом - на XX съезде была разобрана статуя Сталина.
