Китай дальше продвинулся в области информационной свободы, чем Советский Союз 'догорбачевского' периода.
Являясь примерами государства, оказывающего прямое воздействие на средства массовой информации, Советский Союза до начала правления Михаила Горбачева и нынешний Китай, тем не менее, сильно отличаются друг от друга. СССР был авторитарным режимом, скованным, находящимся в состоянии застоя, в то время как правящий сегодня в Китае режим - это постоянное движение и эволюция.
В первом случае задача заключалась в кичливом превозношении достигнутых результатов и утаивании наиболее явных дефектов созданной структуры. Мышление Китая более открыто: правящий режим признает и объявляет о своем несовершенстве и необходимости изменений для своей модернизации и улучшения. Названное фундаментальное различие вкупе с предпринимательским и экономическим плюрализмом, потребительской способностью, широкой свободой приобретать и продавать - чего не существовало в Советском Союзе - предоставляет СМИ в Китае огромные возможности.
По своей форме и содержанию китайские средства массовой информации бесконечно живее тех, что существовали в прежнем Советском Союзе. В них намного меньше, практически отсутствуют, ритуальные восхваления официальной идеологии. В китайской прессе вполне ощутима свобода отражения экономических и социальных проблем страны. Вместе с тем, государственное око зорко следит за тем, чтобы журналисты не пересекали определенных границ и соблюдали писаные и неписаные законы журналистского поведения. Периодически появляются прямые директивы, запрещающие упоминать некоторые темы.
В китайской прессе не допускаются нападки на правление Коммунистической Партии, а не санкционированные сверху обвинения государственных чиновников в коррупции или злоупотреблениях служебным положением могут оказаться опасным занятием. Журналист всегда проиграет в любом противостоянии с властью, которая, разумеется, не признает автономии прессы и воспринимает ее как свою верную слугу. Подобные реалии сдерживают профессионалов и способствуют появлению в редакциях атмосферы контролируемой свободы. Тем не менее, это не мешает некоторым китайским изданиям достигать весьма высокого уровня критической подачи информации. Главный вопрос заключается в том, что может произойти, если будут убраны все эти фильтры авторитаризма и установлена 'полная', в понимании Запада, 'свобода прессы'.
Некоторое представление об этом может дать Россия. Когда Горбачев уничтожил идею о правившем в стране режиме как совершенном и резко взял курс на проведение политических реформ, неожиданно убрав все контролирующие элементы традиционного авторитаризма, то последовавшие за этим события напоминали детский сад в отсутствии воспитателей. Общество, недоразвитое с гражданской точки зрения из-за столетий абсолютизма, столкнется с серьезными трудностями, когда будет вынуждено взять на себя ответственность за выполнение тех задач, которыми прежде занимались его авторитарные наставники. Прежние жертвы государственной машины, интеллектуалы и журналисты, сыграли существенную роль в уничтожении государства, что вылилось в страшный кризис. По прошествии 14 лет этот кризис все еще ощущается.
После исчезновения СССР информационный плюрализм общества той страны - общества лишенного средств и проявлений гражданственности - увяз в рынке коррупции. Информационная свобода оказалась низведенной до карикатурного состояния: это была свобода журналистов продаваться различным коррумпированным интересам и изданиям, находившимся в руках магнатов, которые дрались за получение государственной собственности в рамках тогдашней приватизации.
Если Китай решит установить свободу прессы и политический плюрализм, подобный русский сценарий будет для него гораздо реальнее идиллических картин консолидированной демократии. Для настолько сложно развивающейся страны, переживающей серьезный критический момент, авторитарное правление монополизировавшей всю власть единственной партии отнюдь не является худшим из возможных зол. Много серьезнее может оказаться хаос и беспорядок, потенциал которого в Китае и его обществе гораздо мощнее российского, о чем говорит многовековая и современная история этого государства.
В нынешнем состоянии китайского общества гипотетический плюрализм в политике, вероятно, стал бы отражать интересы преступников и нуворишей, представляющих куда более ограниченный сектор общества страны, чем ныне правящая Коммунистическая Партия. Кроме того, не стоит недооценивать опасности того, что усиление упомянутых интересов на уровне провинций может привести к расчленению страны, как это уже неоднократно происходило в истории Китая.
Все вышеизложенные наблюдения должны интерпретироваться не как пессимистичная попытка оправдать диктатуру, а как сдержанное предупреждение о реалиях развивающегося мира и открывающихся перед ним альтернативах.
