Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Прятки в России

Прогулки по улицам советской Москвы дали бесценный материал

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Никто тогда не встречался ранее с представителями Запада, поэтому все хотели поговорить с нами. Я смотрю сейчас на зачитанные листочки, которые я старательно печатал каждый вечер, и пытаюсь вспомнить, кто были все эти люди. Зачастую это бывает трудно, так как я изменял описание всех тех, кто говорил со мной откровенно, ибо я исходил из предположения, что все, что я пишу, может быть обнаружено и прочитано. Однако некоторых людей вспомнить легче, так как они стали прототипами вымышленных персонажей моего романа.

Мир постоянно меняется, создавая тем самым трудности для всех и каждого - особенно для писателей. К моменту выхода книги в свет мир, описываемый в ней, уже не совсем тот, в котором живут читатели. А к моменту ее переиздания, несколько десятков лет спустя, этот мир становится древней историей.

Несколько лет назад, когда издательство "Faber" переиздало один из моих старых романов, "К концу утра" (Towards the End of the Morning), мне пришлось писать введение, объясняющее, какое значение имела улица Флит-Стрит в то время, когда она была центром английской газетной индустрии. Теперь переиздается еще один мой роман, "Переводчик русского" (The Russian Interpreter), события которого происходят в Москве, изменившейся еще больше.

В середине 1960-х годов, когда я писал эту книгу, Советский Союз казался устойчивым ко всяким изменениям. "Здесь необходимы перемены, - говорили мои отчаявшиеся российские друзья. - Так не может продолжаться вечно!" Однако именно так и продолжалось. Год за годом Москва оставалась практически такой же, какой она была во время моего первого визита, в 1956 году. Это стало тем самым поразившим меня впечатлением, которое вдохновило меня к написанию этого романа. Это был другой мир. Пустые широкие проспекты в центре и покосившиеся деревянные дома на окраинах; пышные лозунги и блестящие плевательницы, сильный характерный запах низкооктанового бензина и горячие пирожки. В лесах к западу от города, где в 1941 году было, наконец, остановлено немецкое наступление, еще сохранились остатки траншей и валялись разбитые каски; а на улицах безногие ветераны перемещались на маленьких сделанных вручную тележках.

Именно улицы города мне удалось узнать лучше всего, потому что они были единственным местом, где мой друг, убедившийся в конце концов, что мне можно доверять, мог говорить, не опасаясь микрофонов и информаторов. Практически все из того немногого, что я знал о России, я узнавал от него - стаптывая во время этого процесса каблуки ботинок до уровня подошв.

В то время я учился в университете и находился в Москве в качестве участника одного из самых первых, как я думаю, студенческих обменов. На протяжении месяца я жил в новой огромной университетской высотке, добираясь каждый день на автобусе и метро на занятия в старые университетские корпуса, расположенные напротив Кремля - что в те времена было неслыханной для иностранцев свободой.

Никто тогда не встречался ранее с представителями Запада, поэтому все хотели поговорить с нами. Я смотрю сейчас на зачитанные листочки, которые я старательно печатал каждый вечер, и пытаюсь вспомнить, кто были все эти люди. Зачастую это бывает трудно, так как я изменял описание всех тех, кто говорил со мной откровенно, ибо я исходил из предположения, что все, что я пишу, может быть обнаружено и прочитано. Однако некоторых людей вспомнить легче, так как они стали прототипами вымышленных персонажей моего романа.

Саша из моей книги имеет общие черты со студентом, который отвечал за нас: серьезный, озабоченный, верный дружбе, вежливый - прирожденный лидер группы. Он немного напоминает мне Горбачева, который, как оказалось, окончил Московский университет годом ранее. Университет был Оксфордом и Кембриджем советской элиты. Некоторые из студентов имели другие знакомые черты представителей элиты - что-то от тех легкомысленных небольших причуд, которые были модны в то время в Кембридже. Одной из таких студенток была Рая, которая писала записки на старых игральных картах и подстрекательски приглашала нас похулиганить. Но была еще и Катя - другая девушка, прибившаяся к нашей компании и полностью отличавшаяся от нас: уязвимая невинность, наивные религиозные убеждения, странное несовпадение со всем окружавшим ее миром.

Большинство наших на первый взгляд случайных встреч были, как я узнал позже, тем же самым, чем было практически все в советской жизни - показухой; они тщательно организовывались Комсомолом. Об этом мне рассказал тот человек, с которым я стаптывал свои ботинки. Я не буду пытаться описать его, так как если вы прочитаете роман, то вы увидите некоторые отклики его характера, его взглядов и его происхождения в Константине.

Он был студентом последнего курса, изучавшим логику, однако, так как его прогулки со мной тщательно фиксировались, единственная работа, на которую он смог устроиться после окончания университета, была должность продавца в магазине. Потом его простили, и направили на работу в новой сфере проектирования вычислительных машин (которая в 1956 году еще называлась "буржуазной псевдонаукой"). Это, кстати, было одной из перемен. А когда, потеряв его из виду на много лет, я снова нашел его, он был женатым, работал в Госплане - и был очень обеспокоен контактом с иностранцем.

Это было другой, более грустной переменой. За эти годы, конечно, произошли и другие перемены, хотя мои друзья и утверждали обратное. Затем пришел Горбачев - и когда я был там в последний раз, в 1988 году, я часто не мог поверить своим ушам или глазам.

Теперь та советская жизнь, которую я знал, исчезла. Мне нужно было бы посмотреть на постановку одной из моих пьес, однако мне на удивление неохота. Наверное, та старая Москва была частью моего прошлого, а в прошлое вернуться нельзя.

Разве что только в романе.