Со своего смертного ложа в имении Монтиселло (Monticello) в конце июня 1826 г. Томас Джефферсон (Thomas Jefferson) написал письмо жителям Вашингтона. В нем говорилось, что он слишком болен, чтобы участвовать вместе с ними в торжествах по случаю 50-й годовщины Декларации Независимости. Желая вдохновить сограждан, он написал им, что эксперимент, однажды начатый им и другими отцами-основателями, распространится на весь мир.
'Где-то раньше, где-то позже, но, в конце концов, везде', писал он, американская форма республиканского самоуправления станет неотъемлемым правом каждого народа. Всемирное торжество демократии, продолжал он, неминуемо, поскольку 'ничем не связанное проявление разума и свободы мнений' должно было вскоре убедить всех людей в том, что они рождены не для того, чтобы ими правили, но чтобы самим править в свободе.
Это было его последнее письмо. Апостол свободы (и при этом рабовладелец) умер 4 июля 1826 г.
Невозможно разобраться в противоречиях американской свободы, не задумавшись о Джефферсоне и духовной пропасти, которая отделяет высокие слова о том, что 'все люди созданы равными' от реальности, в которой люди были его собственностью, он с ними спал и никогда не думал о них как о своих согражданах.
Американская свобода стремится к универсальности, но она всегда была исключительной, потому что Америка - это единственный современный демократический эксперимент, начатый в условиях рабства. Потребовалось целое столетие от манифеста Линкольна 1863 г. об освобождении рабов до Акта о гражданских правах 1964 г., чтобы обещание американской свободы начали исполнять.
Несмотря на исключительный характер американской свободы, каждый американский президент провозглашал обязанность Америки защищать ее за рубежом как универсальное и прирожденное право человечества. Идеи Джефферсона отразились в 1961 г. в словах Джона Кеннеди (John F. Kennedy), который заявил, что опорой для распространения демократии за рубежом является 'сила права и разума', но, трезво и прагматически продолжал он, 'к разуму не всегда можно призвать неразумных людей'.
Контраст между Кеннеди и теперешним хозяином Белого Дома поражает. До Джорджа Буша ни один американский президент не отваживался выстроить свою политику на подтверждении правоты Джефферсона. Но именно так решил обеспечить себе место в истории этот рисковый игрок из Техаса.
Если демократия укоренится в Ираке и распространится по Ближнему Востоку, то Буша запомнят как прямолинейного визионера. Если его план в Ираке провалится, то это будет его Вьетнам, и ничто больше не будет иметь значения.
Можно будет с большей вероятностью ожидать позитивных результатов, если президент проявит больше озабоченности тем, как привести в соответствие своим словам деятельность администрации. Пусть президент вдвое увеличил бюджет Национального фонда за демократию (National Endowment for Democracy), он по-прежнему составляет всего лишь 80 млн долл. в год.
Но, даже если бы было больше денег, на Ближнем Востоке сомневаются в серьезности намерений президента - после 60 лет заигрывания американских президентов с тамошними диктаторами имеются опасения, что каждый доллар, потраченный на то, чтобы нести свободу Ближнему Востоку, будет использован по совершенно противоположному назначению.
И опять же, эти пленные, этот человек с колпаком на голове, из тела которого торчат провода - показанный всему миру символ того, насколько идеалы американской свободы далеки от мерзких (и преступных) реалий американской практики задержания и допросов. На фоне столь гнусных злоупотреблений американские разговоры о демократии выглядят пустышкой.
То, что за эти преступления не были наказаны лица званием выше сержанта, заставляет многих американцев, равно как и многих в мире, задуматься, не деградировало ли джефферсоновское видение демократии до идеологии самодовольства, функция которой заключается уже в том, чтобы лгать, а не вдохновлять.
И все же - если бы идеалы Джефферсона были всего лишь идеологией самодовольства, они бы никогда не вдохновили американцев на то, чтобы приблизить реальность к мечте. Подумайте о взрывной силе самоочевидной истины Джефферсона. Сначала белые работающие мужчины, потом женщины, потом черные, потом инвалиды, потом американцы-геи - все обращались к этим словам, чтобы потребовать исполнения данного некогда обещания по отношению к себе.
Слова Джефферсона обладали такой же взрывной силой и за рубежом. Американцы умирали в двух мировых войнах, веря, что сражаются за свободу других. И они не были обмануты. Билл Клинтон помянул погибших на Омаха Бич (Omaha Beach) словами: 'Они дали нам наш мир'.
Эти слова можно понять как буквальную истину: демократическая Германия, невероятно преуспевающая Европа без войн. Люди, погибшие на Иводзиме (Iwo Jima), завещали свои детям демократическую Японию и 60 лет стабильности во всей Азии.
Эти достижения позволяют американцам заявлять, что всем хорошим, что произошло с тех пор, мир обязан им. Особенно тем, что демократических стран в мире сейчас больше, чем когда-либо в истории. При пафосе Джефферсона трудно говорить о надлежащей исторической скромности, и все же, к скромности надо призвать.
Глобальное распространение демократии - заслуга не столько Америки, сколько 'заразы' гражданского мужества, передающегося от одного народа к другому, начиная с португальцев и испанцев, сбросивших диктатуры в 1970-е гг., восточноевропейцев, избавившихся от коммунизма в 1990-е гг. и заканчивая грузинами, киргизами и украинцами, недавно сбросившими постсоветские авторитарные режимы.
Непосредственная роль Америки в этих революциях часто была незначительной, но американские официальные лица, агенты и активисты тоже были там, милостиво позволяя улице сменить правящий режим.
Поворот американской внешней политики в сторону демократии - явление недавнее. Латиноамериканцы помнят времена, когда присутствие США означало поддержку карательных отрядов и военных хунт. Теперь на Ближнем Востоке и в других частях света, когда иракские домохозяйки гордо показывают свои чернильные пальцы (при голосовании требуется оставить отпечаток пальца - прим. пер.), когда афганцы без шума выстраиваются в очередь на избирательный участок в своих селениях, немногие исламские демократы считают, что своим правом на свободное волеизъявление они обязаны Америке. Но многие знают, что их не заставили молчать (по крайней мере, до сих пор) потому что Соединенные Штаты похоже, ставят в настоящее время на них, а не на авторитарных правителей.
Несение свободы другим соединил с национальным интересом США терроризм. Но не все считают, что демократия на Ближнем Востоке действительно обеспечит Америке безопасность, даже в среднесрочном плане. Этого не дает и провозглашение свободы Божьим планом для человека, что недавно сделал президент.
И все же: не один глава государства задал в последнее время своим советникам вопрос: 'А что, если Буш прав?'.
Другие демократические лидеры могут подозревать, что Буш прав, но это не означает, что они участвуют в крестовом походе. Еще никогда они не были столь демократичными.
Еще никогда Америка не была столь одинока в своем распространении идеалов демократии.
Может, просто у других стран более долгая память о собственных неудавшихся имперских проектах? Мечту Джефферсона отличает то, что это последняя оставшаяся в мире имперская идеология, единственный пример претензий страны на всемирное значение. Все остальные - советские, французские, британские - были отправлены на свалку истории. Это может объяснить, почему то, что американцы считают не более, чем примером упражнения в добрых намерениях, поражает даже их союзников как надменность, вводящая в заблуждение.
Проблема здесь в том, что, хотя никто не хочет победы империализма, также никто в здравом уме не может желать поражения свободы.
Давным-давно либералы из Демократической партии провозглашали, что американскую демократию нужно нести в мир, а консерваторы из Республиканской партии критиковали эту точку зрения с позиций политического реализма.
Перестройку американской политики начал Рейган (Reagan), своей речью в Вестминстерском дворце в 1982 г. превративший республиканцев в последователей идеалов Джефферсона на международной арене. Это привело к созданию Национального фонда за демократию и сделало продвижение демократии главной целью американской внешней политики. В то время многие консерваторы выступали за разрядку, избежание риска и умиротворение советского медведя. Перед лицом республиканцев, видящих роль Америки в мире в духе Джефферсона, либералам осталось выбирать между отступлением и презрением.
В своей президентской кампании Джон Керри (John Kerry) не смог преодолеть фатальной неспособности либеральной Америки подхватить присущие американскому электорату идеалы Джефферсона. Вместо этого он пошел на выборы 2004 г. как благоразумный реалист, избегающий риска - несмотря на то, что воевал во Вьетнаме. А, может, именно поэтому. Осторожности Керри научился на реке Меконг. Опасность и смерть, с которыми он там сталкивался, дали ему веские причины предпочитать реализм идеализму, а избегание рисков высокомерию.
Но это не просто различие между рискованностью и благоразумием. Это также несогласие по вопросу о том, заслуживают ли американские ценности звания универсальных. Современное либеральное отношение к продвижению демократической свободы - нам нравится то, что у нас есть, но у нас нет права навязывать это другим - звучит для многих консервативных американцев как самодовольный и трусливый релятивизм, трусливый потому, что он и пальцем не шелохнет, чтобы помочь тем, кто устал от тирании, релятивизм потому, что он, похоже, забросил идею о том, что все люди хотят быть свободными. Судя по результатам выборов 2004 г., большинство американцев не желает слышать, что Джефферсон был неправ.
Активисты, эксперты и бюрократы, выполняющие работу по продвижению демократии, порой говорят так, будто демократия - это некая технология, какая-то водяная помпа, которую нужно лишь правильно установить, чтобы она работала в другом климате. Другие считают, что для продвижения демократии требуется антропологическая чувствительность, глубокое понимание бесконечно сложной игры, какой является внешняя (как в случае с Ираком) политика.
Но свобода Ирака также зависит от фактора, измерить который столь же непросто: какую цену - в телах и жизнях солдат - американский народ готов заплатить.
Говорить о массовом возвращении солдат домой любой ответственный американский командир сможет не ранее, чем через два года. Непрерывно растущий список потерь стал постоянным, хотя пока едва различимым элементом современной американской политики. Но может наступить момент, когда он вытеснит все остальное. Обернутые флагами гробы спускаются по рампам транспортных самолетов на авиабазе в Довере (Dover), где их готовят к последнему путешествию на кладбища Америки. Глядя на эти гробы, каждый американец волей-неволей задает себе вопрос: стоит ли этого свобода Ирака?
Было бы благородно, если бы однажды 26 миллионов иракцев могли жить без страха в собственной стране. Но могла бы сбыться еще одна благородная мечта: если бы южные вьетнамцы смогли дать отпор танкам Северного Вьетнама и сохранить для себя ту свободу, какую они имели. Линдон Джонсон (Lyndon Johnson) сказал, что причиной, по которой американцы находились там, был 'принцип, за который наши предки боролись в долинах Пенсильвании', право народа выбирать собственный путь к переменам. Благородна эта мечта или нет, цена оказалась слишком высокой.
Нет ничего хуже, чем думать, что твой сын или дочь, брат или сестра, отец или мать погибли напрасно. Даже те, кто с самого начала противился войне в Ираке, кто считает, что надежда на экспорт демократии завлекла Америку в преступное безумие, не хотят говорить погибшим, что они зря отдали свою жизнь. Именно здесь должна сработать мечта Джефферсона. Ее окончательная задача - искупить потери, спасти жертву от забвения и тщеты и показать величие ее цели.
Правда об Ираке такова, что мы просто не знаем - пока - сработает ли мечта на этот раз. Этот тревожный вопрос остается без ответа в дни, когда американцы готовятся отпраздновать 4 июля.
Майкл Игнатьефф (Michael Ignatieff) - директор Карровского центра политики в области прав человека (Carr Center of Human Rights Policy) в Школе государственного управления Кеннеди (Kennedy School of Government at Harvard) в Гарварде для 'Нью-Йорк Таймс'.
________________________________________________________
Избранные сочинения Майкла Игнатьеффа на ИноСМИ.Ru
Мираж в американской пустыне ("Le Monde", Франция)
Почему Америка должна знать пределы своих возможностей ("The Financial Times", Великобритания)
Майкл Игнатьефф: "Ирак- это стратегическая ошибка Европы" ("L'Express", Франция)
Что Соединенные Штаты делают в Ираке? ("El Periodico", Испания)
