Как сказал бы де Голль (de Gaulle), 'прямой и массовый' ответ 'нет' Европейской Конституции нельзя назвать случайным. Ответ был дан после дискуссии, каких, пожалуй, в истории Франции еще не бывало. Изучив текст договора, граждане приняли к сведению главные статьи документа, а также комментарии сторонников и противников Конституции. Никто не будет утверждать, что французы предались простому упражнению в толковании, и что они высказались за или против конституционного договора из-за какой-нибудь одной из его 448 статей.
На самом деле, Конституция - это договор, заключенный между гражданами. Как и для всякого договора, меньше значит то, в каких терминах он составлен, важнее привлекательность того, что он обещает. Отказ признать конституционный договор показывает, в первую очередь, что большинство французов не испытывают или больше не испытывают желания быть в единой Европе. До такой степени, что готовы рисковать и должны осознавать, что позиция Франции и ее возможности в Европе тем самым ослабляются. 'У всех нас есть полные основания голосовать против Конституции', - сказал Филипп де Вилье (Philippe de Villiers), дав тем самым 'прекрасный' пример циничной демагогии. В самом деле, таков был сигнал для ответа 'нет'. Мотивы - вопрос второстепенный, лишь бы проголосовать 'нет'.
В этом голосовании, организованном человеком, который отныне рискует войти в историю, как 'Доктор Фоламур' от политики, человеком, использовавшим против себя самого роспуск палаты депутатов и референдум в интервале нескольких лет, ставка была сделана в первую очередь на одну идею. Идею, с которой нужно разделаться. Приверженцы ответа 'нет', на самом деле, хотели покончить с тем, что они считали европейским мифом. Из-за национализма, ксенофобии, догматизма или от ностальгии, они хотели избавиться от этой Европы, которая заслоняет собой горизонт, которая вмешивается в привычный ход вещей, которая навязывает перемены. Другие, те, что не являются антиевропейцами, дали себя убедить в том, что можно сказать нет 'этой вот Европе', чтобы получить другую.
Истина состоит в том, что единственно возможная Европа - это Европа, которую европейцы готовы создавать вместе. Есть опасение, что от нее сегодня немногое осталось. Европа - хрупкое строение, и как можно теперь догадаться - но уже слишком поздно - европейские интеграционные процессы обратимы, в то время как даже часть сторонников ответа 'нет' - самые молодые - считают единую Европу достижением. Единая Европа - это постоянный и хрупкий компромисс. Франция только что порвала с ним, и есть риск, что Франция будет теперь наблюдать, как постепенно расползается эта Европа, увлекаемая в поток национализма и протекционизма, - именно это может быть спровоцировано французским 'нет'.
'Нет' - это также победа протестующих всех мастей. Как если бы нам пришлось отныне жить в демократии всеобщего недовольства. В самом сердце проблемы - уровень безработицы, ставшей невыносимой. В то время как уровень безработицы показывает в той или иной степени дурное национальное регулирование, само явление безработицы также дает повод упрекать Европу. Не важно, что общий рынок, общий внешний тариф, либерализация торговли, и, в своих рамках, общая экономическая политика должны позволить создать или сохранить миллионы рабочих мест. Факты говорят, что уровень безработицы в среднем по ЕС выше, чем в США, и что после расширения Евросоюза конкуренция возросла.
Но правда также и в том, что наемные работники, прибывшие из других европейских стран, трудятся во Франции в тех секторах, где не достает рабочих рук: в строительстве, в ресторанном и гостиничном бизнесе. Делокализация от этого не становится менее реальной. Каждый день, или почти каждый день, предприятия закрываются или сокращают штат наемных рабочих и открывают представительства в других странах, чаще всего за пределами Европы. Также, каждый день создаются предприятия и нанимаются работники, но в других сферах занятости. Для тех, кто становится жертвами этого процесса, реальность ужасна. Виной тому не ЕС. Международная конкуренция - факт, от которого не может абстрагироваться ни одна страна, если она не хочет выбрать бедность и безынициативность. И не ясно с помощью какого фокуса ответ 'нет' Конституции мог бы побудить наших партнеров начать, как потребовал Анри Эмманюэлли (Henri Emmanuelli), осуществление плана по борьбе с безработицей, предполагающего целый ряд мер, но, одновременно, и еще один предварительный шаг к интеграции - то есть именно то, что мы только что отвергли. Первый тупик.
Желание 'пойти в рукопашную'
Богатые страны - как показывает опыт Великобритании и скандинавских государств - могут воздействовать на рынок труда; они могут заставить безработицу отступить, улучшая качество труда и повышая его стоимость. Но - второй тупик - как отнестись к различным актам протеста, даже к желанию пойти в рукопашную - со стороны победителей 29 мая? Как сделать выбор? Кому из 'знаменосцев' ответа 'нет' следует оказать большее доверие - Ле Пену (Le Pen), де Вилье, Фабиусу (Fabius), Безансено (Besancenot)? Следует ли, разделяя мнение Николя Саркози, считать, что победа 'нет' требует 'энергичных' реформ, что не удастся спасти французскую 'социальную модель' при ее глубинном реформировании? Или единственным паролем должно стать выражение 'статус-кво', поскольку страх перемен, также, - одна из главных подоплек ответа 'нет'? И какую часть 'послания' стоит оценивать выше, в отношении французской идентичности, послание 'суверенистов' или послание социалистов?
За отсутствием необходимых усилий по установлению баланса между спросом и предложением на рабочие места, есть риск, что по-прежнему будет провоцироваться враждебное отношение к иностранцам. Двадцать лет назад, крайне правые утверждали, что причиной безработицы является иммиграция из стран Магриба. Сегодня все зло, якобы исходит от 'польских сантехников'. Но 'болезнь' приходит не только с Востока, но также и с Юга. Президент 'Attac', организации, которая вела интенсивную пропаганду ответа 'нет', представил на страницах своего печатного издания Испанию, Португалию и Грецию, как группу стран, 'постоянно требующую вливаний средств из европейских фондов', и как группу, которая, по этой причине, 'соглашается со всеми директивами только из опасения потерять финансирование'. По этим речам можно оценить, с каким 'рвением' левые поборники 'нет' проявляют интернационализм и как они относятся к европейскому проекту.
Третий тупик: левые, которые, конечно, еще не прочувствовали силу шока. Их, в действительности, больше, чем правых, коснулась победа 'нет'. Поскольку левые пренебрегли референдумом. Для тех представителей Социалистической партии, Компартии, и даже крайне левых, которые были прежде обращены к реалиям Европы, для них всех - это большой регресс. Дискуссия по Европейской конституции стала водоразделом между 'социал-либералами' и 'антикапиталистами', реформистами и сторонниками 'разрыва'. В то время как между левыми со времен Франсуа Миттерана существовало негласное соглашение - считать Европу новым политическим пространством, которое нужно развивать; и пытаться увеличить свой политический вес, именно, для того чтобы уравновесить экономическую власть, - отказ от проекта конституции перевел 'социальных' критиков ЕС на сторону националистов с их 'судорогами'.
В самом деле, что бы ни говорили левые антиевропеисты, их голоса не просто добавились к голосам Жан-Мари Ле Пена и Филиппа де Вилье. Их голоса слились. И иногда аргументация свободно переходит от правых националистов к левым радикалам. Итак, французское левое движение рискует оказаться парализованным этим 'европейским изломом', как в 1950-1980 годы, но тогда это было связано с советским вопросом. Или подобно британским левым, когда в 1980 году большинство Лейбористской партии решило отдать бразды руководства антиевропеисту и нейтралисту Майклу Футу (Michael Foot). Лейбористской партии потребовалось 17 лет, чтобы вернуться к власти под руководством Тони Блэра (Tony Blair).
Конец консенсуса
Что касается правых, то 80% их электората откликнулись на призыв руководства и проголосовали за Конституцию. Жак Ширак (Jacques Chirac) не стал ставить на карту свое правление. Позиции парламентского большинства не поколебались в результате голосования. Поэтому нет причин требовать или ждать отставки главы государства, как это делают Ле Пен и де Вилье. Смена правительства даст президенту и его лагерю необходимую передышку, чтобы попытаться начать все сначала. Остается самое главное: дать ответ на вопрос, какой политикой следует ответить на французское 'нет'? Согласно одной из интерпретаций волны протеста, она, в некотором смысле, указывает на то, что французская система - будь то исключение, или модель, как Вам угодно - не работает. И пора принять это к сведению и найти средства для разрешения проблемы.
Если попытаться найти положительные стороны у этого печального ответа 'нет', то следует назвать 29 мая 2005 года датой конца французского консенсуса, основанного на том, что ничего не меняется. Нужно перестать тешить себя иллюзией об идеальном проекте для Франции, который Европа весьма опрометчиво не подготовила, - вот к каким раздумьям приглашает нас этот референдум и дискуссия, которая ему предшествовала. Некоторые уже советуют нам воспользоваться узкой концепцией 'национальных интересов', но попытаемся этого избежать. Не будем слепы, не будем самодовольны, перечислим то, что не работает, что не работает больше, то, что французы более не приемлют или с чем не хотят мириться. Исследуем пути, на которых страна вновь смогла бы найти себя, смогла бы вернуть доверие своего среднего класса, который, как кажется, теряет почву под ногами. И пожелаем, чтобы перемены вернули большинству французов желание быть в Европе.
