Еще до того как в Брюсселе из уст президента Буша и его европейских собеседников прозвучали взаимные заверения в наилучших намерениях, Герхард Шредер прощупал почву, утверждая, что трансатлантический диалог не должен происходить в НАТО.
По случаю ежегодно проводимой в начале февраля в Мюнхене конференции по безопасности канцлер, который из-за гриппа был не в состоянии выступить с речью, просил своего министра обороны Петера Струка заявить, что альянс 'уже не является основным местом, где трансатлантические партнеры представляют и координируют свои стратегические концепции'.
Констатация факта или пожелание? Чтобы не навредить внешнему единству, которое царило на евро-американской встрече на прошлой неделе, все сошлись на том, что это была констатация и что самое горячее всеобщее желание - положить конец этому неприятному положению, укрепив альянс как место для совместных действий.
И все-таки Герхард Шредер обозначил настоящую проблему, для решения которой не достаточно только дипломатических усилий. Атлантический альянс задается вопросом о смысле своего существования. И это не впервые. На протяжении всей его истории, начавшейся в 1949 году, это было скорее правилом, чем исключением.
В последние годы вопрос стал более острым, по крайней мере, по трем причинам. Первая из них хорошо известна и заключается в том, что больше не существует причины, по которой он и был создан. Нет больше советской системы, которую необходимо сдерживать и разубеждать. Вторая связана с уроками, которые американцы извлекли из 11 сентября.
Отнюдь не являясь избранным местом сотрудничества западных союзников, НАТО стал противодействием, которое Вашингтон предпочел заменить меняющимися коалициями. Разногласия по поводу войны в Ираке еще больше способствовали тому, что НАТО остался не у дел в совместной борьбе с терроризмом.
Как бы там ни было, фундаментальные перемены, на которые намекнул германский канцлер, заключаются в том, что изменился сам трансатлантический ландшафт. После многочисленных расширений Альянс по-прежнему основывается на фикции, которую представляют собой 26 равноправных стран-членов. Решения принимаются на основе консенсуса, в то время как есть одно государство, более равноправное, чем все остальные - Соединенные Штаты. Им не всегда удавалось навязать свою волю, но они осуществляли свою гегемонию по отношению к партнерам, которые нередко являлись совершенно разобщенными.
Итак, чем больше Европа продвигается по пути интеграции, чем сильнее она развивает общую политику безопасности и обороны, чем успешнее она выполняет военно-политические задачи, тем больше она должна становиться Союзом и вести диалог с американцами.
Другими словами, США будут все меньше и меньше иметь дело с вереницей отдельных стран и все больше и больше со структурированным целым. Если речь и не будет идти о соперничестве - препятствием этому будет несоответствие сил - то все же влияние этого союза станет более значительным, чем дополнительный вес его членов.
Политика-фикция? Отчасти, так как подобный сценарий предполагает, что 25 стран, из которых не все входят в НАТО, но все, в той или иной степени, участвуют в политике общей безопасности и обороны, должны быть способны договориться. Но только отчасти, так как размышления о европейской согласованности в НАТО возникли не вчера.
Какое-то время они вращались вокруг слова, ставшего чем-то вроде красной тряпки, которой размахивали перед носом у американцев, - caucus (группа). Чтобы принимать в расчет все возрастающий вес ЕС в вопросах безопасности, неплохо было бы, говорили некоторые, создать внутри НАТО 'европейскую группу'. Соединенные Штаты всегда были против этой идеи. При этом они высказывали практический аргумент: каждый раз, когда во время переговоров в НАТО поступит новое предложение, европейские члены должны будут совещаться, чтобы выработать общую позицию применительно к ситуации, теряя драгоценное время.
Призыв к эффективности, однако, таит в себе опасения скорее политические. Американцам проще убеждать разобщенных партнеров, чем манипулировать Европой, достигшей критических размеров. Канцлер Германии поостерегся упомянуть о некой 'европейской группе'. Он просто предложил перенести дискуссию за тесные рамки НАТО путем создания, например, нового трансатлантического Форума, который будет в большей мере принимать в расчет существование двух полюсов - с одной стороны США, а с другой ЕС. Эта же идея была выдвинута и французской стороной.
Немцы охотно ссылаются на прецедент, имевший место в Атлантическом Альянсе, - доклад Армеля, по имени тогдашнего министра иностранных дел Бельгии Пьера Армеля. В 1967 году Пьер Армель собрал небольшую группу экспертов, чтобы рассмотреть новую миссию НАТО вследствие двух главных событий: выходом Франции годом раньше из военной структуры и началом разрядки между Востоком и Западом, перед лицом которой Альянс мог оказаться разобщенным.
В 2004 году Германия уже потребовала 'нового доклада Армеля', но никто не обратил на это внимания. Не будет ли эта идея иметь большие шансы на успех во время второго президентского срока Джорджа У. Буша?
А пока американцы по-прежнему остаются глухи. Они не заинтересованы в том, чтобы видоизменять структуры, которыми они пользуются или которые игнорируют по своему усмотрению. Подлинный трансатлантический партнер по-прежнему не высказывается ясно.
____________________________________________________________
Избранные сочинения Даниэля Верне на ИноСМИ.Ru
25 перед лицом революции Буша ("Le Monde", Франция)
Путин - 'беднякам отец родной' ("Le Monde", Франция)
Поражение Путина, надежда для России ("Le Monde", Франция)
Турция, Украина: общая битва? ("Le Monde", Франция)
Будущее России ("Le Monde", Франция)
Владимир Путин: поворот к Западу ("Le Monde", Франция)
