Русский премьер доказал, что обувь действительно можно использовать для привлечения внимания, причем в самом буквальном смысле. Но в эксклюзивном сегменте мужского обувного рынка на экстравагантность до сих пор смотрят с подозрением, пишет Мэттью Темпл
Это случилось 11 октября 1960 года - в тот день было доказано, что мужской ботинок может войти в историю и не показываясь в журнале мод - просто, во-первых, его нужно показать в здании Организации Объединенных наций, и, во-вторых, нужен не профессиональный манекенщик, а сам Никита Хрущев.
Немногие сыновья вообще что-нибудь знают или хотят знать об обуви своих отцов, и Сергей Хрущев не был исключением до тех пор, пока не переехал в Америку и его не начали забрасывать вопросами об этом случае. Помогло профессиональное историческое образование - Сергей Хрущев преподает в Брауне (Университете Джона Брауна [John Brown University] - прим. перев.). Итак, он посмотрел кое-какие материалы, и вот его рассказ.
В тот день атмосфера в ООН была напряженной, и у Хрущева из головы никак не выходил недавний случай с обнаружением разведывательного самолета U-2.
- Он считал это высшей провокацией со стороны США в адрес Советского Союза и него лично, - говорит его семидесятилетний сын.
В зал он вошел, готовый к драке, но на входе кто-то из журналистов наступил на каблук его ботинка, и ботинок слетел с ноги. У Хрущева был 'большой живот', так что наклониться он не смог и 'прошел к своему месту с одной босой ногой'.
Позже кто-то принес этот ботинок, 'причем, стараясь, чтобы это выглядело повежливее, положил его на поднос', но при своей грузной фигуре советский лидер не смог протиснуть его между краем стола и стулом - там и так практически не было щели - так что пришлось оставить его на столе:
- Он не хотел надевать ботинок на глазах у журналистов, которые тут же начали бы это фотографировать.
Сессия началась с вопроса о деколонизации. Большинство выступлений было направлено против старых империй, однако один храбрый делегат от Филиппин выбрал мишенью советский империализм.
Хрущева это взбесило, и он что-то ответил, но председатель не обратил на это внимания. Хрущев поднял одну руку. Потом вторую. Затем схватил со стола ботинок и стал махать им в воздухе.
- Отец говорил, что таким образом просто хотел привлечь к себе внимание.
Так и получилось. Хрущев прошел к трибуне - 'не знаю, в одном ботинке или в обоих' - и обнаружил еще более глубокие познания в обуви, сказав, что делегат от Филиппин 'лижет сапоги американцам'. Тот что-то возразил, и в результате после короткого обмена репликами в историю вошла фраза 'лакей американского империализма'.
Несмотря на появившиеся в газетах заголовки, кое-кто рассказывает, что Никита Хрущев так и не ударил ботинком по трибуне. Но Сергей утверждает, что все так и было:
- Отец сам говорил, что несколько раз ударил ботинком по трибуне.
Проходит время, и меняются взгляды людей. Для Запада тех времен ботинок Никиты стал огромным подарком, как нельзя лучше показывавшим дикость русского медведя. Но для внучки Хрущева он так и остался доказательством того, что ее дед 'отличался от этих лицемеров с Запада, которые говорят правильные лова и всегда рассчитывают свои дела'. Для самого Никиты это была 'неотъемлемая часть демократического поведения' - еще в дореволюционной Думе он видел, как депутаты 'доказывали свою правоту с помощью кулаков'.
Ничто не предвещало того, что в один прекрасный момент имя Хрущева будет связано с предметом обуви. В отличие от сына сапожника Сталина, всегда носившего обувь поэлегантнее, чтобы выглядеть 'настоящим комиссаром', Хрущеву было, в общем, все равно, во что он был обут, вспоминает Сергей, пока на Западе не стали высмеивать его неряшливую манеру одеваться. После этого он всегда 'старался выглядеть как можно элегантнее'.
Его ботинки делали в 9-м Главном управлении КГБ, расположенном в Москве на Комсомольском проспекте. Тот, кто их шил, обязательно проходил проверку - чтобы избежать террористической угрозы, и потому, что 'КГБ хотел получить обувь высокого качества'.
Никита, обладатель 'маленьких, почти мальчишечьих' ног - седьмой, максимум восьмой номер - носил обычные туфли на шнурках, а зимой - полувоенные сапоги. Фасон не имел значения: 'Когда ты уже стар, главное, чтобы сидело хорошо'.
Времена 'холодной войны' уже давно позади, но и сегодня из лондонцев, заглядывающих на Джермин-стрит (Jermyn Street, улица в Лондоне, где расположены самые престижные магазины мужской одежды: рубашек, галстуков и пр. - прим. перев.), группа, которая носит русские туфли, выделяется из всех остальных, только теперь это делается уже тоньше, будто психологическая обработка агентами КГБ.
Дело было 10 декабря 1786 года. Датская бригантина с грузом легендарных 'русских телячьих' кож вышла из Санкт-Петербурга в Геную, но до места назначения так и не добралась. А в 1973 году обломки этого корабля были обнаружены водолазами недалеко от Плимута. За то время, что корабль пролежал на дне, груз почти не испортился, и одна обувная фирма из предместий Лондона, New & Lingwood, купила часть кож у принца Уэльского, которому клад принадлежал по праву как герцогу графства Корнуолл.
Сегодня в сейфе этой фирмы осталось всего четыре кожи, отличающиеся от всех остальных неоднородностью цвета - от золотисто-коричневого до каштанового, - декоративным тиснением в клетку, а также ароматом березового сока, в котором их вымачивали еще во времена русских царей.
Вот так и выделяются мужчины, которые носят русские туфли. Потому что, если мужчина считает нужным потратить на туфли две тысячи только потому, что кожа, из которой их сшили, пролежала на морском дне триста лет - причем об этом знает только он сам, - таким ботинком совсем необязательно стучать, он сам скажет все о своем хозяине. Как выражается Джастин Самри (Justin Sumrie), сотрудник New & Lingwood, 'Мужчины, которые это носят, достаточно уверены в себе, чтобы не выставлять напоказ суперсовременную модель или ярлык с громким именем дизайнера'.
Мужская уверенность в себе принимает и другие формы. Иногда, по словам обувного мастера Питера Швайгера (Peter Schweiger), покупатели хотят, чтобы на носке были вытиснены их инициалы. Иногда им нужно 'искусственно состарить' кожу. А иногда, как один русский олигарх, они настолько уверены в себе, что могут заплатить за туфли из русской телячьей кожи, сделанные по их личной мерке, и . . . не забрать их из мастерской.
Но мир меняется, меняется он и здесь. Новое поколение покупателей, говорит Самри, хочет носить более выразительную обувь, так что фирма разрабатывает новую, 'экзотическую' коллекцию. Правда, здесь это не означает 'ничего революционного'. Разве что цвет подкладки меняется от лилового до темно-бордового.
'Стиль - опиум для народа, а мы - его распространители' - это девиз радикалов на рынке обуви - Джеймса Дакера (James Ducker) и Деборы Карре (Deborah Carre), компания Carreducker. В их мире источник мужского самовыражения - туфли без каких-то внешних признаков элитарности и не выставленные на трибуну ООН. В этом мире больше не царствует канон, введенный английским истеблишментом - вместо него приходят 'оксфорды' ручной работы с 'экстремальным тиснением' и поделенные на две части 'дерби'. В этом мире идея 'показывай, но не выставляй' реализуется через драгоценные камни или - для особо храбрых - асимметричные мыски из кожи ящерицы.
Кредо дуэта 'Дакер и Карре' - обувь говорит о человеке, когда его индивидуальность говорит сама за себя. Каждый мужчина - индивидуальность, говорит Дебора. Заказывая вещи специально для себя, мужчина хочет заявить о себе миру, и сделает все, чтобы быть услышанным.
Джеймс Дакер верит в то, что обувь придает человеку индивидуальность.
- Из истории мы знаем, что туфли начали носить повсеместно совсем недавно. И до сих пор туфли остаются одним из немногих признаков, определяющих статус носителя.
Если это правда, то теория Дакера в чем-то объясняет, зачем Хрущеву понадобилось эта провокационная выходка в 1960 году. В тот день в Нью-Йорке было очень жарко, и поэтому Хрущев сменил свои обычные ботинки на шнурках на обувь, которую его сын называет 'летними туфлями'. А теперь переведите это на русский, а то, что получится - опять на английский, и вам откроется историческая правда: одиннадцатого октября 1960 года Никита Хрущев выступал перед Организацией Объединенных наций в сандалиях.
