Есть фотография, на которой миллионы парижан движутся по улице Суффло в направлении Пантеона в тот самый майский день 1981 года, когда Франсуа Миттеран стал президентом Французской Республики.
Над толпой возвышается высокий человек. Те, кто был с ним знаком, могут без труда узнать Артура Миллера, идущего под дождем с непокрытой головой, небрежно наброшенным на плечи плащом, в очках, плотно сидящих на носу, достойном монументальных лиц президентов на горе Рашмор.
По словам Уильяма Стайрона, Артур Миллер - это Авраам Линкольн американской литературы. Но в тот майский день в Париже, я всегда это повторял себе и сегодня, после его смерти, я снова себе это повторяю: впечатляющие внешние данные Артура Миллера сравнимы лишь с его моральными, политическими и литературными достоинствами. Ничто его не укоротило. Ни личная трагедия. Ни политические столкновения. Ни интеллектуальная мода.
Я рос в Соединенных Штатах 30-х годов, этой 'темной долине', как выразился британский историк Пирс Брендон, чтобы дать определение жестокому десятилетию, в течение которого идеологические конфликты, экономическая политика и даже само условие существования человека переживали глубокий кризис.
В период между финансовым крахом 1929 года и началом всемирного потрясения мир ответил на кризис средствами, пострашнее самой болезни: тоталитарные режимы, гражданские войны, попрание прав и самой жизни, усталость и безразличие демократии.
Большим исключение являлись Соединенные Штаты Америки. Президент Франклин Делано Рузвельт и его политика 'Нового курса' (New Deal) не собирались прибегать к тоталитарным мерам или подавлению свобод, чтобы справиться с безработицей, финансовым кризисом, нищетой миллионов граждан и банкротством тысяч предприятий. Рузвельт и 'Новый курс' обратились к тому, что Соединенные Штаты считали наиболее ценным - к их общественному капиталу, к их людским дивидендам. Страна возродилась также благодаря тому импульсу, который получило искусство, и, прежде всего, театральное.
Именно в этом мире и сформировался Артур Миллер, и его профиль с горы Рашмор стал символом эпохи, когда великая американская нация вложила всю свою веру в силу труда народа и действовала с энергией и чувством справедливости, проявляющимися, как тогда, в моменты тесного единения идеалов и практической деятельности.
Потом, каждый раз, когда в Соединенных Штатах возникали расхождения между идеалами и практикой, когда их руководители заявляли, что у страны нет друзей, а есть только интересы, когда облеченные властью утверждали, что Соединенные Штаты являются 'единственной существующей моделью человеческого прогресса', исключая все остальное человечество, т.е. нас всех, я вспоминал Рузвельта, 'Новый путь' и вечный театр Артура Миллера - наивысшее проявление искусства, политики человечности, не делающей ни для кого исключения, политики братства, способной сказать остальным: вы никогда не будете статистами.
Когда моя вера в великую североамериканскую нацию начинала колебаться, мне достаточно было подумать об Артуре Миллере, чтобы укрепить ее. Ему пришлось противостоять сенатору Маккарти (McCarthy), который под предлогом борьбы с коммунизмом действовал сталинскими методами - оговоры, сфальсифицированные процессы, крушение жизней, семей, репутации, карьеры. Он стал лицом к лицу с сенаторами Маккарреном (McCarran) и Уолтером (Walter), отобравшими у него паспорт, как будто высказывание критики было предательством родины. Сенаторов давно уже забыли. Но надо помнить о той угрозе, которую они представляли.
Горизонт XXI века покрыт темными облаками - расизм, ксенофобия, этнические чистки, экстремистский национализм, терроризм без лица и государственный терроризм, оскорбительная гегемония, неуважение международного права и его установлений, фундаментализм всякого рода. . .
Что подразумевают все эти опасности? Это не ось зла, а зло нетерпимости и презрения ко всему, что в чем-то отлично - будьте как я, думайте как я, или за последствия я не отвечаю! Замечательное театральное творчество Артура Миллера целиком является призывом к единению, призывом обратить внимание и протянуть руку тем, кто, в частности, не похож на нас с вами, тем мужчинам и женщинам, которые, в силу своей непохожести, дополняют наше с вами человечество.
Узнать себя в том или той, кто не такой как мы с вами - может быть, именно это стремление, выраженное при помощи драматического конфликта, и является общей отличительной чертой театра Артура Миллера. 'Все мои сыновья', 'Салемские колдуньи', 'Смерть коммивояжера', 'Вид с моста', 'После грехопадения' дали почувствовать, что неразрешимые вопросы американских мужчин и женщин принадлежат и нам, что они существуют во всем мире, к которому Миллер обратился с такими словами: есть еще Америка, ущемленная в своей человечности, как и вы, все вы, наши братья.
В 'Смерти коммивояжера' Вилли Ломен трагически обращается к нам из глубины все увеличивающейся пропасти между быть и не быть, иметь или не иметь, принадлежать или не принадлежать, любить или не любить. Когда я говорю 'трагически', я хочу этим показать, что Артур Миллер - не просто наследник театра ситуаций Ибсена, но еще и наследник театра катарсиса Софокла.
На самом деле, человеческие и социальные конфликты театра Артура Миллера вскормлены обновленным трагическим видением, которое говорит нам: не будем самообольщаться. Мы живем не в лучшем из миров. Нам предстоит воссоздать человеческое сообщество, достойное место приложения наших лучших возможностей как Божьих созданий. Осознавать, что мы грешны, чтобы осознавать себя людьми, чтобы осознавать собственную солидарность. Театр Артура Миллера обладает трагической властью трансформировать опыт в судьбу. Уильям Стайрон сказал, что Артур Миллер был Линкольном в литературе. Я же скажу, что он был Дон Кихотом огромной мировой сцены, непрерывно доказывавшим нам, что мельницы - это действительно великаны, и что человеческое воображение, если само по себе и не в силах изменить мир, все-таки всегда может заложить основы нового мира и дать надежду на лучший мир.
Смерть Артура Миллера наполняет нас глубокой болью, но также и ностальгической нежностью ко всем его друзьям.
Карлос Фуэнтес - писатель
