Ричард Хаас является президентом Совета по международным отношениям и автором книги ""The Opportunity: America's Moment to Alter History's Course" (Возможность: Момент для Америки изменить ход истории)
18 июля 2005 года. Два, казалось бы, не связанных между собой события - недавние террористические взрывы в Лондоне и сообщение о том, что Китай в конце июля с.г. примет у себя участников переговоров, которые преследуют цель разрешить северокорейский ядерный кризис - в действительности, очень даже связаны. В совокупности они драматически подчеркивают конец однополярной эры.
Большинство считает, что однополярная эра началась в ноябре 1989 года - если говорить точно, 9 ноября - когда пала Берлинская стена. Логика была очевидной: с окончанием "холодной войны" и последующим исчезновением одного из двух полюсов остается только одна глобальная сверхдержава.
Это впечатление усиливалось тем фактом, что могущество Соединенных Штатов Америки было беспрецедентным: прежде всего, военное - что можно было видеть в Кувейте, Косово и Афганистане, в том числе - но также экономическое, политическое и культурное. Американское господство было фактом. Соединенные Штаты явно были первыми среди неравных.
Эту точку зрения можно было понять, но наблюдатели, так сильно фокусируя внимание на уходе геополитической эры, не обратили внимания на приход другой: эры глобализации. И с этим переходом произошло нечто вроде изменения парадигмы. На смену соперничеству и конфликту между великими державами, многие столетия составлявшему главную историческую динамику, внезапно пришел мир, в котором главной угрозой для Соединенных Штатов была не соперничающая великая держава, но глобальный беспорядок и разложение: терроризм, распространение ядерного оружия, протекционизм в торговле, изменение климата, инфекционные болезни.
Примеров предостаточно: события 11 сентября 2001 года, то, что только что случилось в Лондоне и что может и, вероятно, случится здесь, в Соединенных Штатах - это все признаки американской уязвимости для терроризма, одно из проявлений темной стороны глобализации.
Соединенные Штаты не способны справиться с террористической угрозой самостоятельно. Им нужны другие страны, чтобы обмениваться разведывательной информацией, координировать действия правоохранительных органов, сотрудничать в деле обеспечения внутренней безопасности, обеспечивать условия для того, чтобы государства не становились неудачниками, а если уж такое случилось - чтобы они быстро становились на ноги, совместно работать над реформированием арабских обществ.
То же самое и северокорейский ядерный вызов. Соединенные Штаты не способны своими силами принудить Северную Корею отдать ее ядерный материал; у Соединенных Штатов недостает средств для осуществления в Северной Корее смены режима, кроме, разве что, открытого вторжения и оккупации страны в том же духе, как это было в Ираке. Но именно вследствие Ирака у Соединенных Штатов недостает военных возможностей даже для того, чтобы рассматривать подобную политику. И даже если бы такие средства у Соединенных Штатов имелись, им пришлось бы преодолеть сопротивление Южной Кореи, Японии и Китая.
Отсюда важность заявления, что Китай примет у себя участников переговоров. У Китая имеется предостаточно оснований сдерживать Северную Корею, иначе Япония и Южная Корея сочтут, что должны следовать примеру и создавать собственное ядерное оружие. У Китая, кроме того, есть средства воздействия на эту страну, поскольку львиная доля всего импорта и экспорта Северной Кореи идет через территорию Китая.
В предстоящие недели и месяцы администрации Буша (George W. Bush) нужно будет отбросить прочь свои надежды на то, что нынешний северокорейский режим исчезнет. Вместо этого Соединенным Штатом нужно будет предложить этому режиму гарантии безопасности, дипломатические вознаграждения и экономические выгоды - а также убедить Китай, Японию, Южную Корею и Россию в том, что эти стимулы должны базироваться на отказе Северной Кореи от своего ядерного оружия.
Все та же многосторонняя дипломатия потребуется, если мы хотим, чтобы Иран прекратил свою ядерную программу - или, если мир надеется расширить торговлю и сдержать протекционизм, или бороться с такими явлениями, как ВИЧ/СПИД и глобальное изменение климата. Глобальные вызовы требуют коллективных решений.
Главным политическим следствием конца однополярной эры является то, что унилатерализм (unilateralism - политика односторонних действий, англ.) не может оставаться серьезным или приемлемым выбором для внешней политики Соединенных Штатов. В действительности стоит вопрос: в какой форме появится мультилатерализм (multilateralism - политика многосторонних действий, англ.)? Когда мы обратимся за помощью в Организацию Объединенных Наций (ООН)? Когда мы обратимся к региональным организациям или менее представительным контактным группам (таким, например, как та, что занимается вопросом Северной Кореи)?
Универсального ответа на этот вопрос нет и быть не может. Дипломатия неизбежно будет a la carte (по выбору, фр.). Однако дела пойдут лучше, если консультации Вашингтона с остальным миром будут чистосердечными, а не просто стремлением протолкнуть уже принятую политику. Решение отказаться от формального мультилатерализма следует принимать только тогда, когда это на самом деле необходимо. И когда Соединенные Штаты все же пойдут наперекор мировому сообществу, им следует попытаться при первой же возможности привлечь на свою сторону соответственные региональные организации - или ООН.
Лидирующая роль Соединенных Штатов остается крайне важной не просто в силу огромных возможностей Соединенных Штатов влиять на глобальные события, но также и потому, что мир не сумеет эффективно организоваться без американского участия. Но лидерство подразумевает, что за лидером идут другие, а этого можно добиться только внешней политикой, которая стремится побудить другие страны согласиться с принципами и правилами международных отношений, а также с тем, как следует принуждать к их соблюдению тех, кто их нарушает.
