Из всех свидетельств очевидцев о жизни при сталинском 'дворе' с особым содроганием читаются воспоминания Якуба Бермана, некогда возглавлявшего службу госбезопасности в коммунистической Польше. Он рассказывает о ночных банкетах в Кремле, продолжавшихся до четырех утра, где подавались изысканные напитки и деликатесы - медвежатина, перцовка, полусладкие грузинские вина - а с рассветом пьяные участники застолья устраивали танцы под патефон: пластинки менял лично Сталин.
Как-то Берману довелось вальсировать с Молотовым - наркомом иностранных дел. 'Вы, конечно, имеете в виду г-жу Молотову', - уточнила польская журналистка Тереза Торанска (Teresa Toranska), бравшая у него интервью. 'Нет, г-жа Молотова сидела в лагере', - мимоходом заметил Берман и пояснил, что в их с Молотовым 'дуэте' он исполнял роль женщины, а нарком иностранных дел вел. Всю ночь Сталин добросовестно исполнял обязанности диджея, украдкой наблюдая за каждым из гостей. На вопрос, нравилось ли им такое времяпровождение Берман ответил утвердительно, но с оговоркой: 'Да, приятно было. Но внутреннее напряжение не отпускало'.
Самое удивительное, что все это - правда.
Описание этой чудовищной трапезы вы найдете в книге Саймона Сибэга Монтефиоре (Simon Sebag Montefiore) 'Сталин: при дворе 'красного царя'' ('Stalin: The Court of the Red Tsar'), вошедшей в прошлом году в список бестселлеров. Монтефиоре провел немало времени в российских архивах - сегодня они частично открыты для исследователей - и это принесло свои плоды: на страницах его книги Сталин издевается над приближенными (выбивает трубку о лысину Никиты Хрущева и спрашивает, откуда этот стук - может быть у него в голове пусто), ухаживает за розами в саду, поет русские народные песни, заверяет всех, что 'жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее'. У его трона сменяется череда шефов тайной полиции: Ягода, коллекционировавший пули, извлеченные из черепов своих жертв, и куривший трубки, сделанные в форме гениталий; карлик-бисексуал Ежов, который, в перерывах между пытками, любил устраивать между подчиненными соревнования - кто громче выпустит газы; и, конечно, неописуемый Берия, колесивший по Москве в черном бронированном 'Паккарде' в поисках красивых девушек, которых он потом насиловал.
Сталин перестал быть бесцветным силуэтом из прошлого, загадочным сфинксом - по колоритности он теперь догоняет своего старого врага Гитлера, о чьем поведении в быту уже написано немало томов.
Однако, когда внимание авторов сосредоточивается исключительно на личных качествах подобных людей, у читателя неизбежно возникает вопрос: как могло случиться, что эти извращенцы и подонки добрались до вершин власти? Объяснение заключается в том, что они были не просто мелкими уголовниками, но людьми необыкновенно амбициозными, с мессианскими программами. Чтобы понять секрет их успеха, необходимо больше знать об условиях - экономических, политических, интеллектуальных - позволивших им вскарабкаться на самый верх и удержаться там.
Именно эту цель преследует фундаментальный труд Ричарда Овери. Автор - профессор истории из лондонского Кингс-колледжа. В отличие от книги Алана Буллока (Alan Bullock) 'Гитлер и Сталин: жизнь двух великих диктаторов' ('Hitler and Stalin: Parallel Lives'), вышедшей в 1991 г., труд Овери не является биографическим в традиционном смысле. Это скорее серия сравнительно-аналитических статей о главных атрибутах обоих режимов - культе личности, военном потенциале, системе концлагерей - в которых, тем не менее, постоянно присутствует дух их создателей. Ведь в обоих случаях речь идет о режимах личной диктатуры, созданных по образу и подобию самих творцов.
В ходе своего анализа Овери уделяет большое внимание произведениям обоих 'вождей'. Многие западные исследователи не придают большого значения подобным сочинениям, считая их пустой болтовней и бредом сумасшедших, поскольку ни один нормальный человек не может всерьез придерживаться подобных взглядов. К сожалению, в действительности дело часто обстоит по иному - идет ли речь о Гитлере, Сталине, Мао Цзедуне, аятолле Хомейни или Пол Поте. 'В рамках обеих диктатур, - отмечает Овери, - создавалась уникальная 'нравственная вселенная' для оправдания и объяснения их действий. Нравственная сфера не только не утрачивала актуальности, но служила главным полем сражения'. Так что игнорировать сочинения диктаторов небезопасно.
Конечно, по характеру и манере поведения оба 'вождя' сильно отличались друг от друга. Гитлер был мистиком, азартным игроком и мечтателем, считал себя художником. Сталин был методичным интриганом-конъюнктурщиком. Гитлер держался отстраненно и официально, а Сталин любил изображать из себя 'доброго дядюшку', попыхивающего трубкой и улыбающегося в усы - к такому человеку, как выразился американский посол в СССР Джозеф Дэвис (Joseph Davies) 'любой ребенок с удовольствием забрался бы на колени'.
Гитлеру нравилось актерствовать перед огромной аудиторией; Сталин редко появлялся на публике. Выступая, Гитлер срывался на истерический крик; Сталин же говорил медленно, тщательно подбирая слова. Сталин часто прибегал к едкому 'юмору висельника': так, в газетной статье, он однажды походя заметил, что причиной гибели миллионов людей во время голода на Украине стало чрезмерное рвение некоторых чиновников, которых постигло 'головокружение от успехов'.
Фундаментально различались и утопические идеологии двух режимов: одна из них претендовала на то, чтобы выражать интересы рабочих всего мира, другая же адресовалась исключительно немцам - потому-то в западных университетах и сегодня можно найти апологетов коммунизма. Но, несмотря на все различия в поведении и идеологии, Сталин и Гитлер были 'родственными душами', и созданные ими государства во многом походили друг на друга. Переводчик Валентин Бережков, побывав Берлине в 1940 г., был поражен тем, насколько знакомой показалась ему тамошняя жизнь: 'То же преклонение перед вождем, те же многотысячные митинги, масса сходства в искусстве и архитектуре'.
Оба лидера выросли в бедности, оба страдали серьезнейшими психологическими изъянами, оба твердо верили в свое особое предназначение. Они считали себя воплощением своих народов: Гитлер - избавителем германской нации от унижений; Сталин - хранителем ленинского революционного наследия. Оба придавали легитимность своим режимам за счет ссылок на науку. Гитлер строил свои концепции на идеях Дарвина и Ницше, а также расовых теориях приверженцев 'социального дарвинизма' вроде Эрнста Хекеля (Ernst Haeckel) и Людвига Вольтмана (Ludwig Woltmann), и считал, что различные расы ведут между собой смертельную борьбу за выживание. Сталин основывался на гегельянстве и марксизме: по его мнению, авангардом исторического прогресса являлся рабочий класс. К этому добавлялись псевдонаучные теории генетика Трофима Лысенко, утверждавшего приоритет влияния среды над наследственностью, и тем самым подводившего теоретическую базу под высшее достижение 'социальной инженерии' - формирование в СССР 'нового человека'.
Отстаивая свои идеи, оба диктатора не гнушались казуистики. Они отметали гуманистический идеал объективности как абсурдную буржуазную теорию, утверждая, что именно они являются выразителями нравственного абсолюта: Сталин назвал его 'законами истории', Гитлер говорил о 'суровых и жестких законах природы'. Оба считали свою победу неизбежной.
Главной чертой современного тоталитарного государства является террор. Овери тщательно прослеживает, как оба режима использовали в отношении своих противников понятия, связанные с паразитами и заразой, как они воспринимали оппозицию в качестве 'болезни', поразившей политический организм, с которой необходимо бороться радикальными методами. Кулаки или евреи представляли собой 'раковую опухоль', против которой может помочь лишь хирургическое вмешательство. Судебные системы обоих государств, отмечает Овери, служили 'не защите индивида от государства, а защите государства от индивида'. Как без обиняков выражался Сталин, 'нет человека - нет проблемы'. В целом, в СССР власти больше, чем в нацистской Германии, заботились о соблюдении декорума - они требовали от обвиняемых ложных признаний и устраивали 'показательные процессы'.
Логическим порождением обоих режимов стала система лагерей. Однако в СССР лагеря играли определенную экономическую роль - узников заставляли работать, и тем самым поддерживать существование режима. Для заключенного советских лагерей шанс выжить составлял около 40%; в нацистских лагерях рабского труда в живых оставались лишь 14% узников. Создание лагерей уничтожения, естественно, вообще не имело под собой никаких экономических оснований - по сути они только препятствовали военным усилиям Германии, отвлекая остро необходимые ресурсы и затрудняя работу железных дорог. Попытка поголовно уничтожить целый народ - уникальная особенность гитлеровского режима.
Самый мучительный вопрос в этой связи заключается в том, почему в обоих случаях столь немногие пытались оказывать правящим режимам сопротивление. Конечно, свою роль играл фактор страха. В книге приводятся слова одного немецкого социал-демократа: 'Трудно быть храбрым каждый день'. Но одним страхом всего не объяснишь. Печальная истина заключается в том, что оба режима пользовались широкой поддержкой населения. Как указывает Овери, 'отрицая этот вывод, невозможно по-настоящему понять характер обеих систем'. После первой мировой войны жители Германии и России пережили хаос, лишения, гражданскую войну.
Они жаждали избавления от нищеты, порядка, 'твердой руки'.
В результате оба режима не испытывали недостатка в доносчиках. По оценке Овери, две трети дел, расследовавшихся Гестапо, начинались именно с 'сигналов' граждан. Что же касается СССР, то, если на Ленина было несколько покушений - в том числе одно посмертное, когда некто выстрелил в его саркофаг в мавзолее - то попыток убить Сталина просто не было. После его смерти в 1953 г. миллионы людей искренне оплакивали Сталина - ведь именно он, по их мнению, превратил Россию в индустриальную державу и спас страну во время второй мировой войны.
Впрочем, становиться в высоконравственную позу и выносить суровый приговор жителям тоталитарных государств было бы слишком просто. Самая ужасная черта дееспособной диктатуры состоит в том, что она никого не обходит 'вниманием': жизнь в таком государстве заставляет людей идти на нравственные компромиссы - в большом или в малом: именно это так осложняет усилия по формированию справедливой государственной системы после их крушения.
Хенрик Беринг - журналист и литературный критик
____________________________________________________________
Данная статья представляет собой рецензию на книгу Ричарда Овери (Richrd Overy) 'Диктаторы: гитлеровская Германия, сталинская Россия' ('Dictators: Hitler's Germany, Stalin's Russia')
