Французские школьники играют в снежки в Освенциме. Многие молодые британцы не знают, что сокращение 'VE Day' означает 'Victory in Europe', день окончания Второй мировой войны в Европе. Несмотря на празднования 60-летнего юбилея Победы на этой неделе, война стирается из памяти Европы. Президент Германии Хорст Келер (Horst Koehler) признал это, призвав немецкий парламент 'хранить память обо всех страданиях'.
Вторая мировая война начинает напоминать Гражданскую войну в Америке - ее помнят энтузиасты-историки, но почти забыла публика, и редко изучают политики. Это стирание из памяти имеет важные последствия. На протяжении десятилетий воспоминания о войне формировали политику в Европе и, в меньшей степени, в США. Теперь, когда войну начинают забывать, соответствующим образом изменится и политика.
Во многих странах война изменила все: сам ландшафт, государственные границы, цели, отношение к иностранцам и тематику фильмов. Война также помогла создать наши институты, а именно Евросоюз и одержимый инфляцией Европейский Центробанк (ЕЦБ). Освенцим вселил в большинство жителей Запада ужас перед расистскими партиями, а воспоминания о военных диктатурах заставили людей лучше защищать гражданские свободы. Но теперь, когда политики и общество все больше забывают войну, послевоенное устройство мира начинает меняться.
Лучший пример этих перемен - история Европы. Создатели первых панъевропейских институтов в 1950х годах стремились предотвратить будущие войны. Многие десятилетия воспоминания о войне способствовали все большему сближению в Евросоюзе. Даже после падения Берлинской стены война оставалась ключевым воспоминанием в умах политиков. И дело не только в том, что она стала крупнейшей катастрофой Европы, политики дольше других держались за эту память, потому что они старше большинства граждан и лучше знают историю. Маргарет Тэтчер, в то время премьер-министр Великобритании, и президент Франции Франсуа Миттеран думали, что объединенная Германия может представлять собой военную угрозу. Тэтчер пыталась помешать объединению. Миттеран - побывавший на войне и коллаборационистом, и участником Сопротивления - позволил его, но только при условии, что Германия свяжет себя с Европой. Через месяц после падения Берлинской стены канцлер Германии Гельмут Коль, чей брат погиб на войне, ввел в стране евро. Эту валюту во многом можно назвать дитем войны.
То же можно сказать и об управляющем ею Центробанке. Гиперинфляция в Германии в 1920х способствовала появлению Гитлера. В 1957 году в стране был создан Бундесбанк, чтобы избежать повторения этого. Он так успешно добивался финансовой стабильности и крепкой валюты, что его подход был перенят ЕЦБ. Сейчас у ЕЦБ запланированный уровень инфляции равен 2%, и ему удалось добиться роста курса евро, несмотря на высокий уровень безработицы в Европе.
Но теперь, когда война уходит в небытие, европейский идеал устаревает.
Более старшее поколение считало, что ЕС необходим для поддержания мира и стабильности. 'Но я родился в Европе, где все это было', - говорит Воутер Бос (Wouter Bos), лидер социалистической партии Нидерландов, объясняя, почему его современники более спокойно говорят Европе 'нет'. Стирающиеся воспоминания о войне помогают понять, почему Франция и Нидерланды сегодня могут проголосовать против европейской Конституции. Европейские политики должны признать, что европейский идеал основывался на воспоминаниях о войне. С их исчезновением амбициозные планы в отношении Европы никогда уже не получат такого мощного толчка.
И, наоборот, в Великобритании отмирание воспоминаний уменьшило еврофобию. Наиболее скептично в отношении ЕС настроены британцы поколения Тэтчер. Для них формирующим опытом стала ситуация, когда Великобритания одна с США стояла против слабой и вероломной Европы во Второй мировой. А потому партии 'евроскептиков' - консерваторы и радикальная Партия Независимости - получают больше всего голосов от пожилых избирателей. Молодые британцы большие 'евроскептики', чем большинство жителей континента, но не такие, как их родители.
То, что воспоминания о войне блекнут, имеет и другие последствия. Мало кто в Европе сейчас чувствует себя должником США за спасение континента от нацизма, хотя многие американцы, в том числе некоторые политики, ожидают этой признательности. Вторая мировая - это, пожалуй, единственный эпизод европейской истории, широко известный в США. А отсюда и массовый гнев американцев из-за того, что некоторые европейские страны выступили против войны в Ираке: 'Разве мы не поддержали их в борьбе с Гитлером?' Как будто в промежутке между двумя этими событиями ничего не произошло. Европейцы же, напротив, обычно больше знают о США: они смотрят американские фильмы и следят за политической жизнью в Америке. Война не была первостепенным фактором, сформировавшим их мнение о США.
Еще одно следствие: за последние пять лет многие европейцы начали голосовать за анти-иммигрантские партии. Но им не кажется, что они голосуют за еще один Освенцим, потому что значительная их часть не знает, что это такое. Именно поэтому попытки очернить такие партии, например, неонацистские, потерпели неудачу.
Таким же образом правительствам удалось ограничить гражданские свободы после терактов 11 сентября 2001 года, ведь мало кто из жителей Запада может сейчас представить, чтобы их страна превратилась в гитлеровскую диктатуру.
Спустя шестьдесят лет война наконец закончилась, и это меняет все.
