Великий антрополог недавно получил престижную Каталонскую международную премию. В связи с чем он размышляет о современном человеке и мире.
Поскольку я родился в первые годы XX столетия и до его конца оставался свидетелем этого века, меня часто просят дать ему оценку. Было бы неуместно становиться судьей трагических событий, которыми он был отмечен. Это удел тех, кто испытал на себе их жестокость, в то время как меня постоянно хранила судьба, события сильно повлияли лишь на развитие моей карьеры. Этнология, о природе которой можно задаться вопросом, что она - наука или искусство (или может быть и то и другое), уходит корнями частично в давнюю эпоху, а отчасти в более современную. Когда человек конца Средневековья и Ренессанса вновь открыл для себя греко-римскую Античность, и когда иезуиты положили греческий и латинский языки в основу своего школьного обучения, не было ли это первой формой этнологии? Признавалось, что никакая цивилизация не может осмыслить себя саму, если перед ней нет опыта каких-то других цивилизаций, с которыми можно себя сравнить. Ренессанс нашел в античной литературе средство создать перспективу собственной культуры, сталкивая современные ему концепции с концепциями других времен и других пространств.
Единственное отличие между классической культурой и культурой этнографической связано с размерами мира, известного в данную эпоху. В начале Ренессанса человеческая вселенная определялась границами Средиземноморского бассейна. В XVIII и в XIX веках гуманизм расширил свое поле культуры благодаря прогрессу географических исследований. Появились на карте Китай и Индия. Наша университетская терминология, которая называет изучение этих стран именем не классической филологии, признаваясь в своей неспособности дать оригинальное определение, говорит о том же гуманистическом движении, которое распространяется на новые территории. Проявив интерес к последним цивилизациям, которыми до того пренебрегали - так называемым примитивным обществам, - этнология стала гуманистической наукой третьего этапа.
Методы познания в этнологии - одновременно более внешние и более внутренние, чем методы ее предшественниц. Чтобы проникнуть в общества, доступ к которым чрезвычайно затруднен, этнология вынуждена держаться на отдалении (физическая антропология, изучение доисторического периода, технология) и одновременно быть 'внутри', путем идентификации этнолога с группой, с которой он разделяет жизнь и в связи с крайней значимостью для него малейших нюансов физической жизни аборигенов.
Всегда по эту и по ту сторону традиционного гуманизма, этнология выступает за его пределы по всем направлениям. Ее область исследования включает в себя всю населенную территорию планеты, тогда как ее методы сочетают приемы, которые относятся ко всем областям знания: и гуманитарным, и естественным.
Но рождение этнологии проистекает из других причин, возникших позднее, и это явление другого порядка. Именно в течение XVIII века Запад пришел к убеждению, что последовательное распространение западной цивилизации неизбежно, и что оно угрожает существованию множества обществ, более простых и хрупких, чей язык, верования, искусства и институты являются, однако, незаменимыми свидетельствами богатства и многообразия человеческих созданий. И если тогда надеялись, что однажды мы узнаем, что есть человек, было важно, пока еще не поздно, собрать воедино все его культурные реалии, которые возникли совершенно независимо от влияния и не по благословению Запада. Это задача была тем более настоятельной, поскольку эти общества без письменности не оставили ни письменных свидетельств, ни, в большинстве случаев, памятников в виде изображений.
Ибо, еще до того, как ученые достаточно глубоко продвинулись в выполнении этой задачи, эта культура стояла на грани исчезновения, или, по меньшей мере, серьезного изменения. Малым народам, которые мы называем туземными, сегодня уделяется большое внимание со стороны ООН. Когда их приглашают на международные собрания, они осознают существование других народов. Американские индейцы, племя маори Новой Зеландии, австралийские аборигены узнают, что у них похожая судьба, и что у них есть общие интересы. Коллективное сознание избавляется от партикуляризма, который придает каждой культуре свою специфику. В то же время, в каждую из этих культур проникают методы, техники и ценности Запада. Конечно, подобная униформизация никогда не будет полной. Постепенно возникнут другие различия, что даст новую пищу для этнологических исследований. Но в человечестве, которое стало солидарным, эти различия приобретут другую природу: не настолько внешнюю по отношению к западной цивилизации, но более внутреннюю для скрещенных форм этой цивилизации на всем пространстве Земли.
Численность населения планеты к моменту моего рождения составляла 1.5 миллиарда человек. Когда я вступил в сознательную жизнь, около 1930 года, это число увеличилось до 2 миллиардов. Сегодня население планеты составляет 6 миллиардов, и достигнет 9 миллиардов через несколько десятилетий, если верить прогнозам демографов. Они, конечно, говорят нам, что эта цифра будет пиковой, и затем популяция начнет резко уменьшаться, так быстро, добавляют некоторые, что в течение нескольких столетий возникнет угроза существованию вида. В любом случае, это будет губительно для многообразия, не только культурного, но также и биологического, исчезнет часть видов животных и растений. Человек, без сомнения, виновник подобного исчезновения, но его последствия оборачиваются против него. Быть может, он не виноват в великих трагедиях современности, которые прямо или косвенно происходят от увеличивающихся трудностей совместного проживания, бессознательно ощущаемых человечеством. Оно находится во власти демографического взрыва, начинает ненавидеть себя, поскольку тайное предвидение предупреждает его, что оно стало слишком многочисленным, чтобы каждый человек мог свободно пользоваться основными благами - свободным пространством, чистой водой, незагрязненным воздухом. В этом смысле мы похожи на мучных червей, что отравляют друг друга в закрытом мешке еще до того, как им станет не хватать пищи.
Таким образом, единственный шанс для человечества - признать, что, в условиях, когда оно становится собственной жертвой, оно должно быть на равных с другими формами жизни, которые оно стремилось и стремится разрушить.
Но если человек обладает в первую очередь правом, данным всем живущим, из этого следует, что его права, признанные человечеством как видом, естественно ограничены правами других видов. Права человечества перестают иметь силу в тот момент, когда они ставят под угрозу другие виды.
Лишь право на жизнь и свободное развитие живых существ, все еще обитающих на земле, может быть названо неотъемлемым правом, по той простой причине, что исчезновение какого-либо вида создает пустоту - в системе творения, в лестнице существ, и этого мы не можем исправить.
Только с таким образом мысли о человеке могут согласиться все цивилизации. И, в первую очередь, наша. Поскольку концепция, только что обрисованная мною - это концепция римского права, испытавшего на себе сильное влияние стоиков, которые определяли естественный закон как общую систему отношений, установленную природой для всех живых существ ради их сохранения; такова концепция великих цивилизаций Востока и Дальнего Востока, вдохновленных индуизмом и буддизмом; это также представления так называемых примитивных народов, и даже самых 'примитивных' из них, обществ без письменности, которые изучают этнологи.
Своими мудрыми обычаями, которые мы ошибочно возвели в ранг суеверий, они ограничивают употребление в пищу человеком других живых существ и требуют морального уважения к ним, связанного с очень строгими правилами для сохранения этих видов. При всем различии между этими обществами, они согласны в одном: человек - одно из творений, а не царь природы. Такой урок извлекла этнология из изучения этих обществ, желая, чтобы в тот момент, когда эти народы войдут в сообщество наций, они сохранили этот закон, и чтобы мы смогли вдохновиться их примером.
Правительство (Женералитат) Каталонии с 1989 года вручает международную премию великим творцам. В этом году Клод Леви-Строс, один из величайших мыслителей XX века, был избран из 257 кандидатов из 61 стран. Мы публикуем выдержки из его речи, произнесенной во Французской Академии по случаю получения премии.
