Миша Гленни пишет книгу об организованной преступности в переходный период от социализма к капитализму
7 июня 2005 года. В 1995 году, на торжествах по случаю 50-й годовщины со дня образования Организации Объединенных Наций, тогдашний президент США Билл Клинтон (Bill Clinton) поделился своими опасениями в отношении темной стороны глобализации. В нашем мире после "холодной войны", сказал он, организованная преступность и террор стоят рядом, как пара сапог для ловли рыбы взабродку (Darth Vaders). Однако начиная с 11 сентября (2001 года) террор как главный страх Великобритании и США стал недосягаемым, тогда как организованная преступность не вызывает столь сильной озабоченности. Учитывая то обстоятельство, что террор без устали привлекает к себе внимание общества, а организованная преступность избегает этого внимания, такая смена приоритетов удобна для всех заинтересованных сторон. Однако наша одержимость террором отвлекает нас от куда более значительного влияния, которое оказывает на нашу жизнь организованная преступность.
Враждебное отношение к дальнейшему расширению Европейского союза (ЕС) - сыгравшее главную роль в том, что Франция ответила "Нет" на референдуме по Европейской конституции - является отражением, отчасти, по меньшей мере, широко распространенного верования, что принятие в состав ЕС Балкан и Турции только лишь еще сильнее консолидирует власть оргпреступных синдикатов. Сторонники членства в ЕС Балкан подчеркивают, что организованная преступность питается несоответствиями в уровне благосостояния народов Западной и Юго-Восточной Европы, и что прочные границы между этими двумя регионами только лишь умножают криминальную прибыль. Недавние исследования гангстеризма в бывшем Советском Союзе и на Балканах наводят на мысль, что в начале 1990-х годов Запад внес существенный, пусть даже и неосознанный, вклад в этот феномен. А как только организованная преступность начала процесс, известный как "захват государства", посредством которого она влияет на политику, повернуть его вспять очень трудно.
"Теневая" экономика всегда играла критически важную роль как в вооруженных конфликтах, так и в насильственном образовании новых государств. Но после 1980-х годов теневая активность выросла вчетверо, пропорционально росту глобальной экономики. По оценкам Всемирного банка, Международного валютного фонда и академических научно-исследовательских организаций, на долю "теневых" сделок приходится от 6,5 до 9 трлн. долл. США, то есть 20-25% глобального валового внутреннего продукта (ВВП). (Имейте в виду, что сюда входим и мы с вами, если мы нечестны с департаментом, ведающим внутренними налогами.)
Этот беспрецедентный рост был обусловлен двумя важными событиями: крахом коммунизма в 1989-1990-х годах и, непосредственно перед этим, возглавлявшимися США и Великобританией мерами по дерегулированию международных финансовых рынков. При хаотичном, совершенном в одночасье переходе России от коммунизма к капитализму (за что, в конечном счете, должен взять на себя политическую ответственность Борис Ельцин) огромные куски собственности превращались в наличные деньги и старательно вывозились из страны олигархами и оргпреступными синдикатами.
Олигархи никогда не подвергались такому посрамлению, как гангстеры, которые появились наряду с ними в начале 1990-х годов на всей территории бывшего Советского Союза. Однако если бы не "крышевой рэкет" мафии, в России никогда бы не воплотился в жизнь свободный рынок, а олигархи находились в абсолютной зависимости от бандитского капитализма, когда с неприличной, но необходимой поспешностью стремились урвать у государства миллиарды. Ни КГБ, ни Министерство внутренних дел не имели никакого опыта или понятия о том, как следует контролировать договорное право, которое было насущным для того, что стало самым ошеломляющим примером первоначального накопления капитала в истории. Банды преступников, которые 10 лет назад сделали Москву таким впечатляюще бурлящим и романтичным местом, были просто приватизированными правоохранительными структурами, которые нашли свою "нишу" в рынке: "действующие насильственными методами предприниматели", говоря словами социолога Вадима Волкова, который в течение нескольких лет изучал гангстеров и брал у них интервью.
Капитализм был тем, чего хотел для России Запад, и она получила капитализм в одной из его наиболее чистых форм. С точки зрения организации, не существовало различий между нефтяными империями, созданными Михаилом Ходорковским или Романом Абрамовичем, и теми гангстерскими объединениями (например, Солнцевской или Тамбовской оргпреступными группировками), которые от "крышевания" перешли в сферу наркотиков и проституции. "Существовал общий идеологический настрой, что государству следует отстраниться от дел, - говорит Волков, - и поэтому не предпринималось ничего, чтобы осуществлять хоть какое-то управление экономической деятельностью. Все было разрешено и запрещено законом одновременно. Всякая экономическая активность была легитимной".
Благодаря финансовому дерегулированию как внутренние, так и международные банки внезапно получили возможность переводить через государственные границы огромные денежные суммы, а правительство не могло и надеяться на то, чтобы отслеживать эти перемещения. Частный банк BCCI (The Bank of Credit and Commerce International) стал великим пионером отмывания больших денег. Вскоре на всем пространстве бывшего коммунистического блока стали расти, как грибы, сотканные из воздуха и сообразительности финансовые институты, которые тут же подключились к существовавшим хитроумным операциям в офшорных зонах, в частности, на Кипре, в Швейцарии и на Каймановых островах. Их главной функцией являлась помощь новому классу российских предпринимателей в экспроприации у государства собственности, превращении ее в доллары и затем в вывозе их к чертям из России. В принципе, они просто последовали примеру западных корпораций. Российские нувориши, не теряя времени, включились в свободное перемещение капиталов по всему земному шару.
Имея ограниченный доступ к западным рынкам, новые предприниматели Восточной Европы и других регионов попытались отыскать и удовлетворить потребности в секторах экономики, где западные предприниматели не особенно стремились действовать: наркотики, беспошлинные сигареты, проституция и оружие. Относительно рынка оргпреступные синдикаты являются образцовыми глобализаторами.
В начале 1990-х годов бывшая голландская островная колония Аруба в Карибском море стала любимым местом встречи оргпреступных синдикатов из Колумбии, России, Испании, Нигерии и, позднее, также Балкан. После разгрома Медельинского и Калийского наркокартелей, за которым последовал план "Колумбия" (война Америки против плантаций коки), ведущие игроки кокаиновой индустрии решили, что пришло время для реорганизации. Колумбийцы хотели перепоручить большую часть работы по транспортировке и сбыту своего товара и даже переложить на чужие плечи переработку сырья (превращение кокаиновой пасты в порошок - именно та производственная операция, которая больше всего уязвима для полицейских налетов, проводимых по приказу американского и колумбийского правительств).
Результатом этого стали расширение европейских рынков на запад, а также значительный рост нарождающихся рынков, в первую очередь, Польши, Чешской Республики и Венгрии. Для производителей и дистрибьюторов возможность конфискации товара является оправданным деловым риском, если учесть потенциальные барыши. Вот что утверждает Лев Тимофеев, экономист, специализирующийся на нарождающемся российском рынке наркотиков: "Ежегодный оборот наркотической индустрии в России составляет от 8 до 9 млрд. долл. Годовой государственный бюджет России равен 20 млрд. долл.". Надо учесть, что наркотики являются всего лишь одной из ветвей военно-промышленного комплекса организованной преступности.
Война является особенно эффективным локомотивом роста для нарождающихся в Восточной Европе и, в более позднее время, в Африке мафиозных структур. Районы, которые скатились к вооруженным конфликтам, в 1990-е годы играли стержневую роль в том, чтобы реинтегрировать "грязные деньги" в региональную экономику либо как капитал для новых преступных схем, либо как легитимные "чистые" деньги в какой угодно форме, от автомобилей "Ferrari" до целых футбольных клубов (отмывание репутации - такой же большой бизнес, как и отмывание денег).
Только после того, как я изучил единичный случай из войны в Югославии, до меня дошло, что происходило. Национализм, этническая ненависть и религиозный фанатизм были просто ширмами, которые маскировали реальную причину этих войн - деньги и человеческую алчность. В конце мая 1995 года лидеры боснийских сербов Радован Караджич (Radovan Karadzic) и генерал Ратко Младич (Ratko Mladic) в отместку за санкционированную ООН бомбежку сербских позиций вокруг Сараево захватили несколько тысяч военнослужащих из состава миротворческих сил. Для телевизионных камер некоторых из заложников привязали к стратегически важным военным целям в качестве живых щитов. Хрупкому соглашению о перемирии, о котором американцы договаривались с сербским диктатором Слободаном Милошевичем (Slobodan Milosevic), грозила катастрофа. Это был громадный кризис, угрожавший перерасти в крупный вооруженный конфликт между Сербией и Западом, хотя месяц спустя его отодвинула в тень массовая резня в Сребренице.
Милошевич направил улаживать трудную ситуацию своего начальника службы безопасности Йовицу Станисича. Станисичу за годы войны досталось больше грязи, чем ему полагалось, и если кто-то и мог заставить боснийских сербов освободить заложников, то только Станисич. Но даже он не был готов к тому, с чем ему пришлось столкнуться, когда он прибыл в их штаб.
Караджич и его заместитель принимали мешки денег от правительства Греции - 20 млн. долл. бывшими в употреблении купюрами, которые им прислали, сами того не ведая, греческие налогоплательщики в обмен за освобождение заложников. Станисич пришел в ярость и заявил греческим министрам примерно следующее "Убирайтесь на . . . ", а руководство боснийских сербов предупредил, что, если эта сделка состоится, им грозит суровое наказание из Белграда. Он добился своего (за что позже его благодарили и поздравляли английские и американские разведывательные службы).
Кое-кто утверждает, что проделанная Станисичем работа была Пирровой победой. Спустя месяц после того, как он добился освобождения заложников, руководство боснийских сербов, все еще в ярости от потери мешков с деньгами, начало наступление на Сребреницу. Однако сделанное Станисичем открытие сорвало маску с самой сущности боснийских сербов - мелких гангстеров, которые, как злой рок истории, проворно делали деньги в то время, когда тысячи людей умирали. Если разобраться, смерть была весьма важным структурным элементом их преступного бизнеса.
Такое оппортунистическое поведение полувоенных руководителей и их политических хозяев получило поразительную поддержку благодаря одной из самых глупых западных стратегий первых лет после "холодной войны" - введению в мае 1992 года санкций ООН против остатков Югославии. Это превратило Юго-Восточную Европу в рай для гангстеров. Введенное годом ранее эмбарго на поставки оружия в Боснию и Хорватию уже привело к созданию преступных каналов импорта вооружений в эти две республики.
Но если хорватам и боснийцам недоставало винтовок, то сербы остро нуждались в горюче-смазочных материалах. А поскольку экономики окружающих стран, во-первых, находились в свободном падении и, во вторых, исторически зависели от Сербии как транзитного маршрута и рынка, каждое из прилегающих государств было вынуждено крепить свои отношения с оргпреступными синдикатами и продолжать торговлю, не считаясь с эмбарго. Вскоре преступники стали снабжать Сербию всем - громадными озерами бензина, горами сигарет и всем остальным, в чем она нуждалась. Так родилась экстраординарная балканская мафия.
В открытую боссы оргпреступных группировок из различных республик осуждали своих национальных врагов как демонов, склонных к геноциду и уничтожению. Однако в частных беседах хорватские, боснийские, албанские, македонские и сербские "денежные мешки" и гангстеры высказывались, как принято у закоренелых воров. Они покупали, продавали и обменивали всевозможные товары, зная, что личное доверие между ними на высоком уровне было гораздо сильнее, чем преходящие связи истерического национализма. Они помогали разжигать идеологию последнего среди рядовых людей, чтобы скрыть собственную продажность.
Все недавние военные интервенции Запада (исключая частично Восточный Тимор) оказались настоящим подспорьем для организованной преступности. Уроки Югославии (не говоря уже о плане "Колумбия") к 2001 году стали абсолютно ясными. Однако в своем стремлении к установлению военного присутствия в Афганистане после 11 сентября Соединенные Штаты создали условия, в которых производители и дистрибьюторы героина могли наслаждаться ренессансом.
Обещание избавить английские города от героинового зла было, пожалуй, самой наивной политикой Тони Блэра (Tony Blair) в течение его второго срока: с 2001 года производство героина увеличилось более чем на 1000%. Тем, кто выращивает опийный мак, не предложили никакой другой серьезной альтернативы, а коалиционные силы не обладают сколько-нибудь достаточными возможностями по контролю за территориями, где выращивается опийный мак. Министр иностранных дел Великобритании Джек Стро (Jack Straw), надо отдать ему должное, признает, что попытки правительства остановить производство опия после свержения талибского режима дали прямо противоположный эффект.
Помешать экспансии государств и территорий, оказавшихся в руках преступных интересов, всегда неизмеримо трудно, поскольку единственной серьезной альтернативой этому является система функционирующих демократических институтов, для создания которой даже в наиболее благоприятной среде нужны десятилетия. Практически невозможно сделать это в век глобализации, когда даже такие могущественные державы, как США, способны держать под контролем не более десятой части "теневой" активности. И в США, и в Великобритании созданы новые агентства, задачей которых является разработка стратегий для постконфликтных ситуаций. Относительно хорошо обеспечиваемые, они учатся у аналитических организаций разрабатывать политику развития и обеспечения безопасности во всем мире. Фундаментальный урок, который их сотрудники уже усвоили, заключается в том, что интервенция всегда приводит к серьезному и длительному ухудшению ситуации с безопасностью, оставляя простор для возвышения гангстеров. Если, конечно, не будут осуществляться политические и направленные на развитие страны стратегии, способные справиться с ужасающим воздействием военных действий.
