За путешествием великого писателя велось пристальное наблюдение

Великий репортер, автор знаменитых романов в 1858 году проехал по казачьим землям в Чечне. Тогда уже шла война. Он искал встречи с главарем восставших. Его, как и нынешнего, тоже звали Шамиль. Эрик Хесли отправился по следам Дюма.

В Париже уже тогда рассказывали, что казачки - красавицы. На стыке России и предгорий Южного Кавказа казаки - это связующее звено между народами Севера, на передней линии которых они стоят, и Ближнего Востока, с которыми они сталкиваются в войне и любви. Во французских салонах Дюма распространялся о том, что в их женщинах сочетаются блеск и живость юных россиянок и тонкость черт, присущая кавказским красавицам. Женщины середины мира. Для этого большого любителя очаровательных женщин уже достаточная причина, чтобы съездить на Кавказ.

Заранее разработанный маршрут проходил вдоль каспийского побережья, в обход земли терских казаков, на которые регулярно совершают набеги Шамиль и подчиненные ему отряды под командованием чеченских наибов. От всего этого веет таким ароматом, что писатель не в силах устоять. К большому сожалению сопровождающих он решил свернуть с пути и неожиданно спросил своего попутчика, художника Муане (Moynet):

- Вы помните, друг мой, 'разрешение, выданное на десять часов' нашего друга Жиро (Giraud)?

- Отлично помню.

- Так вот! На Кавказе есть одна очаровательная казачья деревня, которая славится тем, что мужчины в ней так любезны, родители так снисходительны, а женщины так красивы, что на всем Кавказе не найдется ни одного молодого офицера, который хотя бы раз в жизни не отпросился на три дня у своего командира, чтобы съездить туда.

- Не та ли это деревня, о которой нам говорил Дандре (Dandre) и в которую он нам советовал заглянуть по дороге?

- Именно она. Так вот, мы проехали мимо, не заглянув в нее!

- Как это она называлась?

- Червелон.

'Червелон' - так по-французски звучит название казачьей станицы Червленной. 'Женщины станицы Червленной отличаются тем, - пишет Дюма, - что в них одновременно чувствуется как русская раса, так и кавказская. Из-за их красоты станица, где они живут, превратилась во что-то вроде кавказской Капуи. Тип лица у них московский, но сложены они изящно, подобно горянкам, как говорят в Шотландии.

Когда казаки - их отцы, мужья, братья или возлюбленные - отправляются в поход, они вскакивают в стремя, которое всадник оставляет свободным, и, держась за шею или за талию всадника, на ходу угощают их из бутылки местным вином. И так они уносятся на три-четыре версты от деревни, являя собой неистовое зрелище. Когда казаки возвращаются из похода, женщины выходят им навстречу и точно также возвращаются в станицу. Эта легкость нравов обитательниц Червленной представляет собой странный контраст с суровостью русских нравов и твердостью нравов восточных. Многие из них внушили офицерам такую страсть, что те женились на них'.

Свободные женщины

Так отзывался о них не один только Дюма. Несколько других великих писателей, с которыми он, однако, в то время не был еще знаком, воспевали очарование этих женщин. Толстой, два года проживший в этих местах незадолго до приезда туда француза, угодил в сети одной из них, ставшей прототипом героини его замечательной повести 'Казаки'. Лермонтов, служивший офицером в здешнем гарнизоне, взял за основу одного из своих самых знаменитых стихотворений колыбельную, которую ему пела казачка из Червленной. И в военных воспоминаниях русских офицеров встречается множество галантных выражений для описания нежных сцен во время увольнительных в этой фронтовой станице.

Дело в том, что казачки не только восхитительны. 'В отношениях с мужчинами, - пишет Толстой в своем дневнике, - женщины, и особенно девушки, пользуются крайней свободой'. Но давайте договоримся. Станица не имеет ничего общего с военным борделем. В этой станице в основном живут староверы, приверженцы схизматического православия, которому совсем не свойственна свобода нравов. Однако казачьи традиции и в особенности трудности их повседневной жизни предоставили женщинам поле для маневра, что не было свойственно русскому обществу в то время. Мужчины часто уезжали далеко. Продолжительность военной службы, являвшейся их основной обязанностью, в разное время составляла от 18 до 25 лет, и многие так и не возвращались.

Крестьянское хозяйство, которое держится только на женском труде и подспорье, что они могут найти в округе. Именно благодаря женщинам живет деревня, а порой, в отсутствие военных, им приходится и защищать ее. Таким образом, как объясняют современные историки и этнологи, чтобы восполнить дефицит мужского населения, женщины-казачки сделали нравы более свободными, а внебрачные связи постепенно становились все более терпимыми и даже не скрывались. Однако при условии, что священные узы брака никогда не ставились под сомнение, и, вернувшись с войны, муж снова занимал свое место.

Такое положение не могло не понравиться Дюма. Став к 56 годам несколько тучным и, если верить секретным донесениям русской полиции, не всегда отличавшийся безупречным поведением автор бестселлеров никогда не упускал случая поохотиться, отдавая предпочтение особям женского пола. Во время его путешествия несколько его почитательниц не устояли перед этим дородным колоссом, ростом под два метра, с густыми мелко вьющимися волосами, унаследованными от отдаленного предка с острова Гаити. Через пятьдесят лет подруга графа Нарышкина, ставшая его женой, призналась, что 'согрешила' во время пребывания героя в России. Еще одна представительница грузинской знати, имя которой осталось неизвестно, ублажала его во время пребывания в Тифлисе. А станица Червленная тоже не обманула его ожиданий.

Деревня-крепость

Червленная была одним из форпостов 'Линии' - чередования фортов и казачьих деревень, протянувшихся на более чем 700 километров, отделяющих Черное море от Каспийского, чтобы перекрыть возможность проникновения кавказских племен в великую степь и на русские земли. Между деревнями виднеются дозорные башни. И расположенные на равном расстоянии крепости отмечают последнюю границу. Одна из них получила название 'Грозный'.

Станица Червленная и сегодня по-прежнему является важной составной частью обороны российской армии. В двух противоположных концах населенного пункта возведенные в начале чеченских войн 90-х годов укрепленные позиции, предназначенные для контроля за передвижениями, постепенно превратились в настоящие крепости. Стволы деревьев, металлические балки, покрытые колючей проволокой и мешками с песком, бетонные блоки служат укрытием для часовых, занимающихся проверкой движения на дороге. На восточном краю деревни военные соорудили свой Форт Аламо. За глубокими рвами высятся деревянные стены и земляные насыпи, над которыми торчат стволы бронетехники. На вершине - российский флаг и знамя дивизии. Там готовы к отражению возможной атаки мятежников.

Сама деревня не сильно изменилась с тех пор, как через нее проезжал Дюма. Изначально казаки обосновались на правом берегу Терека, но в то время, когда здесь проезжал писатель, они были вынуждены перебраться на другой берег, чтобы обезопасить себя от набегов спустившихся на равнину чеченцев. Улицы не заасфальтированы, кирпичные и деревянные дома с зелеными или голубыми ставнями не выше чем в два этажа. Для защиты от частых наводнений самые старые из них покоятся на каменных фундаментах, вросших в очень соленую почву. То тут, то там разукрашенный вход и форма двора подчеркивают казачье происхождение. Червленная приукрасилась и разрослась, но план, по которому деревня строилась первоначально, сохранился. Несколько улиц, идущих перпендикулярно центральной оси, которые во время дождя становятся непроходимыми, сады за изгородями для защиты от пыли и грязи, центральный сквер, где, возможно, располагалась церковь.

Казаки здесь редкость

Деревня пережила все трагедии, которые одна за другой происходили в этом районе Кавказа. После революции 1917 года и гражданской войны победившие большевики отомстили казакам, оставшимся верными царю, которому они служили как ударная группировка. Осенью 1920 года линейные казаки удостоились печальной привилегии стать первым народом, коллективно депортированным советской властью. Шестьдесят тысяч казаков региона были высланы на Крайний Север и в Сибирь, тысячи казнены вместе с женщинами и детьми.

Многие их деревни были отданы чеченцам, которых революционеры предпочитали видеть на равнине и расположение которых они надеялись получить. В 1929, 1932 и 1934 годах волны насильственной коллективизации снова привели к истреблению этих крестьян, отчаянно преданных своему хозяйству, своей свободе и своей земле, которая была им подарена царями. Потом сталинские чистки 1937 года потребовали новой кровавой жертвы, уничтожив все то, что еще оставалось от элиты казачества.

Председатель Совета старейшин - основная должность в общественной и военной организации казаков - Петр Колодяжный живет в небольшой деревушке чуть дальше по Линии. Он хорошо помнит эти годы. 'Репрессии были ужасные, - рассказывает он. - Мой отец был признан 'кулаком', зажиточным крестьянином, как и большинство наших соседей. Это было все равно что смертный приговор. Все, кто могли, бежали. Остальных выслали, и их больше никто не видел. Наша семья бежала в Грузию, потом в Грозный. Никто уже не осмеливался признаться в том, что он казак. А ведь это наша настоящая национальность'.

Затянутый в черную униформу линейных казаков, с наградами на груди, Петр Колодяжный гордо носит ордена и медали, полученные за участие во Второй мировой войне. Призванный в 1942 году, трижды раненный и трижды возвращавшийся в строй, закончивший войну в Граце, в Австрии, куда, в конце концов, дошел его батальон, он знает цену патриотизму. Красная армия стала ему родной, он хранит ей верность, как и память о товарищах погибавших бок о бок с ним.

Слушая рассказ казака Колодяжного о том, как он покорял Европу, о минутах паники на Дунайской равнине, о волнении, охватившем всех, когда им сообщили по телефону о капитуляции Германии, я долго не мог задать вопрос, который буквально жег мне губы. После войны немцы свидетельствовали, что солдаты Вермахта был хорошо приняты на казачьих землях. Знал ли об этом боец советской армии Петр Колодяжный? Тема была деликатной. Старый казак замолчал и прямо посмотрел мне в глаза. 'Немцев? Хорошо принимали?', - спросил он. 'Нет, господин, я вам правду скажу. Казаки не хорошо приняли немцев. Они их приняли от всей души. Это правда'. Девиз линейных казаков - 'За веру и правду'. А это не зря сказано.

Утрата самосознания

Когда Дюма въезжал в Червленную, станицу населяли исключительно казаки. Последние из них лишились своих корней в советскую эпоху, когда их сословная принадлежность отнюдь не являлась лучшей рекомендацией. Сейчас их, живущих по деревням, лишь горстка. Да и русских на пять тысяч жителей приходится всего несколько сотен. Длящаяся десять лет война согнала этих первопоселенцев с их земель. Чеченцы долгое время жили в горах и предгорьях. Равнина принадлежала казакам, кочевникам калмыкам и черкесам. Но сталинские депортации и геноцид чеченцев нарушили этот порядок. Когда те, кто выжил, стали в конце 50-х годов возвращаться из Средней Азии, куда они были высланы, им запретили восстанавливать их сакли высоко в горах.

Чеченцы перебрались в Червленную. В сельской школе самые пожилые учителя из казаков помнят тот день 1957 года, когда маленький чеченский мальчик появился во дворе. 'Мы были девчонки, нам было любопытно узнать об этом новеньком. А он нам столько рассказал о чеченцах'. Сегодня среди играющих во время перемены детей чеченских ребят абсолютное большинство. Бывшие горцы, которые соперничали в мастерстве владения оружием с казачьей конницей, теперь обосновались в их домах за палисадами.

Страх смешался с ненавистью. Чеченцам трудно объяснить, что не все русские и не все казаки повинны в том, что с ними случилось. Бывало, насиловали молодых казачек, грабили. 'Пришлось даже разминировать православное кладбище, - признается Дудаев. - Им пытаются объяснить, что без этих казаков, без этих русских, без евреев и армян, которые всегда здесь жили, Кавказ никогда не будет прежним. Наверно, эта война когда-нибудь закончится. Но без них мы не сможем подняться'.

Последние из оставшихся казаков при случайной встрече на улице предпочитают помалкивать. Восемь вооруженных чеченцев, которые меня охраняют, не внушают им доверия. Даже когда они вежливо отходят на приличное расстояние. Через садовую калитку я пять минут поболтал со славной крестьянкой, разумеется, казачкой. Поговорили о весне, о зиме, которая и у них была суровой и снежной. Потом я попрощался и ушел. 'Что, все?' - озадаченно спросила она. А потом, облегченно вздохнув: 'Уф, когда вы подошли, я подумала, что это облава'.

Теперь лучше не расспрашивать людей на улице. И в школе станицы Червленная лучше не злоупотреблять воспоминаниями об истории деревни. Елена Александровна Швецова, учительница, у которой тоже сохранились живые воспоминания о казачьей общине деревни, на все вопросы по этому поводу отвечает только так: 'Мы были одним единым советским народом. Об этом и скажите'.

Ладно. Давайте поговорим о Дюма. Лицо Елены Александровны просияло.

Русская красавица

'Она была русская, - говорит Елена Александровна. - Женщина, которую Александр Дюма искал в нашей деревне, была русской и славилась своей красотой. Но, как сообщает сам писатель, прекрасная Евдокия к моменту его приезда уже четыре или пять лет как умерла. Соседи направили его к ее сестре Груше, которая, как они говорили, 'с успехом могла ее заменить'. О том, что произошло потом, Дюма, вопреки обыкновению, рассказывает не так многословно. Его рассказ заключается в одной фразе: 'Мы пошли к Ивану Ивановичу Догадицкому, почтенному отцу Евдокии и Груши, просить о гостеприимстве, которое нам и было оказано в условиях, напоминающих те, в каких греческий философ Антифон принимал у себя Антенора. . .'.

Специалисты по античной литературе и мифологии предполагают, что за этой загадочной фразой на самом деле скрывается любовный треугольник. Антенор был скульптором, Антифон - математиком, пытавшимся решить квадратуру круга. Что же касается Елены Александровны, учительницы из станицы Червленная, то эта загадка не входит в программу ее уроков, посвященных пребыванию здесь писателя. Но то, о чем она рассказывает своим ученикам и о чем сама она узнала, сидя за партой сельской школы, не менее интересно. Не особенно красноречив по этому поводу и Александр Дюма. Вполне возможно, что он так и не узнал конец этой истории.

Вот что рассказывают в Червленной. Жители деревни встретили прибывший в деревню 9 ноября 1858 года отряд всадников, состоявший из Дюма, Муане, их переводчика и сопровождения, по обычаю, хлебом-солью. Подносившая его 17-летняя молодая женщина не была похожа на русскую. Эту смуглянку звали Ульяной. Она была дочерью одного из самых уважаемых казаков деревни. Ульяна произвела на Дюма сильное впечатление. Сам писатель выглядел довольно забавно. По такому случаю он нарядился в кавказскую бурку и папаху, меховую шапку, которую казаки носят точно также как и коренное население.

За несколько дней французу удалось покорить прекрасную казачку. Когда он покинул станицу, Ульяна уехала вместе с ним. Ее отец и братья догнали безрассудных любовников только у Каспийского моря, в Дербенте. Объяснение было бурным. Ульяну заставили вернуться в отчий дом. Приключение продлилось всего лишь неделю. Она получила в подарок, на память об этой короткой страсти, бриллиант, самое ценное, что взял с собой в путешествие Дюма. Писатель поклялся, что в своих рассказах ни словом не обмолвится об этом приключении, чтобы не обесчестить свою любовницу.

Младенец, названный Александрой. . .

Но худшее свершилось. Ульяна осталась беременна. Молодую женщину, которая на виду у всех любезничала с иностранцем, родители отправили в горы. Там в 1859 году она родила девочку, которую окрестила Александрой. В 1877 году Александра вышла замуж за чеченца и родила от него троих сыновей. Три чеченских воина - внуки Дюма. Двое из них погибнут в сражениях гражданской войны, последовавшей за революцией. Третьего в последний раз видели в Грозном перед самой Второй мировой войной. Звали его Дмитрием, он жил в Тамбове, в России, где проживает многочисленная чеченская диаспора. Ему было лет шестьдесят. Дмитрий мечтал вернуться на землю своих предков и всем кому ни попадя показывал бриллиант, подарок автора 'Графа Монте-Кристо' его бабушке.

Легенда? Кое-какие слухи об этом случае нашли отражение и в воспоминаниях офицеров, служивших в то время в местном гарнизоне. Главное, что Александр Дюма создал из всего этого роман. А при чем тут Шамиль? Для имама, который в течение 25 лет возглавлял борьбу против русских, скоро наступит конец. Князь Барятинский, принимавший Дюма в Тифлисе и предоставивший ему подходящих переводчиков, захватит Шамиля в плен через восемь месяцев после приезда туда писателя. Однако русские позаботились о том, чтобы держать Дюма подальше от гор. Любая огласка, которая могла бы пойти на пользу их грозному противнику, была нежелательна.

Чтобы утешить великого парижского репортера, который уже готов был покинуть зону восстания, князь Дондуков-Корсаков, командовавший драгунами, предложил проводить своего гостя. Дюма оседлал иноходца. Но в лесу их поджидал сюрприз. Эпизод описан в воспоминаниях Олениным, одним из драгунских офицеров, принимавших участие в прощальном ужине: 'Неожиданно впереди послышались выстрелы. Всадники - драгуны и казаки - соскочили с коней и упали на землю лицом вниз. Вдали, справа и слева, появились чеченцы. Дюма преобразился. На всем скаку он устремился вместе с нами вперед, туда, где началась оживленная перестрелка. То наступая, то отходя назад, горцы вели с нашими перестрелку. Все время, пока продолжалась стычка, Дюма хранил изумительное хладнокровие, восхищенно наблюдая за отрядом разъяренных казаков. Вскоре горцы, обменявшись последними выстрелами, отступили'.

Представление, устроенное Шамилем? Ни в коем случае. Последний привет от князя Дондукова-Корсакова, предназначенный для любителей 'Трех Мушкетеров'. Разгадка была найдена почти через сто лет, когда обнаружили свидетельство одного из бывших адъютантов князя. После пирушки, рассказывает он, князь отправился со своим гостем куда-то за несколько километров.

'На первой же полянке, ему пришла в голову мысль поразвлечься, устроив ложную атаку горцев. Для этого он отправил нескольких драгун в лес, изображать перестрелку. После стрельбы, романисту рассказали несколько басен о битве в лесу. Для наглядности ему показали несколько лоскутов, испачканных кровью зарезанной к обеду овцы'.

Так опустился занавес на историю паломничества великого романиста на казачьи земли. Самое удивительное, что этот мастер мизансцены, со своей стороны, никогда не упоминал об этом эпизоде. Драма, разыгравшаяся в Чечне, не нуждается в спецэффектах.

(Спасибо Петру Марковичу за предоставленную возможность написать этот репортаж.)

----------------------------------------------------------

Под наблюдением царской охранки

За путешествием великого писателя велось пристальное наблюдение. Поиски в российских государственных архивах.

В читальном зале Государственного Архива Российской Федерации женщина-библиотекарь безрезультатно роется в картотеке.

- Дюма? Александр Дюма? Писатель? Вы уверены?

- Абсолютно уверен. В 1858 году он совершил большое путешествие по России и Кавказу. У вас должны быть какие-нибудь документы.

Быстрый поиск в компьютере, и вот служащая кладет на деревянный пюпитр картонную карточку с многочисленными индексами, в том числе и индексами документов 'Третьего Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии', царской тайной полиции. Пачки доносов, анонимных и с подписью, рапорты, касающиеся бесчисленных польских мятежей, революционных движений, выявленных в российской глубинке, и целая серия протоколов по делу об оскорблении крестьянами личности царя.

Пробегаешь взглядом историю тайных слежек за низами в России, погребенную сегодня в подвалах на Большой Пироговской улице. Но пока никаких следов Дюма. Надо поискать в других местах, самому отыскать его маршрут. Обратиться к старейшим работникам архивов, живому 'каталогу'. Лабиринт темных коридоров, внутренний двор, за ним еще один, заваленный строительным мусором, здание, с написанным мелом на двери словом 'вход'. И еще одна архивистка с собранными в пучок седыми волосами, бедно одетая, но с ясным взглядом.

- Дюма. Да, припоминаю. Подождите минутку.

На следующий день пожилая дама совершила чудо. Дюма извлечен на свет Божий. В читальном зале нет места. Нет микрофильмов документов, и нет свободного персонала. Придется, как обычно, выкручиваться самому. Хранительница документов доверила мне эту тщательно перевязанную папку и проводила по коридору до лестничной площадки между этажами, освещенной тусклым светом, проникающим сквозь небольшое окно. Здесь поставили столик и стул, чтобы дать мне возможность обратиться к сокровищу. И вот я наедине с документами царской полиции. На обложке написано чернилами: 'Хранить вечно. Третье Отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. Третий экземпляр. Об установлении наблюдения за писателем Александром Дюма, французского происхождения'.

Дюма, очарованный Россией

Александр Дюма давно мечтал об этом путешествии. Как и большинство его соотечественников, он был очарован Россией. Начиная с 30-х годов, когда Российская Империя являлась воплощением европейского консерватизма и шокировала интеллектуальную элиту подавлением восстаний в Польше и на Кавказе, Александр Дюма, демократ, человек левых взглядов, страстный любитель путешествий и открытий, только и думал о том, чтобы побывать в этом неизведанном мире.

Перед ним маячили тени Вольтера и Дидро, которые веком раньше вели переписку с двором Екатерины и пользовались ее расположением. Дюма тоже попытался завоевать симпатии Николая I, послав ему рукопись 'Алхимика', который он рассчитывал посвятить ему в обмен на хорошее вознаграждение. Но соблазнить царя не удалось. Может быть, произведение было не во вкусе Его Величества? Или Николай был не в духе? Предложения писателя были вежливо отклонены. Во французской журналистике была мода на русофобию, и Дюма взялся за роман, который окончательно восстановил против него Его Императорское Величество.

В 'Учителе фехтования' с симпатией описываются приключения молодого офицера прогрессивных взглядов, замешанного в заговоре декабристов накануне восшествия на престол Николая I. Произведение было запрещено в России вплоть до революции. Дюма, который, тем не менее, пользовался у русских читателей очень большой популярностью, был внесен в черный список, и смог пересечь российскую границу только после смерти Николая и восшествия на престол его преемника Александра II, реформатора.

Полиция следует за ним по пятам

Наконец, в 1858 году путешествие стало возможным.

Однажды июньским вечером, в одном из парижских салонов автор бестселлеров получил от графа Кушелева и его очаровательной супруги предложение сопровождать их экипаж в Россию и присутствовать в качестве шафера на торжестве по случаю свадьбы. Дюма в то время было 56 лет. Этого момента он ждал двадцать лет, и ему понадобилось не больше двух дней, чтобы принять решение и подготовиться к путешествию, которое должно было продлиться несколько месяцев. Помимо романов, которые он писал с невероятной скоростью, писатель выпускал еженедельник 'Монте-Кристо', где практически все статьи были написаны им под разными псевдонимами.

Дюма нужны были материалы, и много. Что можно придумать лучше, чем большой рассказ о путешествии в блестящий Петербург, по заснеженным степям, восточным прикаспийским базарам или горам мятежного Кавказа? Дюма уже представлял себе замирающих перед ним русских княгинь, охоту на волка или медведя, в которой этот великий забияка мечтал поучаствовать, стоянки кочевников в степи и казачьи заставы в предгорьях Кавказа. Но он и вообразить не мог, с чем ему порой придется столкнуться в реальности.

Как только 21 июня Дюма и пригласившие его граф и графиня прибыли в Санкт-Петербург, русская политическая полиция последовала за ним по пятам. Но француз так этого и не заметил. До самого конца путешествия, все восемь месяцев, писатель находился под постоянным наблюдением. Дело вел сам начальник Третьего отделения князь Долгоруков. Приказ, разосланный всем жандармским руководителям в тех местах, где пролегал маршрут Дюма, написан его рукой: 'Секретно. 18 июля 1858 года. Прибывающий из Парижа знаменитый французский писатель Александр Дюма намерен вскоре покинуть Санкт-Петербург и посетить российские губернии, в связи с чем он побывает также и в Москве. Рекомендую Вашему Высокопревосходительству отдать распоряжения по поводу ведения во время пребывания Александра Дюма тайного наблюдения за всеми его действиями и доносить мне обо всем, что было замечено, к месту и вовремя'.

На следующий день одно из таких посланий, но составленное в чуть более настойчивом тоне, было отправлено в Тифлис, столицу российского Кавказа, где находилась резиденция царского наместника князя Барятинского. Ответ князя, написанный на курорте Боржоми, где он находился на водах в период летней жары, был следующим: 'Секретно. Следуя распоряжению, которое Ваше Сиятельство направили мне сего года 19 июля под номером 676, связанное с наблюдением за А. Дюма, имею честь сообщить Вам, мой любезный князь, что я распорядился предпринять по приезде в Тифлис А. Дюма многочисленные меры, направленные на то, чтобы это конфиденциальное поручение выполняли переводчики или проводники. По моему мнению, таким образом можно вполне удовлетворительно выполнить задачу полицейского наблюдения'.

Прежде всего русскую полицию интересовали впечатления и наблюдения, которые француз вынесет из каждого этапа своего путешествия. Информаторы ходили на официальные приемы и празднества, которые устраивались в честь Дюма. 'Крот', проскользнувший в высшее общество во время 'Ночи Монте-Кристо', устроенной в Москве в садах Эльдорадо, отметил, что 'князь Голицын и Нарышкины постоянно находились в обществе Дюма'. Писатель на седьмом небе, он безмерно упивается своей значимостью. В роскошном загородном имении Нарышкиных он беззастенчиво флиртует с подружкой старого графа, своей соотечественницей Женни Фалькон (Jenny Falcon).

Из Казани Дюма отправляет во Францию послание, 'и можно с полным основанием предположить, что речь идет о литературной статье', пишет местный жандарм. В Саратове 'он справлялся, есть ли в городе французы, а когда узнал, что некий Сервье ведет торговлю дамским товаром, тут же отправился к нему в магазин, куда чуть позже прибыл саратовский полицмейстер'. Наконец, в Астрахани, 'согласно инструкциям, ему показали армян, татар и персов, в национальных костюмах и на фоне соответствующего им бытового уклада (. . .), и предотвратили ненужные встречи с прочими личностями или жителями. Дюма, даже в обществе постоянно находился в компании с каким-нибудь высокопоставленным чиновником, губернатором или полицмейстером, и испытывал полное удовлетворение, поскольку все происходящее скрывалось под маской гостеприимства и внимания к гостю. И все-таки было замечено, что в разговорах он хитрит, пытаясь получить сведения об умонастроениях по поводу улучшения жизни крестьян'.

Государство талибов

Из расположенной в дельте Волги Астрахани Дюма и его спутники - художник Муане (Moynet), делавший зарисовки к его рассказам, и его переводчик, московский студент по фамилии Калино - отправились в коляске на Кавказ, который должен был стать гвоздем путешествия. У путешественника есть охранное свидетельство военного губернатора, согласно которому всем подданным Его Величества вменяется в обязанность оказывать поддержку знаменитому путешественнику. Его также сопровождает отряд казаков для обеспечения безопасности. Дело в том, что здесь уже дороги ненадежны. В чеченских лесах вот уже 25 лет некий Шамиль противостоит русской армии. Он уничтожил несколько армий и устоял против самых великих генералов империи.

Дюма задумывается: 'Знает ли Шамиль нас по имени и разрешит ли он нам провести ночь в его палатке? А почему бы и нет?' Имам основал на всех здешних землях исламистское государство, с основными чертами которого будет достаточно хорошо знаком читатель XX-го века. Это теократический режим, военная администрация, запрет на местные обычаи, противоречащие исламу (песни, танцы, развлечения и т.д.), шариатский суд и организованный джихад или газават против всех неверных Российской Империи. Талибское государство, священной фигурой которого является этот рыжебородый гигант.

Во Франции, в Великобритании Шамиль - любимец публики. В парижском театре 'Сен-Мартен' пьеса Поля Мериса (Paul Meurice) 'Шамиль' несколько месяцев собирала аншлаг. Либеральные газеты и журналы сообщали о подробностях восстания, которые доходили до Запада. Имам даже дал интервью французским и итальянским гостям, посетившим его в его кавказском орлином гнезде. В своем еженедельном журнале 'Монте-Кристо' Дюма, во всяком случае, обещает своим читателям 'посетить лагерь Шамиля, этого титана, который в своих горах сражается с русскими царями'.

______________________________________________________

Что можно еще прочитать:

Гастон Буачидзе 'Кольцо с вензелем'