Еще в девятнадцатом веке Великобритания обнаружила, что экономическая глобализация отнюдь не гарантирует мира.
В период между окончанием Гражданской войны в США в 1865 году и началом Первой Мировой войны в 1914 году - в первый великий период глобализации - страны мира стали ближе друг к другу как никогда раньше. Такие технические изобретения, как железная дорога, телеграф, аэроплан и двигатель внутреннего сгорания заставили многих оптимистов предсказать скорый конец широкомасштабных войн. Сегодня мы зачастую слышим то же самое. Ошибаются ли сегодня те, кто так говорит, так же сильно, как их предшественники?
В то время - перед началом Эпохи Великого Разрушения - Норман Энджелл (Norman Angell) в своем бестселлере 'Великая Иллюзия' (The Great Illusion) предсказал, что торговля между крупнейшими странами Европы наконец-то сделает войну устаревшим инструментом. По мнению Энджелла, для любой европейской державы с экономической точки зрения уже не имело смысла бороться за какие бы то ни было завоевания на континенте, так как этим они поставили бы под угрозу всю мировую экономику. Он говорил, что в конечном итоге выгоды от завоеваний не будут больше цены, которую страна заплатит за войну. Если ограничиваться только экономической точкой зрения, Энджелл был абсолютно прав, но, как выяснилось, к реальности его утверждения не имели никакого отношения. Не прошло и года, как теорию Энджелла полностью разрушили августовские выстрелы, и Первая Мировая война на долгие четыре года погрузила Европу в пучину страха. Как бы война ни была вредна с экономической точки зрения, устаревание ей явно не грозило.
Характеристики первой эры глобализации во многом напоминали то, что происходит в мире в наши дни: бурный рост торговли, развитие крупных держав и приобретение одной из них статуса 'всемирного донора безопасности'. Тогда это была Великобритания, а сейчас на эту роль выходят Соединенные Штаты, причем даже в гораздо большей степени. Соответственно, между той эрой и нынешним периодом глобализации просматриваются некоторые интересные параллели.
Если конкретнее, то, как и сегодня, в тот период многие интеллектуалы считали, что война между великими державами неэффективна с экономической точки зрения и, следовательно, невозможна. Вряд ли стоит удивляться тому, что и сегодня мы слышим те же самые аргументы: мол, в условиях свободной торговли и всеобщей взаимосвязанности свободные люди не воюют друг с другом.
Хотя представление о том, что выгоды от торговли перевешивают культурные противоречия, не покидает людей уже долгое время, давайте рассмотрим его еще раз, ведь история учит, что оно никогда не выполнялось, и так ли уж очевидно, что в наши дни оно, наконец, превратится в реальность? Иными словами, давайте посмотрим, в чем ошибался Норман Энджелл.
В первую эру глобального мира Великобритания в целом выполняла функцию гаранта международной стабильности, хотя и не в той мере, в какой сейчас это делают США. Хотя и не настолько разительно, как сегодня американские авианосцы, в те годы морями так же безраздельно правили крейсера британского Королевского Военно-Морского флота. Так же, как сегодня США, демократическая Великобритания размещала свои стратегические базы по всему миру.
Так же, как и сейчас, в те годы односторонний 'зонтик безопасности' был действительно благом для многих развивающихся стран. Выгоды из глобальной торговли извлекали все страны, которые в ней участвовали, но только Великобритания несла ответственность за патрулирование морей и океанов и поддержание морских торговых путей в рабочем состоянии. Фактически, немалая часть стабильности во всем мире обеспечивалась именно Великобританией.
Сегодня Соединенные Штаты обеспечивают безопасность во всем мире в основном по тем же причинам, по каким в то время это делала Великобритания - издержки на поддержание подобного военного превосходства значительно ниже, чем выгоды, извлекаемые из открытости рынков и предоставляемая наличием военных баз возможность применить силу где угодно. США в полной мере пожинают ценнейшие плоды своих экономических и стратегических завоеваний, тратя при этом на военные нужды даже меньшую долю ВВП, чем в эпоху 'холодной войны'.
В конце 19-го века в мире было две активно развивающихся мировых державы: Германия и Соединенные Штаты, обе с многочисленным и быстро растущим населением. В последние годы той эпохи на подъем пошла и Япония, активно претендующая на статус мировой державы и даже победившая Россию в войне 1905 года.
Несомненно, каждая из этих стран получала значительные экономические выгоды от того, что гарантии безопасности в мире обеспечивала Великобритания. Будучи демократическим государством, Великобритания мало интересовалась ведением войн на европейском, или, если уж на то пошло, на североамериканском континенте. Такая крупномасштабная война неизбежно переложила бы все тяготы войны на плечи британских избирателей, и тем, кто вверг страну в подобные расходы, пришлось бы очень несладко на следующих выборах. А так как Великобритания была постоянно занята малыми войнами в Африке, на Индостане и в других областях Азии с целью защитить и расширить свои колониальные завоевания, ее превосходство на море практически не представляло угрозы для безопасности Германии, Америки или даже Японии. Великобритания тогда была единственной страной, придерживавшейся политики свободной торговли, и она неустанно защищала свободное мореплавание.
Кстати, тогда за защиту своих имперских интересов Великобритании главным образом удавалось воевать против врагов, не относившихся к западной цивилизации. Самые заметные войны того периода - англо-зулусская война 1879 года, Суданские войны 1884-55 и 1898 годов, а также так называемое 'боксерское восстание' (Boxer Rebellion) 1900 года (восстание в Китае против экономического и политического влияния западных держав в стране, также известное как 'Ихэтуаньское восстание'. Жестоко подавлено Великобританией и Соединенными Штатами - прим. перев.). При этом единственная война британцев против в определенной степени 'западного' противника - Англо-бурская война в Южной Африке, в Трансваале (Transvaal) и Оранжевой республике (Orange Free State), оказалась мероприятием чрезвычайно дорогостоящим и держала британское общество в сильном напряжении с 1899 до самого 1902 года, когда обе бурские республики окончательно капитулировали.
А в это время и Германия, и Соединенные Штаты, и Япония начали проводить политику значительного усиления своих военно-морских флотов, причем делали они это, несмотря на то, что британская гегемония на море давала им прибыли, о которых иначе они и помыслить бы не могли. Желание этих стран приобрести мощный военно-морской флот далеко выходило за пределы как экономических соображений, так и понятной для всех стран потребности обеспечить собственную безопасность. Нет, главной идеей таких действий было установление собственного культурного превосходства и возможность применять силу за пределами собственных границ. Бряцание оружием в те годы, хотя и преподносилось, как стремление завоевать 'место под солнцем', не имело ничего общего со стремлением получить какие-либо экономические выгоды.
Итак, а что же мы имеем в эпоху интернета, спутников и межконтинентальных баллистических ракет? А имеем мы следующее: если много лет назад для развивающихся держав идеи культурного характера перевешивали соображения экономической целесообразности, то и сегодня может произойти ровно то же самое. Сегодня многим развивающимся странам удобно под зонтиком безопасности США, гарантированным военным превосходством Америки, но нет никакой гарантии, что эти страны так и удовольствуются своей ролью ведомых. Как Германия при кайзере Вильгельме, сама Америка при Рузвельте и Япония при микадо, развивающиеся страны и регионы до сих пор имеют возможность добиваться собственного места под солнцем - и, вполне вероятно, будут эту возможность использовать.
Вне всякого сомнения, средства увеличения собственной мощи относительно соперников существенно изменились, и вряд ли стоит ожидать, что господство на море вдруг захватит какая-нибудь дотоле никому не известная морская держава. Вряд ли таким же критериям может отвечать и нынешнее стремление 'держав второго порядка' к разработке ядерного оружия и обладанию им, но, тем не менее, глубинная сущность первого периода глобализации не утрачена и сегодня: для развивающихся стран экономическое процветание совершенно не обязательно отменяет стремление влиять на мировую геополитику военным или иным насильственным путем.
Здесь важно провести четкое различие между 'будущими' и так называемыми 'бывшими' державами. Первый термин мы относим к развивающимся и растущим центрам силы вроде Индии и Китая, для которых кривая сравнительного геополитического влияния сейчас идет резко вверх. Второй же более уместно применить к таким державам, как, например, Германия и Франция, у которых такие геополитические характеристики, как демографическая ситуация, экономический рост и возможность разместить свои вооруженные силы за пределами страны смотрят, по всей вероятности, вниз или, по крайней мере, не вверх. В течение первой эры глобализации именно культура стран, бывших тогда на подъеме, сделала их максимально невосприимчивыми к гегемоническому миропорядку - сколько бы экономических выгод они не извлекали из того же миропорядка.
При этом, как бы мы ни считали нашу эру эрой экономической глобализации, в той же мере ее можно назвать эрой зарождающихся межкультурных войн, и эту тенденцию прекрасно иллюстрирует современная ситуация на Ближнем Востоке. А вот и самое, пожалуй, наглядное доказательство: те, кто так громко кричит о 'войне против неверных', с одной стороны, активно пожинают плоды глобализации - например, сотовые телефоны и интернет, - а, с другой, используют эти технические достижения для организации культурной войны против той самой культуры, которая их создала.
Немаловажно также, что в случае таких действительно развивающихся держав, как Китай, вряд ли было бы разумно предполагать, что экономическое процветание обязательно будет способствовать умиротворению их национальных амбиций. Дело в том, что Китай, как и Германия при Вильгельме и Япония при микадо, но в отличие от Америки 'позолоченного века' и современной Индии - не демократическая страна. Так что часто приводимый аргумент о том, что экономическое развитие и торговое взаимодействие с другими странами направит Китай по мирному пути, не стоит понимать буквально.
Учитывая, что Китай не упускает случая время от времени показать свою силу, а также то, что у власти там стоит авторитарное правительство, официально поддерживающее коммунистическую идеологию, необходимо серьезно задумываться о том, не использует ли в действительности Китай экономическую либерализацию как средство для значительного увеличения своей державной мощи. Во всем - от китайской космической программы до модернизации вооруженных сил - Китай предстает классической недемократической нацией с огромной национальной гордостью, нацеленной на достижение регионального, а, возможно, и глобального превосходства.
Когда в конце 19-го века Америка и Германия вступили в соперничество с морским господством Великобритании, серьезную угрозу безопасности этой страны и установленному ею на море миропорядку представляла лишь одна из них (и, естественно, этим государством оказалось то, которое и начало Первую Мировую войну, а не то, которое в середине ее пришло британцам на помощь).
В эпоху короля [Великобритании] Эдуарда вооруженные Соединенные Штаты представляли для Великобритании минимальную угрозу, так же, как сейчас Франция, хотя и обладающая ядерным оружием, не беспокоящая умы американских стратегов, потому что опасность, которую эта мощь собой представляет, фактически нивелируется глубокими и демократическими культурными связями. Однако этого никак нельзя сказать о недемократических странах, переживающих период экономического развития. Конечно, экономическая модернизация недемократических стран и развитие уважения к законности, неотрывно ее сопровождающая, отвечает целям распространения демократических культурных ценностей, такое развитие необходимо стратегически поддерживать и одобрять, но при этом ни на минуту нельзя забывать о том, что такое недемократическая страна, которой глобализация дала возможность стать значительно сильнее других стран.
В двух словах это можно сказать так: успешная торговля - оружие обоюдоострое.
