От любого большевика вы могли услышать гордое: 'Советский народ - самый читающий народ в мире'. Что в свою очередь приводило в недоумение западных экономистов и консультантов по менеджменту: получалось, что выдуманные, литературные концепции интересуют людей гораздо больше, чем практика. В результате, несмотря на постоянные уверения президента Владимира Путина, что в России все в порядке, капитализм и демократия, построенные в этой стране, мало чем напоминают любое воплощение этих идей на Западе. Зато российские книжные магазины - мечта любого библиофила.
Моя русская душа радуется, когда я вижу, что - несмотря на появление интернета, модных ресторанов, пивных, или на то, что людям приходится работать в двух-трех местах, чтобы как-то свести концы с концами в эту деловую постсоциалистическую эпоху - россияне по прежнему читают книги, и читают их постоянно.
Однако мой американизированный рациональный мозг постоянно ищет какой-нибудь практический способ, позволяющий использовать ко всеобщему благу страсть россиян к печатному слову и их убежденность в том, что писателя надо слушать, как пророка и учителя. В конце концов в этой стране слово Солженицына и других писателей-диссидентов в свое время значило больше, чем речи Брежнева и других политиков. Переполненная мессианскими планами, я прервала свои основные занятия - изучение политических и экономических аспектов переходного периода в России - чтобы провести семестр в Московском государственном университете (МГУ), где я должна была прочесть курс лекций о Владимире Набокове под названием 'Набоков и мы'.
Конечно, мне казалось, что я сама во многом повторила путь Набокова. Долгие годы, что я провела в Принстоне и Нью-Йорке, превратили мечтательную русскую интеллигентку в практичную жительницу Запада. Пожалуйста, не думайте, что я страдаю манией величия: я имею в виду, что мой американский опыт напоминает набоковский - по масштабу литературного дарования, я естественно, ни в коем случае не могу с ним тягаться.
Поэтому, вернувшись в Москву, я была уверена, что могу поделиться с соотечественниками ценной идеей: для того, чтобы стать свободной и либеральной, Россия должна найти своим лучшим традициям практическое применение. Нам нужно читать Набокова, а не пытаться разгадать ребусы информационных бюллетеней МВФ - с восприятием официальных документов у россиян всегда дело шло туго - ведь в качестве четкого 'маршрута' движения вперед книги Набокова для нас куда полезнее, чем история малопонятных достижений далекой Индонезии или Бразилии. Ему удалось остаться русским - мечтателем, жадным до поисков истины - и в то же время превратиться в 'западника'.
Как и все люди, одержимые мессианскими идеями, я немедленно обнаружила - правда, скорее с удовлетворением, чем с разочарованием - что несколько запоздала со своими 'ценными советами'. Набоков, стоически смирившийся (или, по крайней мере, утверждавший, что смирился) с мыслью, что в социалистическом отечестве у него вряд ли найдется много читателей - он даже описывал свою воображаемую аудиторию в России как 'комнату, полную людей, носящих его маску' - был бы в полном восторге от того, как к нему сегодня относятся на родине: сегодня его маску носит вся страна.
Современный российский читатель комментирует цитатами из Набокова буквально все. В ответ на появление бюстов или шоколадной статуи Путина некоторые либерально настроенные россияне тут же вспоминали набоковское: 'Портреты главы государства не должны превышать размер почтовой марки'. Россияне, упорно отвергающие материальные блага, любят цитировать его фразу о том, что собственность обременяет человека. Сторонники индивидуалистических ценностей также равняются на него - ведь он назвал себя 'неделимым монистом'. Существует даже хрестоматия по Набокову, помогающая школьным ученикам правильно толковать его произведения.
Ожидая, что на мои лекции на факультете журналистики МГУ придут лишь несколько студентов - фанатичных поклонников Набокова, я с удивлением обнаружила, что с каждым разом количество людей, носящих 'маску' писателя в аудитории удваивалось. Они сообразительны и усердны; они наизусть пересказывают отрывки из 'Лолиты' и 'Других берегов' по-русски и по-английски, не пропускают занятий, и не отпрашиваются под разными предлогами, как это делали мы 15 лет назад, когда я сама была студенткой МГУ.
Вместо того, чтобы бессильно рыдать, читая ахматовскую 'Поэму без героя' или на чьей-нибудь кухне шепотом обсуждать солженицынский 'Архипелаг ГУЛАГ', эти уравновешенные дети нового, пост-посткоммунистического столетия находят литературе практическое применение. Они говорили мне: литература 19 века на их вкус чересчур драматична и пафосна, произведения 20 века - слишком критичные, беспросветные, диссидентские. Литература посткоммунистической эпохи чересчур бульварна. А вот Набоков - как раз то, что надо!
'Пушкин - ваше все, а наше все - Набоков' - в этих словах я улавливаю легкий оттенок презрения к старомодным традициям прошлого. 'Ему удавалось, - и я вижу восхищение на их лицах, - оставаться на уровне 'высокой' литературы, и в то же время быть прагматиком, писать без чепухи: он великий стилист с прикольными сюжетами, а герой у него - храбрый и сильный индивидуалист-победитель'. 'Мои любимые герои, мои блистательные герои - из 'Дара', 'Приглашения на казнь', 'Ады', 'Славы', и другие - в конце концов оказываются победителями', - с упоением цитируют они слова Набокова. 'Эти 'другие', - заявляют они с гордостью, - мы. Для нас Набоков - облеченная в литературную форму инструкция для повседневной жизни на пути от неприкаянного русского интеллигента к дееспособному, прагматичному 'западнику''. 'Такому как Пнин, только лучше', - решительно добавляет одна студентка.
Я недоумевала. 'Зачем же тогда вам я, зачем вам мои лекции?' - спросила я у аудитории, увеличившейся к тому времени до 30 человек. Они объяснили, что им нужен человек, который уже прошел тем же путем, что и Набоков или его герои - чтобы убедить их: такое возможно, чтобы выразить словами опыт, который они знают по его книгам.
Так что, несмотря на всю озабоченность относительно будущих последствий путинского 'укрепления властной вертикали', можно с уверенностью сказать: либеральный переходный период в России не прошел напрасно.
Нина Хрущева - преподаватель нью-йоркского New School University, специалист по международным отношениям. Вскоре выйдет ее книга 'Визит к Набокову' ('Visiting Nabokov'). Данную статью она написала специально для 'Moscow Times'
____________________________________________________________
Полное собрание сочинений г-жи Хрущевой на ИноСМИ.Ru
С днем рождения, Никита Хрущев! ("The New York Times", США)
Вова Ужасный ("The Wall Street Journal", США)
'Кто воскресил советскую империю?' ("The International Herald Tribune", США)
Российская 'культура презрения' ("Korea Herald", Корея)
Владимир Путин: царь или дож? ("Der Standard", Австрия)
Владимир Путин наносит ущерб демократии и России ("Die Welt", Германия)
Брежнев, Буш и Багдад ("The Nation", США)
Путин, что остров в океане ("Der Standard", Австрия)
