Сегодня утром Владимир Путин прибывает во Францию. До начала рабочей встречи со Шредером и Сапатеро Париж стремится выразить свою поддержку России.
Если не остается больше никого, кто мог бы поддержать Путина, то таким человеком мог бы стать Ширак. Несмотря на пробуксовки кремлевского лидера, президент Франции по-прежнему верит в его стремление провести реформы и его горячее желание пришвартовать Россию к западному миру. И надо ли вообще продолжать 'конструктивный диалог' с Москвой. В этом весь смысл нынешнего визита Владимира Путина в Париж и четырехстороннего саммита, на котором будут присутствовать немецкий канцлер Герхард Шредер и испанский премьер-министр Хосе Луис Cапатеро.
С французской стороны все же выражения значительно изменились. На смену благостным заверениям, что во время своего первого президентского срока (2000-2004 г.) Путин прилагал все усилия для демократизации страны, пришла неуверенность, если не растерянность. Теперь говорят о 'напряженности', 'трудностях', об 'ослабевшем Путине'. Робко напоминают об узком пространстве, оставленном оппозиции, об урезанном плюрализме прессы, об ухудшении отношений с внешним миром и том самом 'ближнем зарубежье', вроде Украины, где накапливаются причины для напряженности.
Всплеск любезностей. Для Парижа, который сделал Москву главным союзником против войны в Ираке и который надеется его сохранить, проблема заключается в том, чтобы адаптироваться к этим переменам. 'Как продолжать протягивать руку, не говоря всему аминь?' - задается вопросом один дипломат, не смущаясь его парадоксальностью. Совершенно очевидно, что ответ так и не найден. Саммит рискует стать всплеском любезностей. Так намерение обоих президентов посетить Оперативный центр ПВО в Таверни как бы ответ Парижа на демарш Путина, пригласившего Ширака в апреле 2004 года на секретную военную базу в Краснознаменске.
Но зачем столько деликатности? Для Парижа, прежде всего, важно иметь стабильную Россию у порога Европейского Союза, поскольку, расширяясь, он отныне имеет с ней общую границу. Нужно добавить, что весь мир чувствует себя лучше, когда Москва содействует мирным усилиям на Ближнем и Среднем Востоке, а также в Афганистане.
Кроме того, существует еще и представление Ширака о 'многополярном мире', где Россия призвана стать одним из полюсов могущества наряду с Китаем, Индией, ЕС и т.д., который положит конец американской гегемонии. В рамках этого навязчивая идея Путина вернуть униженной России ее законное место считается спасительной.
Поэтому-то сущность этой России, призванной стать одним из столпов нового мирового порядка не вызывает первостепенной озабоченности. Идет ли речь о неоимпериалистической и авторитарной России, идущей по тому пути, на который, похоже, ее толкает Путин? Или о демократической, пользующейся уважением соседей России? В Париже на помощь призывают классиков для оправдания путинских заносов и проповеди терпения. Россия, говорят, возвращается издалека, ее демократии всего пятнадцать лет. Не слишком ли многого требуют от Путина, который вынужден был впрячься в тяжелую работу по воссозданию государства? Если он уйдет, не будет ли его преемник еще хуже?
Значит, необходимо подбодрить Россию, к которой плохо относятся на международной арене. Джордж Буш призвал ее к порядку за ее отклонения от демократии, ее высмеяли после неудачного вмешательства в украинские дела, и даже сама Европейская комиссия время от времени грубит ей. Но все это не исключает возможности объясниться откровенно. Так, уверяют, что чеченский вопрос будет затронут в ходе двусторонних встреч. Хоть Париж и взволновала гибель президента чеченских сепаратистов при подозрительных обстоятельствах, он, наверно, удовлетворится тем, что в очередной раз повторит, что необходимо 'политическое решение'. Не боясь повторить избитую фразу, скажем, что все же Масхадов был последним, кто мог стать представительным переговорщиком.
Единодушие. Нет никакой уверенности в том, что эта политика соглашательства с Путиным встретит единодушие внутри ЕС, особенно среди его новых членов, выходцев из бывшего коммунистического блока. Париж обещает прозрачность и изо всех сил старается успокоить своих партнеров. А можно ли поступить иначе? 'Когда нас стало двадцать пять, нас стало так много!', приходится вздохнуть.
____________________________________________________________
Спецархив ИноСМИ.Ru
Откровенно поговорить с Путиным ("Liberation", Франция)