После статей Дэниса Макшейна, Алена Ламассур, Макса Галло, Алена Турена, Жака Барро, Реми Брака, Лорана Фабиуса, Никола Тензера, Альфреда Гроссера, Ги Верхофштадта, Эдуарда Балладюра, Эзры Сулеймана, Фрэнсиса Фукуямы, Эммы Бонино, Франсуа Баруэна, Теодора Зельдина, Филиппа Бенетона, Филипа Гордона, Дануты Хюбнер, Никола Бавре, Жана-Пьера Шевенмана, Жана-Луи Бурланжа, Сильвии Гулар, Поля-Мари Куто, Алена Мадлена, Бронислава Геремека, Моники Канто-Шпербер, Шанталь Дельсоль, Ги Сормана, Колина Пауэлла, Клоди Энере, Никола Дюпон-Эньяна, Александра Стабба, Даниэля Баренбойма, Алена Минка, Жана-Луи Дебре, Доры Бакояннис, Никола Саркози, Пьера Лекилье, Жана-Люка Меленшона, Мишеля Шарасса, Ричарда Перла и Роберта Бадинтера, Аркадия Ваксберга, Филиппа де Вилье, Анны-Мари Ле Глоанек, Маркуса Кербера, Мишеля Маффесоли и Абду Диуфа, нашу серию размышлений о европейском строительстве продолжает интервью Билла (Уильяма) Кристола, одного из лидеров течения неоконсерваторов, главного редактора 'Уикли Стандарт' в Вашингтоне.
Le Figaro.- На какие размышления наводит Вас проект Европейской Конституции и дискуссия вокруг проекта во Франции, за шесть недель до референдума?
Билл Кристол - По поводу этой Конституции у меня еще не сложилось окончательного мнения. Я американец. Дело европейцев решать, предпочесть ли федеральную модель, или 'Европу отечеств', мысль о которой была дорога генералу де Голлю (de Gaulle). Как бы то ни было, общественная дискуссия, проистекающая сегодня, безусловно, полезна. Большинство европейских стран не достигли такой степени децентрализации, как Америка, и поэтому они существуют в менее напряженном ритме предвыборной борьбы. Референдумы по вопросу Европейской Конституции в ряде стран ЕС могут побудить политическую элиту приблизить свои идеи к чаяниям народов.
Какая Европа нужна Америке, на Ваш взгляд?
Европа сильная в политическом и экономическом плане. Американское лидерство - очень важно для мира, роль Америки - центральна. Сильная Америка только радовалось бы, если бы на ее стороне оказалась сильная Европа. Конечно, я предпочел бы, чтобы эта сильная Европа не была антиамериканской. Мне никогда не казалось затруднительным такое положение дел, когда европейская страна, например Франция, высказывала бы несогласие с американской администрацией по ряду вопросов, например, по поводу войны в Ираке. С другой стороны, меня беспокоит, что, похоже, кое-кто в этой стране радуется нашим трудностям, возникшим после завершения военной фазы интервенции. Таким образом, дискуссия вокруг проекта Конституции, - повод для того, чтобы европейцы поняли, что в их интересах, чтобы ЕС не был блоком, враждебным США. Также в интересах европейцев - войти в мировую историю как блок, который пытается осложнить жизнь диктаторам планеты. Президент Буш (Bush) проводит верный внешнеполитический курс. Его дипломатия нацелена на то, чтобы сделать мир более свободным, свободным от тирании. Мы предпочли бы, чтобы представители правящей элиты Франции и Европы не создавали столь систематически такого впечатления, что они хотят простить диктаторов.
Хорошо. Но разве американская внешняя политика не амбивалентна в отношении Европы? Европу предпочитают бичевать за 'стремление отречься от действительности', чтобы отстранить ее от участия в решении важных проблем, не так ли?
Творцы 'Pax Americana' на Ближнем Востоке отдают себе отчет в том, что успех может быть достигнут только при подлинном сотрудничестве между двумя крупнейшими объединениями западного мира - США и Европы. Быть может, американцы грешат излишним оптимизмом, но с практической точки зрения обе стороны Атлантики должны работать в одном направлении. 'Pax Americana' должен стать и европейским. И мне не кажется, что европейцы всерьез склонны думать, что это естественно, когда в арабском мире дети диктаторов вечно наследуют своим отцам!
Американской мечте неуютно соседствовать с европейской мечтой?
Очевидно, что Америка сталкивается со своими трудностями. Но, отдавая себе отчет в экономических проблемах ЕС, в кризисе государства-провидения, в угрожающих для вашего континента демографических перспективах, в общем контексте затруднений в процессе интеграции иностранцев, - принимая во внимание все это, нельзя сказать, что в Европе дела идут лучше. Я хотел бы, чтобы обсуждение конституционного проекта стало поводом для европейцев, поводом к тому, чтобы увидеть мир таким, какой он есть. Можно упрекать США. Но нельзя отрицать, что американцы озабочены судьбами мира, и вновь готовы пересмотреть важнейшие вопросы: внешнюю политику, интеграцию иммигрантов, спор между либеральной демократией и многокультурностью. . . Меня, как друга Франции, поражает, что эти важнейшие темы почти не обсуждаются в вашей стране. Более того, от обсуждения этих вопросов стараются уклониться. И это несмотря на то, что у вас есть такие блестящие умы, как Финкелькро (Finkielkraut) или Пьер Манан (Pierre Manent). С этой точки зрения, референдум по Конституции может стать утренним пробуждением!
Ваш отец, Ирвин Кристол (Irving Kristol), дал такое определение неоконсерваторам: 'представители левых, которые разбились о скалы реальности'. Не кажется ли Вам, что подобное происходит и с европейскими интеллектуалами?
Вы знаете, с неприятной реальностью - всегда можно закрыть глаза и заткнуть уши. . . Закрыть лицо. . . Поступать так, как будто ничего не происходит. . . И если люди весьма склонны тешить себя иллюзиями, все же величие демократий состоит в том, что однажды все открывают глаза. Помимо интеллектуалов, Европа в целом переживает то, что я назвал бы 'моментом неоконсерватизма'. Николя Саркози (Nicolas Sarkozy) - среди политического руководства он являет собой образец этого осознания. Многие европейцы 'разбились о скалы' реальности, которая в столь разных сферах, как внешняя политика, экономическая политика и культурная политика, сильно отличается от политкорректного представления о ней. Оковы политкорректности долго довлели над высказыванием определенных идей, но публичное обсуждение смогло преодолеть эти узкие границы. Кажется, что преемственность становится предсказуемой, началась подлинная подготовка интеллектуальной почвы. В Европе в ближайшие годы можно будет наблюдать весьма интересные изменения.
Как на Ваш взгляд, мечтает ли Европа покончить с исторической обусловленностью, в чем ее упрекают некоторые неоконсерваторы?
Во многих аспектах, европейский проект совместим с концепцией 'конца истории', в его наилучшем смысле. Но одно дело отказываться от повторения ужасов XX века, а другое дело - уходить от ответственности, которую возлагает на нас История. Мы, в Америке, в некотором смысле также мечтаем о 'конце истории'. Но в нашем коллективном сознание 'водоразделом' стал катаклизм 11 сентября, эти теракты очень точно обозначили конец концепции 'конца истории'. И по этой причине важны для нас главные уроки Раймона Арона (Raymond Aron), философа, который обостренно чувствовал 'трагическое в истории', его мысль остается актуальной в современном мире. Напротив, философия Юргена Хабермаса (Jürgen Habermas), оказавшая сильное влияние на европейские представления о федерализме, представляется мне попыткой спасти патриотизм, спроецировав его на европейское строительство. Я не хотел бы показаться догматиком, не хотел бы подводить итог. Но можно ли управлять чувствами граждан? Патриотизм, смешивающий национальную принадлежность и Европейскую конституцию, может ли он привести к взятию гражданских обязательств, когда международные проблемы сгребаются в охапку, вместо того, чтобы попытаться их устранить?
В чем причина Ваших сомнений на этот счет?
Свобода неотделима от смелости и от участия в делах мира. Нация, которая делает приоритетом внешней политики сопротивление режимам тиранов, имеет все шансы на то, чтобы быть в своей тарелке. Напротив, внутренний кризис усиливается при отказе идти на риск - выходить за свои границы, чтобы защищать дело свободы. Таков урок Арона: либеральная демократия в силе и добром здравии, когда она отваживается на борьбу с тиранией. Моя Европа - это Европа Раймона Арона, скорее чем Европа Юргена Хабермаса!
