Не успел Советский Союз распасться, как Фрэнсис Фукуяма поразил нас своим столь часто обсуждаемым утверждением о наступлении конца истории. Имя Фукуямы теперь накрепко связано со спорным пророчеством о том, что либеральная демократия представляет собой 'финальное событие' в жизни человечества. Стоит пересмотреть его неоднозначную теорию.
Фрэнсису Фукуяме (Francis Fukuyama) принадлежит заслуга популяризации одной из тех провокационных теорий, что за последние двадцать лет неоднократно испытывали нервную систему интеллектуального мира Европы, который, казалось, уже изрядно поднаторел в подобных играх. Для многих это был своего рода тезис, вспышка, афоризм - 'история закончилась', - который в момент замешательства, недовольства существовавшей на планете ситуацией и связанными с нею надеждами указывал на необходимость совершенной новой оценки этого мира. Закат Советского Союза вызвал целый спектр эмоций, варьировавшихся в зависимости от страны и философской школы, но итоговый продукт этих размышлений оставался неизменен: всеобщая обескураженность.
Абсолютно все так или иначе связанные с марксизмом течения восприняли ту знаменитую статью Фукуямы о конце истории как настоящее оскорбление. Так же отнеслись к ней и те учения, для которых распад Советского Союза был благословением свыше, окончательным освобождением пути для социал-демократии и ее уравновешенных добродетелей. Не понравилась теория Фукуямы и социальному католицизму, к тому времени уже совершенно загнанному новым курсом Понтифика-поляка. 'Конец истории' не вызвал никаких эмоций даже у самых традиционно настроенных христианских демократов, к тому моменту воодушевленных расцветом почитания Девы Марии на бывшем советском пространстве.
Как наследники левого гегелианства, так и душеприказчики II Ватиканского Собора полагали, что утверждать о наступлении конца истории может только яйцеголовый американец. Теория Фукуямы вызвала изжогу и незамедлительно стала объектом для насмешек и саркастических высказываний, но не успел с Кремля исчезнуть красный флаг, как Югославия оказалась охвачена огнем: получайте, вот вам и конец истории!
А после Советского Союза начались американские горки. Мир сегодня крайне далек от той воображаемой тиши да глади коммунистического общества, предсказанной марксистами-утопистами. Предположительно, еще дальше мы находимся и от Страшного Суда, от этого Решающего События, которое всех нас когда-нибудь соберет в долине Иосафата. Нынешний мир напоминает, скорее, карусель со сломанными тормозами. Это хаос, напророченный Робертом Капланом (Robert Kaplan) в своей 'Наступающей анархии', которую он опубликовал в 'The Atlantic Monthly' в 1994 году уже после того, как Фукуяма создал пятнадцатистраничное предсказание о либеральной демократии как конечной заводи истории.
Учитывая, что оба вышеназванных автора были объявлены неоконсерваторами, мы оказываемся перед лицом весьма интересной дилеммы: либо подобная классификация не совсем верна, либо для движения неоконсов характерен внутренний плюрализм, позволяющий некоторым из интеллектуалов этого течения провозглашать близость либерального 'Нового Иерусалима', а другим с не меньшим воодушевлением предсказывать возврат семи казней египетских. Тем не менее, и в том, и в другом случае, миф о Земле Обетованной остается незыблемым.
Возможно, и Каплан, и Фукуяма говорят об одной и той же действительности и об одном и том же проекте. Первый - с хорошим журналистским пером и полученными от Пентагона точнейшими сведениями - реалистично обозревает открывающуюся на горизонте картину. Второй - производит метафоры для дозаправки идеологических дебатов.
Мир анархии, где существует серьезная угроза распада государственной структуры, о которой еще десять лет назад говорил Каплан, узаконивает требование существования государства-нации как единственного гаранта западной цивилизации, о чем, в свою очередь, говорит Фукуяма и прочие мыслители орбиты неоконсерватизма.
Вытекающий парадокс прост. Возможно, слишком. В то время как Советский Союз придавал смысл существованию его европейских оппонентов - социал-демократии и социал-христианской доктрине - американский консерватизм был глубоко антигосударственным. Но пес мертв, а вместе с ним и бешенство. С исчезновением Советского Союза и началом нового периода неопределенности (а, возможно, и надежды, почему бы и нет) государство-нация должно выступать гарантом базового мироустройства, которому угрожают новые энтропии. Но это еще не означает, что консерваторы тоскуют по социальному государству-защитнику - той самое европейской модели, реальность создания которой пройдет суровые испытания в ближайшие десятилетия. Речь идет не о расширении социального страхования, а о гарантировании выполнения законов, как уточняет Фукуяма.
А потому стоит внимательнее относиться к упрощающим карикатурам. Теория Фукуямы существует в таком виде, в котором она существует - со всеми своими нюансами и возможными противоречиями - это крепкая теория неоконсервативного мышления, отстаивающая господство элит в нынешнем переходе через пустыню. Моисей, Моисей!
______________________________________________________________
Спецархив ИноСМИ.Ru
Фрэнсис Фукуяма: 'Путин надеется на то, что Запад закроет глаза' ("Sueddeutsche Zeitung", Германия)
Фрэнсис Фукуяма: Париж-Вашингтон: общая судьба ("Le Figaro", Франция)
Фрэнсис Фукуяма: Буш должен понять, что длительная оккупация Ирака неизбежна ("The Wall Street Journal", США)
Фрэнсис Фукуяма: Лицемерие - характеристика не только Соединенных Штатов' ("Clarin", Аргентина)
