Между глобальными устремлениями США периода Холодной войны и их попытками добиться мирового господства после 2001 г. существует непосредственная связь, причем сразу по трем пунктам. Первый из них - это гегемония США на международной арене: во времена Холодной войны - за пределами сферы влияния коммунистических режимов, а после распада СССР - уже в мировом масштабе. Эта гегемония уже не основывается на одной экономической мощи США. Экономический потенциал Америки по-прежнему велик, но с 1945 г. он сокращается, и этот относительный упадок продолжается и сегодня.
Центр мирового промышленного производства быстро перемещается в Восточную Азию. В отличие от 'бывших' империалистических держав, да и от большинства промышленно развитых стран, США уже не являются экспортером капитала, и даже крупнейшим участником международных игр со скупкой и созданием компаний за рубежом: финансовая мощь этого государства основывается на готовности других, в основном азиатских инвесторов, компенсировать его по сути непосильный финансовый дефицит.
Сегодня в основе экономического влияния США лежит в первую очередь наследие Холодной войны: статус доллара США в качестве мировой валюты, международные связи американских фирм, наработанные именно в тот период (особенно в отраслях, связанных с обороной), реструктуризация международных экономических операций и деловой практики по американскому образцу, а зачастую и под руководством американских фирм. Это мощный 'актив', который будет сокращаться лишь медленно и постепенно.
С другой стороны, как показала война в Ираке, громадное политическое влияние США за рубежом, основой которого в свое время служила подлинная 'коалиция добровольцев', объединившихся против СССР, после падения Берлинской стены лишилось этого мощного фундамента. Лишь с точки зрения военно-технической мощи США по-прежнему не имеют себе равных. Благодаря этому потенциалу, Соединенные Штаты сегодня - единственная держава, способная в короткий срок осуществить эффективную военную интервенцию в любом уголке земного шара, и они уже дважды на деле доказали свою способность быстро выигрывать небольшие войны. И все же, как показывают события в Ираке, этого беспрецедентного потенциала уничтожения недостаточно, чтобы установить эффективный контроль даже над одной страной, готовой сопротивляться, не говоря уже о всей планете. Тем не менее, американская гегемония - это факт, и после распада СССР она приобрела глобальный характер.
Второй общий элемент - своеобразный 'фирменный почерк' американской империи: она всегда предпочитала иметь дело с государствами-сателлитами и протекторатами, а не с колониями 'в чистом виде'. Экспансионизм, выраженный в названии, которое выбрали для себя 13 объединившихся колоний на восточном побережье Атлантики (Соединенные Штаты Америки) носил континентальный, а не колониалистский характер. В дальнейшем этот экспансионизм в форме доктрины 'предначертанной судьбы' ('manifest destiny') распространился на Западное полушарие и отчасти Восточную Азию - кроме того, его образцом стала мировая торговая и военно-морская гегемония Британской империи. Можно даже сказать, что на фоне постулата о полном господстве США над Западным полушарием намерения превратить какие-то его клочки в колониальные владения выглядели бы мелочными.
Таким образом, американская империя состояла из формально независимых государств, подчинявшихся приказам Вашингтона, однако, поскольку они все же оставались независимыми, США должны были постоянно быть готовы оказать давление на их правительства, в том числе с целью 'смены режима', а там, где это было целесообразно (например, в карликовых республиках Карибского бассейна) периодически прибегать и к военным интервенциям.
Третья 'прямая линия' связывает концепции неоконсерваторов из бушевской команды с уверенностью колонистов-пуритан в том, что именно они являются орудием Господа на земле и идеями Американской революции, которая, как и все крупные революции, породила убежденность во всемирно-исторической миссии победителей, обуздываемую лишь стремлением защитить новое общество, в потенциале несущее свободу всему миру, от тлетворного влияния закосневшего в консерватизме Старого света.
Самый эффективный способ обойти это противоречие между изоляционизмом и глобализмом систематически использовался в 20 столетии, и продолжает неплохо служить Вашингтону в 21 веке. Этот способ заключался в том, чтобы найти внешнего врага, представляющего непосредственную и смертельную угрозу для американского образа жизни и безопасности граждан США. После 'кончины' СССР США остались без самого подходящего кандидата на эту роль, однако к началу 1990х гг. ему была найдена замена - 'столкновение' между западной цивилизацией и иными культурами, не желавшими ее принимать, прежде всего исламом. Поэтому вашингтонские сторонники мирового господства моментально распознали и сполна использовали гигантский политический потенциал преступлений, совершенных 'Аль-Каидой' 11 сентября.
Первая попытка воплотить в реальность эти мечты об 'обращении' всей планеты в свою веру была предпринята еще во время первой мировой войны, превратившей США в глобальную державу, однако Вудро Вильсон потерпел при этом сокрушительную неудачу: возможно из нее стоит извлечь уроки нынешним вашингтонским идеологам мирового господства - ведь они справедливо считают Вильсона своим предтечей. До окончания Холодной войны существование другой сверхдержавы мешало им развернуться во всю ширь, но после крушения СССР это препятствие было устранено.
Фрэнсис Фукуяма (Francis Fukuyama) поторопился объявить о 'конце истории' - полной и окончательной победе американской модели капиталистического общества. В то же время подавляющее военное превосходство США порождало несоразмерные амбиции у государства, считавшего себя способным на мировую гегемонию - на что, кстати, никогда не претендовала Британская империя. Действительно, к началу 21 века США обладали уникальным и беспрецедентным в истории могуществом и влиянием в мире. Пока что они остаются - если следовать традиционным критериям международной политики - единственной великой державой - и уж несомненно, единственной державой, чья мощь и интересы распространяются на весь земной шар. Америка на голову возвышается над всеми остальными государствами.
В истории все великие державы и империи знали, что они - не единственные, и ни одна из них не имела возможности стремиться к по-настоящему мировому господству. Ни одна из них не была уверена в собственной неуязвимости.
Однако этого недостаточно, чтобы объяснить очевидную манию величия, характерную для американской политики с того момента как группа вашингтонских 'серых кардиналов' решила, что теракты 11 сентября дают им идеальную возможность заявить о единоличной американской гегемонии в мире. Во-первых, эта концепция не нашла поддержки у 'столпов' послевоенной американской империи - госдепартамента, вооруженных сил и разведывательного сообщества, а также государственных деятелей и идеологов-гегемонистов периода Холодной войны: людей вроде Киссинджера (Kissinger) и Бжезинского (Brzezinski). По своей жестокости эти политики ничем не уступают нынешним Рамсфелдам и Вулфовицам (именно в их времена - 1980е гг. - произошел геноцид индейцев майя в Гватемале [речь идет о массовых убийствах индейцев майя во время гражданской войны в этой стране: жертвами правительственных войск и 'эскадронов смерти' стали около 750000 человек - прим. перев.]). Они пятьдесят лет разрабатывали и осуществляли политику имперской гегемонии на большей части планеты, и вполне были готовы распространить ее на весь земной шар. Они критиковали и критикуют пентагоновских стратегов и неоконсервативных адептов мирового господства за то, что те вообще не могут похвастаться никакими конкретными идеями, кроме навязывания своего господства в одиночку и исключительно военной силой, и попутно 'выбрасывают за борт' весь опыт, накопленной американскими дипломатами и военными. Несомненно, разгром в Ираке лишь укрепит их в этом скептицизме.
Даже те, кто не разделяет взглядов ветеранов - полководцев и проконсулов американской мировой империи (представлявших как демократические, так и республиканские администрации), согласятся, что рационального оправдания нынешней политики Вашингтона с точки зрения американских имперских амбиций, да и глобальных интересов американского капитализма, просто не существует.
Может быть, она имеет какой-то смысл только в плане внутриполитических расчетов - предвыборных или иных. Возможно, она является симптомом общего кризиса американского общества. А, может статься, она стала проявлением узурпации власти в Вашингтоне - будем надеяться, ненадолго - группой доктринеров-квазиреволюционеров. ( По крайней мере один бывший марксист - ныне страстный поклонник Буша - в разговоре со мной полушутя (но в каждой шутке есть доля правды) заметил: 'В конце концов, это единственный способ поддержать мировую революцию, которая, похоже приближается'). Ответов на подобные вопросы пока нет.
Можно с достаточной уверенностью сказать, что этот проект провалится. Однако, пока он осуществляется, мир будет становиться все более невыносимым местом для тех, кого непосредственно затронет американская военная оккупация, и менее безопасным местом для нас - всех остальных.
Эрик Хобсбаум - автор книги 'Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век 1914-1991' ('The Age of Extremes: The Short 20-th Century 1914-1991'). Данная статья представляет собой несколько измененный отрывок из его предисловия к новому изданию книги В. Г. Кирнана 'Америка: новый империализм'(V.G. Kiernan, 'America: The New Imperialism')
__________________________________________________________
Спецархив ИноСМИ.Ru
Эрик Хобсбаум: Последняя утопия ("The Guardian", Великобритания)
Только большой интеллектуал может найти оправдания сталинизму ("The Times", Великобритания)
