Противникам европейской интеграции мы отвечаем вопросом: а что вы можете нам предложить?
За последние две недели я побывал в шести европейских городах: Оксфорде, Мадриде, Париже, Гамбурге, Гданьске и Варшаве. В путешествие я взял с собой потрясающую книгу Жака ле Гоффа (Jacques le Goff) 'Рождение Европы' ('The Birth of Europe'), которую следует прочитать каждому мыслящему европейцу. Расставляя в хронологической последовательности небольшие, но содержательные главы - словно блюда на изысканном обеде - ле Гофф прослеживает формирование Европы от крушения Римской империи до 'открытия' Америки Христофором Колумбом в 15 веке. Во всех городах, где я побывал - то откладывая книгу и выходя на улицу, то снова возвращаясь к чтению - я думал о великом и увлекательном эксперименте, который сегодня развернулся на нашем континенте. Может быть, его стоит даже назвать 'вторым рождением Европы'?
То есть рождением Европы не просто как осознанной культурной, исторической и религиозной общности, защитницы христианства от происков мусульманской Турции, о чем так ярко говорилось в знаменитой булле папы Пия II от 1458 г., но как Европейского Союза, куда вскоре войдет сама Турция - единого содружества наций, с общими законами и политическими институтами, о которых европейцы средневековья могли только мечтать. Единой Европы, все активнее выступающей в этом новом качестве на мировой арене.
Между той, прежней Европой, и новой, нынешней, существует сложная взаимосвязь. История, в отличие от геометрии, не любит прямых линий. Ле Гофф избегает упрощенных, поэтизированных мифов - любимой игрушки еврократов-культурологов - по принципу 'от Карла Великого до евро'. На 'отлакированной' истории ничего путного не построишь. Однако эта взаимосвязь, этот фундамент - все это существует в реальности, и в ходе краткой поездки по шести европейским городам я мог воочию в этом убедиться.
Сначала вы замечаете простое, чисто материальное присутствие общего прошлого - в архитектуре, городских пейзажах, искусстве. Знакомые очертания готических, ренессансных, барочных зданий, которые мы встречаем везде, от Оксфорда до Гданьска, помогают нам чувствовать себя как дома даже в другой стране. Для нас это явление настолько обыденно, что мы не осознаем его уникальности. А ведь на других континентах такого не встретишь.
Потом замечаешь пустоты в рядах старых домов - там, куда попадали бомбы. Сегодня большинство из них заполнены новыми зданиями - непритязательными постройками пятидесятых годов или минималистскими - шестидесятых. Они сразу бросаются в глаза, как вставные зубы. Мы с приятелем ездили по Гамбургу, рассматривая древние и современные фасады. Мы показывали пальцами - вот сюда попала бомба, и сюда тоже. И сегодня, через шестьдесят лет, напоминания о войне, Холокосте, ГУЛАГе и оккупации встречаешь на каждом шагу - и не только в бетоне и камне, но и в телепрограммах, газетах, беседах.
'Знаешь историю отеля, где ты остановился?', - спросил меня парижский друг, когда мы прогуливались по бульвару Распай. Я знал. Во время немецкой оккупации в элегантном отеле 'Лютеция' располагалась штаб-квартира гестапо. В Варшаве тоже невозможно забыть о войне. Включаю польский телеканал, и там показывают церемонию открытия музея Холокоста в Иерусалиме, на которой присутствует Президент Польши.
У дверей эклектичного 'общеевропейского дома', что мы строим, нагнитесь пониже, и у самой земли вы сможете разглядеть надпись на закладном камне. Конечно, этот камень позеленел от мха, ведь заложили его пятьдесят с лишним лет назад, и многие молодые европейцы вообще не подозревают о его существовании. Но присмотритесь повнимательней, и вы прочтете надпись: 'Это никогда не повторится!'
Ладно, хватит о грустном. Нас объединяют и более приятные вещи - кулинария и футбол. Ле Гофф утверждает, что гастрономия как способ доставить себе наслаждение зародилась еще в 15 веке. Разнообразие и богатство европейских национальных кухонь просто поражает. Оно может служить классическим примером 'единства в многообразии'. Гастрономия способна даже умерить иные страсти. Один из моих любимых анекдотов о нынешнем европейском национализме касается басков - народа, чья любовь к хорошей еде превышает даже пристрастие к политике. Вот как он звучит: 'Какие три вопроса для басков важнее всего? 1. Кто наши предки? 2. Кто мы сами? 3. Где сегодня обедаем?'
Что же касается футбола, то в Европе это вид спорта номер один. Найдется ли хоть один европеец, не знающий, что такое 'Реал Мадрид'? Если британское и французское правительства хотят выиграть референдум по европейской конституции, им стоит задействовать для телепропаганды не Блэра с Шираком, а Бекхэма с Зиданом.
Мне могут возразить, что наслаждаться прелестью этой Европы могут лишь богатые и образованные. А вот и нет. Любой британский студент может позволить себе слетать в Рим рейсом компании 'EasyJet' [британская авиакомпания, известная дешевыми билетами - прим. перев.] - билет стоит 4,99 фунта. В лондонских барах и кафе полно энергичных молодых поляков. Все это стало возможным только в рамках Евросоюза.
Вы скажете, что многие из перечисленных мною черт характерны не только для Европы: скажем, в Латинской Америке культ футбола развит еще сильнее. Верно. Но от этого они не перестают служить для нас связующим звеном. Что такое, скажем, шахматный клуб? Это группа людей, как правило живущих по соседству, которых объединяет любовь к шахматам. Шахматных клубов существует немало. Так вот, Европейский союз - это 'клуб' либерально-демократических стран. Он не единственный в своем роде, и мы хотим, чтобы таких 'клубов' стало еще больше.
Вы можете возразить: в нынешней Европе есть и много плохого. Я это знаю. В большинстве наших стран у власти стоят близорукие, а зачастую и коррумпированные политики-конъюнктурщики. Вопреки евроцентристскому мифу, брюссельский административный аппарат не так уж и велик, но от этого он не становится менее забюрократизированным. Экономика большинства стран ЕС по-прежнему страдает от недостатка конкурентоспособности. Коренное население наших стран сокращается, а сделать так, чтобы мигранты, особенно мусульмане, чувствовали у нас себя как дома, нам удается плохо. Кстати, все это - тоже наши общие проблемы.
Ле Гофф завершает свою книгу на том этапе, когда Европа начала перехватывать у Китая пальму первенства в области технического прогресса, и готовилась покорять мир, начав с Америки. Сегодня Америка - ведущая держава мира, а Китай летит вперед на всех парусах. Этот относительный упадок Европы - еще одна причина, побуждающая нас держаться вместе, а не барахтаться в одиночку.
И все же нашему континенту есть, что показать миру. Я говорю о самом успешном в новейшем истории примере мирного распространения свободы. Тридцать лет назад Испанией еще правил генерал Франко, и мой испанский издатель боролся с цензором-фашистом. Шестнадцать лет назад, весной 1989 г., моему польскому издателю все еще приходилось бороться с цензором-коммунистом. В прошлом году линией фронта стала Украина. И во всех этих случаях европейская интеграция и демократия шли в одном строю. Возможно, сам ЕС - не слишком демократичная структура, но с точки зрения успешного распространения демократии ему нет равных в мире.
Перемены всегда вызывают ответную реакцию. Вчера я отвечал на вопросы польских 'евроскептиков': они звучали так будто я присутствовал на съезде Партии независимости Соединенного королевства [выступающей за немедленный выход Британии из ЕС - прим. перев.]. Эти противники ЕС - такие же европейцы, как и мы, его сторонники. Более того, их националистические взгляды куда более типичны для 'старой Европы', чем они сами осознают. Разница вот в чем: нам 'новым европейцам', при всем своем скептицизме выступающим за ЕС, есть что рассказать людям - и это рассказ не только о прошлом, но и о будущем. А 'старым европейцам', упорствующим в своем неприятии ЕС, мы хотим задать лишь один вопрос: ваше мнение о прошлом мы знаем, но что вы можете предложить на будущее?
