Паскаль Брюкнер, философ, автор романа 'Любовь к ближнему' и предисловия к книге Поля Бермана (Paul Berman) 'Новое платье террора', который уже многие годы обличает 'причитания белого человека', размышляет о том, почему часть европейского общественного мнения не хочет признавать существование террористической угрозы
Интервью взял Алексис Лакруа (Alexis Lacroix)
Фигаро - Спустя 16 месяцев после столицы Испании, серия терактов была совершена в Лондоне. Какова Ваша первая реакция на эту трагедию?
Паскаль Брюкнер - Я не знаю, объясняется ли это английским обособленным островным положением, или исторической традицией, которая столь замечательно и благородно проявилась в борьбе с фашизмом, но перед лицом апокалиптического стремления к разрушению Англия не уступила ни на йоту, как и раньше. Она проявила воистину 'черчиллевскую' стойкость. В отличие от испанцев, англичане реагируют хладнокровно. Они не требуют от правительства вывода британских войск, которые вместе с американскими находятся сейчас в Ираке. И Блэр, что бы ни случилось, не пойдет на поводу у террористов, как это сделал новый премьер-министр, которого испанцы выбрали после трагедии 11 марта. Он претворяет в жизнь, вместе со своим народом, традицию свободы. Мне иногда даже кажется, что наша континентальная Европа потеряла свое свободолюбие. . .
- Почему?
- Потому что под влиянием своих идеологов западная континентальная Европа все чаще ищет причину в себе. Иначе говоря, перед лицом всеобъемлющей и неуловимой угрозы, какой сегодня является терроризм, у некоторых интеллектуалов и комментаторов вновь проявляется рефлекс 'причитаний белого человека', они возвращаются к идее, замечательной по своей простоте и ошибочности. В соответствии с ней, любое преступление против нас является ответом на оскорбление рода человеческого, которое некоторые видят в господстве Запада на мировой арене. Если вкратце, они имеют склонность считать любой теракт против западных народов протестом против их гегемонии. Так, например, газета Le Parisien, у которой, в общем-то, никогда не замечалось склонности к левацким клише, вышла с заголовком 'Аль-Каида наказала Лондон'! Как если бы Интернационал ужаса, возглавляемый Бен Ладеном, можно сравнить со школьным учителем, который бьет линейкой по рукам нерадивых учеников, выступивших с глупой идеей поддержать американцев. Другой вариант такого подхода: мне часто приходилось слышать, что борьба с терроризмом провалилась, и лондонские теракты послужат предлогом для того, чтобы объявить новое 'чрезвычайное положение', а европейские общества, по примеру США, уже готовы отказаться от своей свободы во имя борьбы с терроризмом. Такие предостережения крайне опасны: это все равно, что возлагать вину за теракты на их жертвы.
- Мессианская теория, в некотором роде претендующая на доктрину нашего тысячелетия, появившаяся после трагедии 11 сентября и призывающая к 'искоренению' терроризма, , похоже, пока не принесла результатов. . .
- Можно конечно проявлять обеспокоенность развертыванием слишком крупных военных подразделений в Ираке и Афганистане, а также исходом этой ближневосточной кампании, вконец измотавшей американскую армию, чьи силы уже на исходе. Но ведь никто никогда не говорил, что война с терроризмом, которую ведет администрация Буша после 11 сентября - это молниеносная операция, результаты которой будут видны уже через несколько месяцев! Мы начали войну, которая будет тянуться, возможно, два или три десятилетия, состоится еще не одно крупное сражение. К тому же, я не уверен, что эта мессианская доктрина, на которой основываются американские действия, имеет под собой религиозную почву, как это любят повторять в Европе.
Конечно, в США есть крайне реакционные право-евангелистские круги, от позиции которых во многом зависел исход предвыборной кампании Буша. Но все же, как бы ни было отвратительно это политическое течение, оно не определяет внешнюю политику Вашингтона. Американская доктрина борьбы с терроризмом далека от фанатизма и использует скорее идеи революционного освобождения, основная задача которого - свержение 'тиранов'. В долгосрочной борьбе, которая только началась, нам, европейцам, нужно будет осторожно относиться к речам тех, кто пытается после каждого теракта против Запада внушить нам, что мы раздразнили дьявола и теперь несем наказание за это!
- Раздразнили дьявола?
- Есть очень популярная теория, которая отрицает апокалиптический нигилизм террористов и утверждает, что человеческое сообщество само по себе не может желать самоуничтожения и смерти и что эти нигилистические заблуждения появились у террористов по вине американцев и их британских и израильских союзников! А Израиль новый vox populi хоть и не обвиняет пока в том, что именно там появился терроризм, но зато возлагает на него ответственность за радикализацию священного гнева. Новая мировая мудрость молвит нам, что слишком яростные нападки на исламский радикализм лишь благоприятствуют его развитию: это теория, по которой мы укрепляем своего врага, борясь с ним! По счастью, мировые лидеры, французские в том числе, не прониклись этой странной теорией. Но она оказывает большое влияние на общественное мнение, в частности, во Франции. Рефлекс раскаяния перед лицом терроризма характеризирует 'дух' сегодняшнего времени. Новые защитники стран третьего мира считают, что терроризм - это оружие бедных, бунт 'проклятьем заклейменных'. Для тех, кто выбрал более 'медицинскую' точку зрения, это чистой воды патология. Но у обоих этих подходов есть один существенный недостаток: они путают причину и предлог для терактов. Несомненно, война в Ираке и в Афганистане, ближневосточный конфликт или процесс над тем или иным деятелем священной войны в Англии могут послужить удобным предлогом для терактов. Но общая причина таких актов, это не что иное, как глубинная ненависть, которую некоторые группы радикалов-фанатиков, воспитанных на крайне ограниченной интерпретации Корана, испытывают к самому принципу открытого общества и любому намеку на либерализацию арабо-мусульманского мира.
- Значит, мы неправы, когда пытаемся понять террористов?
- Если точнее, мы не должны пытаться применить к их действиям наш образ мыслей, это неизменно создает в наших умах иллюзию возможной победы над терроризмом с помощью нового, многополярного мирового порядка. Конечно, сегодня важно проявлять решимость в борьбе с голодом и нищетой, как это сделали лидеры Большой восьмерки. Но с терроризмом нельзя бороться рациональными средствами. Его закон - чистое насилие. Чтобы понять этот феномен без искажений, нужно не забывать о его нигилистическом и деструктивном характере. Слишком велико искушение 'сначала обвинить Америку', как выразился философ Майкл Вальцер (Michaël Walzer), некоторые европейцы считают, что вину можно переложить на этих янки и их имперские замашки. Таким образом, они возвращаются к теориям защитников третьего мира.
Ах, если бы наша пресловутая 'арабская политика' могла нас защитить от разнузданной враждебности джихада к демократии как таковой! Странная французская шизофрения: с одной стороны, французские спецслужбы сотрудничают с очень высокой степенью эффективности с ФБР и ЦРУ - а Франция отличается качеством своей разведки, а с другой - мы продвигаем официальную доктрину, в которой фигурируют такие слова, как 'терпимость' и 'диалог', ведем общие успокоительные речи. В конце концов, эти речи убедят нас в том, что у нас нет врагов, одни 'проблемы' и что, в отличие от американцев, у нас нет причин видеть в терроризме радикального и опасного противника. Это даже не попытка оправдать его, это полная атараксия, абсолютное спокойствие духа!
- Атараксия или сознательный уход от реальности, который снова свидетельствует о том, что многие европейцы уже забыли об ужасах тоталитаризма. . .
- Последние вспышки теории третьего мира поглотил исламский прогрессизм, который теоретизировали некоторые мусульманские философы в виде синтеза марксизма и ислама, представленного, как религия обездоленных и альтернатива планетарному либерализму. Такой тип синтеза встречается в публикациях газеты Monde diplomatique, а также у всех, кто во Франции боролся за принятие Мировым социальным форумом идей интеллектуалов, выступающих за реакционный подход к исламу. Да, они осуждают терроризм, но считают его проявлением горячности, единичной вспышкой в борьбе за священное и непорочное дело. Такой интеллектуальный регресс наводит меня иногда на мысль, что часть наших левых уже отошла от своей критики тоталитаризма.
- Где же они сейчас в доктринальном плане, когда эпоха антитоталитаризма уже позади?
- Точнее, эпоха критики тоталитаризма, на которой могли бы основываться современные левые партии. Она зачахла в 1989 г., с падением Берлинской стены, и на короткое время вновь подняла голову во время войны в Югославии. А результатом явилось то, что сегодня редко кто из левых осмеливается применить к религиозному фанатизму те же категории, что когда-то применяли к нацизму и сталинизму. Они предпочитают предавать анафеме тех, кто как Поль Берман связывают исламизм с развертыванием тоталитаризма. Лондонские теракты должны встряхнуть французскую память. Я надеюсь, что у левых и у правых появятся течения, общим признаком которых будет отказ от культуры извинений и современной версии фрейдовского 'я знаю, но все же' - т.е. выражений типа 'со мной этого никогда не случится!'. Эти направления разбудят нас от иллюзий, распространяемых с 2003 г. в ходе пацифистских акций. Антивоенные демонстрации 2003 г. были наиболее вредны с этой точки зрения. Их можно сравнить с религиозными церемониями в духе культа дождя! Сегодня мы должны понимать, что мы уязвимы.
