Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Слепота Сталина

Он обманывался насчет Гитлера, и это стоило жизни миллионам россиян

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
О чем думал Иосиф Сталин, вступая - почти на два года - в союз с Адольфом Гитлером в начале второй мировой войны? Что знал Сталин о намерениях Гитлера напасть на него, и когда ему стало известно об этих намерениях?

Рецензия на книгу Дэвида Э. Мэрфи (David E. Murphy) 'Что было известно Сталину: загадка 'Барбароссы' ('What Stalin Knew: The Enigma of Barbarossa')

О чем думал Иосиф Сталин, вступая - почти на два года - в союз с Адольфом Гитлером в начале второй мировой войны? Что знал Сталин о намерениях Гитлера напасть на него, и когда ему стало известно об этих намерениях?

Историки гадают над этими вопросами с 23 августа 1939 г., когда министры иностранных дел двух государств - Иоахим фон Риббентроп и Вячеслав Молотов - поставили под свои подписи под печально знаменитым нацистско-советским пактом о ненападении, и с 22 июня 1941 г., когда Германия напала на Советский Союз. Начало операции 'Барбаросса' - такое кодовое название получило вторжение в СССР - застало Сталина врасплох, и, немцы куда больше, чем осознает большинство людей, приблизилась к выполнению ее задачи - нанести молниеносный и смертельный удар по его стране.

В книге 'Что было известно Сталину' Дэвид Э. Мэрфи, бывший высокопоставленный сотрудник ЦРУ, руководивший операциями против СССР, дает самые подробные на сегодняшний день ответы на оба вопроса. Тщательно анализируя 'продукцию', поставлявшуюся советской разведкой в критически важные 22 месяца, пока пакт оставался в силе, и описывая, как Сталин с гневом отвергал большинство донесений своих шпионов, он рисует увлекательную картину происходящего, рассматривая события сразу с нескольких аспектов - тактического, психологического и нравственного. Результат представляет собой убийственное 'обвинительное заключение' против советского тирана по всем этим трем основаниям.

Апологеты Сталина постоянно твердят, что у него просто не было иного выхода, кроме как пойти на соглашение с Гитлером, поскольку ему необходимо было выиграть время для подготовки к войне. Англо-французская политика 'умиротворения', кульминацией которой стало Мюнхенское соглашение 1938 г., и отсутствие у этих держав серьезной заинтересованности в союзе с Россией не оставили ему выхода, заявляют они. На деле же, как показывает Мэрфи, для Сталина партнерство с Гитлером был не просто вынужденным актом. Он с энтузиазмом делил с немцами захваченную Польшу, на которую он напал с востока через 16 дней после вторжения гитлеровских армий с запада, и захватил прибалтийские государства. Кроме того - и это, пожалуй, самое красноречивое свидетельство - он с готовностью защищал Германию и обливал грязью англо-французов.

С такой готовностью, что можно предположить: Сталин всерьез размышлял, какой исход развязанной при его содействии войны будет ему выгоднее. Мэрфи - и этот эпизод его книги, пожалуй, получит наименее однозначную оценку - впервые представляет читателю английский перевод речи, с которой Сталин якобы выступил 19 августа 1939 г., накануне заключения официального соглашения с Гитлером. В своем выступлении он утверждал: если в результате затяжной войны Запад одолеет Германию, то эта страна созреет для советизации; если же в затяжной войне победит Германия, то она будет слишком ослаблена, чтобы противостоять СССР, и тогда вероятно, можно будет установить коммунистический режим во Франции. Таким образом, Советский Союз в любом случае оказывается в выигрыше - отсюда и его вывод: 'мы должны делать все возможное, чтобы война продолжалась как можно дольше, истощая обе стороны'.

Впервые об этом выступлении сообщило в конце 1939 г. французское агентство 'Havas', и Сталин тогда же назвал его фальшивкой. Однако даже в своем опровержении он настаивал: 'не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, тем самым взяв на себя ответственность за нынешнюю войну'. Мэрфи убежден, что Сталин действительно произнес эту речь, но даже если это не так, протест советского лидера не менее красноречив, чем сам сомнительный текст. Кстати, о чем-то подобном Сталин говорил 7 сентября 1939 г. в присутствие нескольких своих ближайших соратников. Рассуждая о войне между 'двумя группировками капиталистических стран', как он назвал западные державы и Германию, он заметил: 'Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга'.

Проблема заключалась в том, что Гитлер, всегда считавший порабощение России одним из главных элементов своей 'исторической миссии' быстро разочаровался в возможности бомбардировками вынудить Англию пойти на мир, или провести операцию 'Морской лев' - вторжение на Британские острова. Вместо этого он убедил себя: если выбить из игры Россию, Британия окажется в полной изоляции и будет ослаблена как никогда. Тот факт, что подобная логика противоречит опыту истории (если вспомнить хотя бы о катастрофе, постигшей Наполеона в 1812 г.) да и здравому смыслу, Гитлера нисколько не смущал. Однако Сталин отказывался верить в подобные намерения Гитлера - как и целому потоку донесений, поступавших от советских агентов из-за рубежа.

Мэрфи приводит подробности, 'не оставляющие сомнений', как он выразился, в том, что советские разведслужбы своевременно и неоднократно направляли 'наверх' тревожные донесения о планах Германии. Еще 29 сентября 1940 г. источник под псевдонимом 'Ариец' сообщил из Берлина, что Гитлер намерен 'решить вопросы на востоке весной будущего года'. Советский военный атташе в Германии генерал-майор Василий Тупиков согласился с мнением своего источника, а позднее подтвердил сведения о переброске большого количества германских войск с запада на восток. 26 марта советский военный атташе в Бухаресте докладывал: 'Румынский генеральный штаб имеет точные сведения о том, что через два-три месяца Германия нападет на Украину. Одновременно немцы нападут на Прибалтику. . .'

В ответ Сталин приказал арестовать начальника ГРУ Ивана Проскурова, не желавшего поддаваться его давлению и приукрашивать обстановку. Его преемник Филипп Голиков начал строить свои доклады на донесениях тех разведчиков, что принимали за чистую монету немецкую дезинформацию, представлявшую все разговоры о нападении на Россию как 'английскую пропаганду'. Когда же Голиков все же счел своей обязанностью переслать 'наверх' донесение пражской резидентуры о том, что немецкое вторжение намечено на вторую половину июня, документ вернулся к нему со сталинской резолюцией, начертанной красным карандашом: 'Английская провокация! Разобраться!'

Из-за подобных настроений Сталин безукоризненно выполнял все обязательства по торговым соглашениям с Германией, и СССР в огромных количествах поставлял ей нефть, лес, медь, марганцевую руду, зерно и другое сырье, обеспечивая бесперебойную работу немецкой военной машины. Похоже, он действительно верил, что таким малодушным поведением сможет убедить Гитлера в своих добрых намерениях. Как отмечал Никита Хрущев, 'Пока эти воробьи чирикали: 'Берегитесь Гитлера! Берегитесь Гитлера!', Сталин пунктуально отправлял немцам эшелон за эшелоном с зерном и нефтью'.

Кроме того, как показывает Мэрфи, Сталин игнорировал донесения непосредственно из западных округов о массированной концентрации немецких войск на границе, и даже запретил солдатам открывать огонь по немецким самолетам, постоянно и нагло нарушавшим воздушное пространство СССР в разведывательных целях. 5 апреля 1941 г. пограничные войска получили приказ в случае любого столкновения 'строго следить за тем, чтобы ни одна пуля не залетела на германскую территорию'.

Вместо того, чтобы должным образом оценить многочисленные признаки подготовки Германии к войне, Сталин - убежденный, что верить нельзя никому, в особенности собственным шпионам, которые могли работать и на кого-то еще - все больше уходил в самоизоляцию, и даже не позволил генералом привести войска в боевую готовность. Кроме того, он немедленно арестовывал всех, кто осмеливался подвергать сомнению его политику, и передавал их в руки своего легиона палачей и мучителей.

Книга Мэрфи должна развеять миф о том, что Сталин был блестящим тактиком, великим спасителем страны. До того, как ее спасти, он поставил СССР на грань гибели - и это при том, что у него были все возможности подготовиться к наихудшему варианту развития событий, что позволило бы по крайней мере сократить потери советских войск. В конечном итоге в 'Великой Отечественной войне' погибло 27 миллионов советских граждан. Можно только гадать, сколько из них остались бы в живых, если бы страну возглавлял человек, готовый прислушаться к 'чириканью воробьев' и отказаться от террора против собственного народа - хотя бы на тот период, пока он вел эпическую борьбу с врагом.

Эндрю Нагорски - старший редактор'Newsweek Interntional'. В настоящее время он работает над книгой о битве под Москвой в 1941 г.

___________________________________________________

Спецархив ИноСМИ.Ru

Сталин и разведка ("The New York Times", США)