Профессор Ярослав Кузьминов считается идеологом российской экономической элиты, а его институт в Москве - мозговой фабрикой для реформаторов. Об изменениях на российском научном ландшафте после распада Советского Союза с ним беседовал Норберт Лоссау.
Die Welt: В чем заключается основная разница между научными системами в России и бывшем Советском Союзе?
Ярослав Кузьминов: Во-первых, резкое сокращение военных исследований. Советская наука на 50% была ориентирована на оборонные проекты. Сегодня на эту часть исследований расходуется в 8 - 10 раз меньше. Второе различие заключается в том, что сегодня проводятся тендеры на исследовательские проекты, а значит, существует конкуренция, в частности и за иностранную финансовую помощь. В-третьих, в отличие от прошлого сегодня существует заметная миграция особо высоко квалифицированных ученых на Запад. Из ведущих российских ученых 80% проводят хотя бы часть года за границей.
Die Welt: Сколько ученых в численном выражении Вы при этом имеете в виду?
Кузьминов: От 2500 до 3000 ученых. Все эти люди пользуются международным авторитетом. Есть исследователи, которые половину своего времени работают в Париже, половину - в Москве.
Die Welt: Почему эти ученые не остаются на Западе насовсем?
Кузьминов: В России у них есть ученики, с которыми они могут проводить исследовательские работы дешевле, чем на Западе.
Die Welt: И все же была сильная утечка мозгов из России. Как сильно сократилось число ученых?
Кузьминов: В Советском Союзе у нас было примерно 1 миллион ученых, в том числе, правда, в области социальных и гуманитарных наук. Сегодня у нас 400 000 исследователей, из которых 50 000 занимаются социальными и гуманитарными науками.
Die Welt: Разве советские ученые не могли ездить за границу?
Кузьминов: Они могли, в лучшем случае, поехать на пару дней на научную конференцию. Но они не могли часть жизни проводить на Западе, а часть - в России. Теперь это стало возможным. Российская наука более открыта, чем советская, и она становится прочной составляющей всемирной науки.
Die Welt: Как изменяется роль Академии Наук?
Кузьминов: Академию Наук можно считать последним бастионом советской науки. Но сейчас там происходит распад старых структур. Советская наука была организована по батальонам. Существовали огромные институты с несколькими сотнями исследователей, которые очень хорошо финансировались государством. Теперь финансирование этих гигантских институтов резко сократилось. Поэтому многие, и в частности, талантливые ученые покинули эти институты. Но в то же время многие из них вовсе не отправились на Запад, а устроились в российских фирмах. От многих институтов де-факто осталась только недвижимость. В других еще работают несколько ученых. Но и там вся площадь, которая не нужна этим ученым, сдается в аренду. Третьей, очень небольшой группе академических институтов удалось сохранить свою структуру, хотя и там число научных работников сократилось. В большинстве случаев эти институты имеют заказы от Запада и таким образом финансируют свое существование.
Die Welt: На какой бюджет могут рассчитывать сегодня российские исследователи?
Кузьминов: В Германии бюджет среднего исследователя составляет примерно 300 000 евро в год. В институтах российской Академии Наук этот показатель менее 50 000 долларов в год. Примерно 300 000 преподавателей российских ВУЗов вообще получают на исследовательские цели менее 500 евро в год. Это значит, что там вообще больше никакие исследовательские работы не ведутся. Преподаватели стали просто учителями.
Die Welt: Значит, есть опасность полной гибели российской науки?
Кузьминов: Это реальная опасность. Поэтому так насущно необходима реформа российской науки. Наш министр науки, сам долгое время работавший в одном из институтов Академии Наук и прекрасно знающий систему изнутри, предложил изменить структуру Академии Наук. Недвижимость институтов, не ведущих научных разработок, должна быть передана в собственность тех институтов, которые еще жизнеспособны. Кроме того, необходимо прекратить распыление средств при финансировании и сделать более сильный акцент на конкуренции. Говоря проще: из пяти институтов, вероятно, выживет один. Для всех, кто сегодня работает в этих институтах, эта операция будет болезненной. Они потеряют свою среду и, пока что еще, гарантированный заработок. Но это единственный путь спасти хотя бы то, что еще можно спасти.
Die Welt: В результате тем, кто выживет, будет лучше?
Кузьминов: Да. Ставится цель, чтобы в будущем исследователи получали от 1000 до 1500 долларов в месяц. В настоящее время они получают в среднем 200 долларов в месяц. Что касается гражданского сектора науки, то расходы на нее должны быть повышены с нынешних 1,5 до 5 миллиардов долларов. Тогда мы сможем спасти примерно четверть российской науки. И тогда Россия и Германия будут сравнимы по своему научному потенциалу.
Die Welt: Не имеет ли процесс сворачивания российской науки негативное влияние и на экономику страны?
Кузьминов: Думаю, что нет. Потому что, в отличие от прежнего положения, сегодня российская наука может пользоваться результатами исследований мировой науки, а мировая наука, наоборот (достижениями) российской.
Die Welt: Правда ли, что престиж ученых в России намного снизился?
Кузьминов: Да, это так. Но следует учитывать, что в Советском Союзе ученые и деятели искусств были единственными, кто мог в определенной степени свободно реализовывать себя и мыслить. Сегодня этой свободой пользуются все. Это положительный момент.
Die Welt: Какое развитие получили в России экономические науки? Можем ли мы в будущем рассчитывать на российских лауреатов Нобелевской премии по экономике?
Кузьминов: В 1990 г. в России было, наверное, всего несколько сотен ученых, знакомых с западными методами экономических наук. Это была не столько проблема марксизма, сколько следствие того, что Сталин в 50-е годы физически истребил статистиков. Поэтому мы не могли научно отслеживать экономические реформы 60-х годов. И шанс пойти по китайскому пути был утерян. В 90-е годы российская экономическая наука прошла развитие от 'подручного' до 'ученика мастера'. Мы все читали западные учебники и учили по ним наших студентов. Интересно, что в итоге оказалось, что многие нормативные теории почти не отличаются от марксистской экономической школы. Единственным различием было то, что марксисты учили, что рынок - это плохо. А сегодня мы учимся, что рынок - это хорошо.
Die Welt: Где в России можно изучать экономику?
Кузьминов: До 2000 г. существовало только два высших учебных заведения, которые передавали студентам глубокие навыки экономического анализа: Высшая школа экономики и Российская экономическая школа. Сегодня насчитывается около 25 университетов. Но это всего лишь капля в море, потому что в нашей стране каждый год выпускаются 300 000 выпускников экономических ВУЗов. Однако из них можно считать квалифицированными специалистами лишь около 10 000. Но я убежден в том, что российская школа экономической науки еще воспитает Нобелевских лауреатов. В настоящее время в нашей экономической науке прослеживается сильная тенденция в сторону сравнительного анализа эффективности экономических субъектов. В следующем поколении экономистов обязательно появятся блестящие фигуры из России и Китая.
Die Welt: Что сегодня еще отличает российскую экономическую науку от западной?
Кузьминов: Большая разница объясняется тем, что западные ученые долго жили в положении относительной стабильности учреждений. Поэтому западные экономисты, например, не понимают, что такое деньги, просто потому что деньги являются для них слишком стабильными и само собой разумеющимися. Для них деньги просто существуют. Однако у того, кто многие годы жил с псевдоденьгами и внимательно наблюдал, как по-разному функционируют реальные деньги, у того более четкое представление о сути денег, чем у западного экономиста. Я не уверен, будут ли через 10 лет деньги действительно тем же самым, к которым мы привыкли. Деньги сильно изменятся, и я совершенно не уверен, что рынки через 10 лет будут иметь ту же функцию, что и сегодня. Мы стоим здесь на пороге большой революции.
