Беслан, Россия - Рая Тотиева приходит к своим детям почти каждый день. Она садится на гранитные плиты перед могилами, в которых они лежат бок о бок и перечисляет их имена, будто они живые.
'Это моя старшенькая, крайняя слева, Лариса', говорит Тотиева (44 года), указывая на фотографию неулыбчивой темноволосой девочки, поблекшую под ярким северокавказским солнцем. 'Потом Люба, посередине. Потом Альбина. Потом Борис'.
'В моем доме никогда не было так тихо', - шепчет она.
Через десять месяцев после гибели 330 человек, в основном детей, во время штурма захваченной исламскими боевиками школы в Беслане, это город на юге России по-прежнему погружен в горе. Мать одного из погибших детей, впавшая в кому в дни трагедии, умерла на этой неделе, пополнив собой список ее жертв.
Женщины в черных траурных одеяниях ходят как тени по кладбищу, где в одинаковых могилах лежат дети Тотиевой и еще 276 жертв. Они склоняются над могилами, чтобы поправить лежащие на них цветы и игрушки, точно так же, как подтыкали одеяла своих детей.
В своем трауре родственники погибших детей становятся более суровыми.
Несмотря на продолжающийся процесс по делу единственного оставшегося в живых захватчика, Нурпаши Кулаева, и парламентское расследование трехдневной драмы заложников, начавшейся 1 сентября, бесланцы все еще не знают, как 32 террористам с огромным количеством оружия и взрывчатки удалось миновать КПП, расставленные на дорогах Северной Осетии.
Им неизвестно, кто дал российскому спецназу приказ вести огонь из танков и огнеметов по школе, в которой удерживались 1 200 заложников и кто - захватчики или российские спецназовцы - привел в действие взрывные устройства, от которых погибла большая часть заложников. Они хотят знать, известно ли было властям о нападении заранее, но ответа не получают.
Вместо этого, российские власти неоднократно откладывали публикацию результатов парламентского расследования. Хотя лица, ответственные за расследование заявили, что трагедия была, по крайней мере, частично, вызвана некомпетентностью и несогласованностью действий российской милиции, спецслужб и армии, трагедия не вынудила уйти в отставку ни одного федерального чиновника.
Скорбящие родители и родственники жертв говорят, что они никогда не увидят комиссии наподобие той, что расследовала теракт 11 сентября, и не узнают, как могла случиться эта трагедия. Они указывают на то, что Кремль прекратил расследование по делу гибели 130 заложников 'Норд-оста' и операции по их спасению.
'Власти не заинтересованы в том, чтобы открыть нам правду, поскольку она покажет, что виновата система', говорит Сусанна Дудиева (44 года). Ее 13-летний сын Артур погиб в бесланской школе.
Дудиева - один из лидеров Комитета бесланских матерей, занимающегося как защитой интересов пострадавших, так и политической деятельностью. Комитет пытается вести собственное расследование захвата школы и его трагических последствий, требуя ответа властей. По словам, Дудиевой, комитет выяснил, среди прочего, что грузовик с боевиками ехал в сопровождении милицейских машин.
Прокуратура отказывается комментировать эти заявления.
'У нас здесь [в Северной Осетии] много Кулаевых, таких, которые позволили проникнуть террористам, и их не накажут', - говорит Зина Аликова (45) перед зданием суда в столице республике Владикавказе. В руках у Аликовой портреты двух ее сестер и троих детей. Все они погибли в те дни, младшему - Альберту - было три года.
Суд над 24-летним чеченцем Кулаевым начался в середине мая. Ожидается, что закрытый для общественности процесс, присутствовать на котором дозволено лишь нескольким журналистам, затянется на несколько месяцев.
'Мы и не надеемся услышать правду', - говорит Аликова. 'Все, что нам остается - скорбеть по нашим родным'.
И город скорбит. У руин школы #1 выложены десятки венков, а в воронках от взрывов, которыми покрыты ее обуглившиеся полы - цветы и игрушки. Вокруг спортзала стоит бессчетное количество бутылок с водой в память о заложниках, которых три дня держали без воды на изнуряющей жаре. Стены спортзала исписаны посланиями родителей к погибшим детям с мольбой о прощении.
Краснокирпичные стены школьного здания исцарапаны пулями, а снаряды крупнокалиберных пулеметов и танковых пушек оставили в них зияющие дыры. Коричневыми пятнами засохшей крови покрыты стены коридоров.
На том месте, где подорвала себя смертница, по бледно-голубым стенам и потолку размазаны разложившиеся части человеческого тела. Среди битого кирпича и страниц из букваря лежит перепачканная кукла.
В актовом зале, под деревянной сценой которого террористы, как подозревают, спрятали оружие и бомбы, с потолка свисают спустившиеся желтые, красные, зеленые и синие воздушные шарики. Они должны были стать украшением торжественного собрания, которое так и не состоялось.
Дудиева, окна которой выходят на школу, никогда их не открывает. 'Если я открою окно, ветер занесет частицы сожженных детей в мой дом'.
Она говорит, что от горя и злобы не может пойти на кладбище, где в граните памятников на могилах 280 жертв трагедии, в том числе, ее сына, отражаются далекие серые предгорья Кавказа. Кажется, что надписи на венках, лежащих в четыре слоя перед чугунной оградой, странным образом вывернуты: 'Любимому внучку Борику от бабушки Пуси', 'Исламу от бабушки Азы'.
Алла Рамонова (34) приходит на могилу своей дочери Марианны каждый день. Рамонова и ее двое детей - Диана (на момент штурма ей было 14) и Ирбир (9) пережили трагедию, но Марианне пуля попала в селезенку, убив ее почти мгновенно. Ей было 15 лет.
'Я провела здесь все время', - говорит она. Ветер гоняет пыль по кладбищу, опрокидывает искусственные цветы вместе с пластиковыми вазами и заносит все песком и землей. Не замечая ничего вокруг, Рамонова подбрасывает комья сухой земли на клумбу, покрывающую могилу Марианны.
Потом она вынимает из черной сумочки белый вышитый платок, который Марианна сжимала в руках, умирая. Она хранит его завернутым в папиросную бумагу. Она разворачивает бумагу и прикладывает платок к изможденному лицу, пытаясь уловить хоть какой-то запах погибшей дочери, который он мог сохранить.
