После статей Дениса Макшейна, Алена Ламассура, Макса Галло, Алена Турена, Жака Барро, Реми Брага, Лорана Фабиуса, Николя Танзера, Альфреда Гроссе и Ги Верховштадта, Эдуара Балладюра и Эзры Сулеймана, нашу серию размышлений накануне референдума продолжает интервью с политологом Фрэнсисом Фукуямой, автором знаменитого эссе 'Конец истории и последний человек'. Недавно вышла в свет его книга 'State Building' (изд. 'Table Ronde'). Необычный мыслитель, на которого повлияли труды Александра Кожева и его прочтение Гегеля, Фукуяма близок к неоконсерваторам и поддерживает политику Белого Дома, но выступает против войны в Ираке. Он подчеркивает, что европейскую интеграцию нужно осуществлять ' медленно и осторожно'.
'Le Figaro' - В то время как Европа готовится принять конституцию, она, похоже, переживает кризис доверия в вопросе своего исторического предназначения. Почему?
Фрэнсис Фукуяма. - Я всегда рассматривал ЕС как прекрасный инструмент для создания стабильности и развития демократических институтов. Расширяясь на Восток, ЕС доказывает, что в его распоряжении одно из самых эффективных средств распространения 'soft power'. Достаточно рассмотреть воздействие ЕС на Румынию, Болгарию, Алжир - страны, находящиеся в непосредственном соседстве. Существование союза и сила, с которой он привлекает к себе - все это стало мощным источником мотивации для внутренних реформ в этих обществах. Но внутри ЕС возникают серьезные проблемы. Не только по причине трудностей в работе 25 стран-членов - но также в связи с дискуссией о различных концепциях европейского проекта. Будущее модели 'евро-голлистов' неопределенно. К тому же, Европа не может расширяться до бесконечности. Раздаются голоса, предупреждающие о риске 'разжижения' ЕС.
Возможен ли возврат к идее отцов-основателей о 'сильном ядре', желателен ли он?
В случае неудачи, но также при гипотетическом успехе процесса расширения, углубление отношений представляется желательным. Но все зависит от того проекта, который возьмет верх. Существует интервенционистская и дирижистская концепция Европы. На мой взгляд, она никогда не была удобным вариантом.
Почему?
Поскольку эта модель не может сделать ЕС конкурентоспособным в экономическом смысле! Европа нуждается в определенном количестве общих институтов - сегодня, когда отсутствуют эффективные механизмы принятия решений - откуда нынешнее отсутствие внешней политики ЕС. Европа всегда была вынуждена умерять свои международные амбиции и никогда не могла навязать миру свою волю. Сегодня она не способна достичь консенсуса в принятии общих решений. Европа 'двадцати пяти' представляет столь разнородное образование, что никакая дирижистская и централизованная модель не может быть принята за основу.
Уточните, почему вы критикуете подобную модель. . .
Я, конечно, никогда не верил в упадок государства. Невозможно развиваться, невозможно, чтобы рыночная экономика приносила плоды без строгих правовых основ. Сам Милтон Фридман говорит об этом сегодня. Какая перемена со стороны того, кто еще недавно советовал странам Центральной Европы приватизировать все, что можно! Так, в моей книге 'State Building' я провожу различие между теми границами, в которых государство распространяется, и его эффективностью. Я не считаю, что предназначение ЕС - стать интервенционистским государством-спрутом, о чем мечтают некоторые брюссельские бюрократы. Напротив, ЕС должен стараться увеличить свою эффективность в тех областях, в которых он готов выступить единым фронтом: в сфере внешней политики, например.
Конституционный договор поможет федеральному европейскому государству обрести единство?
Принятие этой конституции знаменует собой знаковый поворот европейской истории. В прошлом не существовало крупного политического образования, которое не возникло бы в результате завоеваний. Даже Италия и Германия были объединены в результате войны. Впервые в истории возникает - мирным путем - наднациональный механизм принятия решений в государствах, которые стремятся достичь консенсуса. Но для того, чтобы это новое образование функционировало, следует ввести правило большинства, лишь оно позволяет достигать консенсуса.
Некоторые неоконсерваторы считают, что главной характеристикой этого европейского новообразования является выход из истории и 'бесплотность'. Что Вы думаете об этом?
Европа - прекрасное воплощение идеи о конце истории. . . Но Роберт Каган резонно замечает, что есть случаи, когда Вам, европейцам следует проявлять силу - в традиционном смысле. Но на данный момент, ЕС совершенно к этому не способен! Посмотрите на Балканский кризис последнего десятилетия. . . Перед лицом сербской агрессии ЕС практически ничего не смог предпринять, ни в Боснии, ни, позднее, в Косово. Это бессилие по большей части объясняет поведение таких американских руководителей, как Дональд Рамсфелд, который пришел к выводу, что европейцы неспособны выступить с общей инициативой в вопросах внешней политики, и что американцы не могут не прийти к ним на помощь. Так не раз было в период Холодной войны вплоть до падения Берлинской стены, американцы занимали ту или иную позицию, намного опережая европейцев, которые в конечном итоге, однако, присоединялись к американцам. Без поддержки США объединение Германии, возможно, не произошло бы столь скоро. Это не исключает существования вполне реальной проблемы, которую ставит перед остальным миром американская держава - более точно это можно назвать вопросом легитимности.
Справедливо. Вы не согласны с некоторыми неоконсерваторами в интерпретации американского предназначения, неоконсерваторы придерживаются идей Вильсона. . .
В реальности в последние два года обе стороны выдвигают ошибочные тезисы. С одной стороны, позиция европейцев: единственный источник легитимности - это Совет Безопасности ООН. Эту позицию невозможно отстаивать, особенно когда Совет Безопасности показывает себя слабым институтом, когда право вето одной страны мешает принятию решений. С другой стороны, американцы надеются, что большинство стран признают американское лидерство. Пребывая в убеждении, что она действует во имя общего блага, администрация Буша посчитала, что весь мир признает это. Но в отношении США в мире только растет недовольство. . .
Но Вы являетесь универсалистом, подобно неоконсерваторам. . .
Как и они, я верю в универсальность демократических ценностей. Но я не сторонник ленинизма! Проблема этой администрации состоит в том, что она посчитала, что может осуществлять государственную политику, прибегая преимущественно к военным методам. В реальности, мы нуждаемся в институтах, представляющих интересы многих сторон. Модель, по которой действовала НАТО в Косово - как альтернатива бессилию ООН - мне представляется многообещающей.
Какой хотят видеть Европу американцы?
У меня складывается впечатление, что многие из них хотели бы видеть Европу похожей на Соединенные Штаты! Другими словами, Европа должна быть федеральной и способной играть важную роль на мировой сцене. Европа должна быть конкурентоспособной и предприимчивой. Напротив, они не желают, чтобы Европа была дирижистской и протекционистской. В то же время я должен разуверить Вас в отношении намерений американцев. Если во время войны в Ираке министр обороны Дональд Рамсфелд противопоставил 'старую Европу' новым странам-членам ЕС из Центральной и Восточной Европы - а эти страны поддержали демарш Буша - то это заявление было продиктовано ситуацией, которая сложилась на тот момент. Конечно, у американцев есть склонность к тому, чтобы играть на расхождениях стран Европы. Но в целом, США не ведут такой политики. После переизбрания Джорджа Буша на второй срок стало очевидно, что американцы поддерживают Европу. Кроме того, не следует видеть во всем интриги США: если Америка выступает за присоединение Турции, то это делается не с целью ослабить ЕС, но для того, чтобы усилить Турцию!
Почему вопрос вступления Турции затмевает собой вопрос об определении самой природы европейской идентичности в дискуссиях о будущем ЕС?
Конечно, не американским интеллектуалам указывать, какое решение европейцы должны принять по кандидатуре Турции. Значительное число христиан-демократов и политиков правого центра хотят видеть Европу христианской цивилизацией, из чего логически вытекает невозможность вступления Турции в ЕС. Но уже давно нельзя определять Европу только как христианскую цивилизацию! И религиозная сторона европейской идентичности отмирает. . . Речь идет теперь лишь о памяти и культурном наследии. Независимо от миграций последних сорока лет, исторически, в пределах Европы проживает значительное число мусульман (особенно на Балканах). Таким образом, попытка определить Европу исходя из критерия культуры - христианства - связана с риском подрыва универсального понятия гражданственности.
Остается сказать - что опросы общественного мнения - формальность: европейцы в большинстве своем сдержанно относятся к вступлению Турции!
Европейский проект всегда разрабатывался элитой. Часто 'экономили' на общественном мнении, считая излишним прислушиваться к мнению народа. Будущее таит в себе массу трудностей для ЕС, если общественное мнение в европейских странах не поддержит инициатив, которые предлагаются сверху.
А если европейские руководители 'применят силу' для решения турецкого вопроса, что тогда?
Речь идет о слишком важном вопросе, чтобы спешить с его решением. Решение вопроса о культурной общности европейцев требует консенсуса, терпения. После 11 сентября наблюдается все большее разделение по принципу культурной идентичности, к сожалению, практически всегда это носит негативный характер. Речь идет о реакции на шок, вызванный террористической угрозой. Турции, с этой точки зрения, принадлежит особая роль. Чтобы остановить негативную динамику, следует создать в мусульманских странах эквивалент христианской демократии. То есть: способствовать тому, чтобы религиозные политические партии признали существование демократических институтов и смирились бы с процессом секуляризации. С Турцией или без нее, процесс европейской интеграции нужно вести осторожно и даже медленно, чтобы добиться успеха в установлении подлинного демократического консенсуса.
____________________________________________________________
Избранные сочинения Фрэнсиса Фукуямы на ИноСМИ.Ru
Республиканцы и демократы: внешнеполитический маскарад ("The Financial Times", Великобритания)
Кальвинистский манифест ("The New York Times", США)
'Этот мир в состоянии шока. О государстве' ("Le Nouvel Observateur", Франция)
И Фукуяма прокричал: 'Моисей! Моисей!' ("La Vanguardia", Испания)
'Путин надеется на то, что Запад закроет глаза' ("Sueddeutsche Zeitung", Германия)
Париж-Вашингтон: общая судьба ("Le Figaro", Франция)
Буш должен понять, что длительная оккупация Ирака неизбежна ("The Wall Street Journal", США)
Лицемерие - характеристика не только Соединенных Штатов' ("Clarin", Аргентина)
