Автор, бывший государственный секретарь США, является президентом компании " Kissinger Associates"
12 августа 2005 года. Сообщения о сроках вывода американских войск из Ирака противоречивы. Командующий американскими войсками в этой стране генерал Джордж Кейси (George Casey) объявил, что Соединенные Штаты намерены начать вывод "довольно существенной" доли американских войск после того, как запланированные на декабрь с.г. выборы позволят сформировать конституционное правительство. Другие источники указали, что будут выведены 30000 военнослужащих, или около 22% группировки вооруженных сил США в Ираке. В заявлениях некоторых высокопоставленных лиц Багдада сообщалось, что начало вывода американских войск, возможно, будет отложено до следующего лета. Каким бы ни был график (вывода войск), его прогресс зависит от улучшения ситуации с безопасностью и от подготовки иракских сил.
Поэтому представляется целесообразным еще раз обсудить нашу стратегию ухода. Во-первых, как определять термины "прогресс" и "улучшение"? Означает передышка в войне без линии фронта наш успех или же стратегическое решение противника? Обусловлено уменьшение нападений противника истощением его сил или же это намеренная стратегия противника по экономии сил с целью стимулирования вывода американских войск? А может, мы находимся на этапе, аналогичном тому, что был после "Новогоднего наступления" (Tet Offensive) во Вьетнаме в 1968 году, которое в то время воспринималось как неудача Америки, но сегодня оценивается как крупное поражение для Ханоя?
У такого человека, как я, который был очевидцем мук нашего первоначального вмешательства во Вьетнаме при администрациях Кеннеди (Kennedy) и Джонсона (Johnson) и который позже, при администрации Никсона (Nixon), участвовал в принятии решения об уходе (из Вьетнама), заявление Кейси оживило горькие воспоминания. Ибо решение о выводе значительной части сил США в момент, когда война продолжается, является потенциально роковым. Оно влияет на расчеты повстанцев, ввиду чего определение прогресса становится почти настолько же психологической, насколько и военной оценкой. Каждый новый выводимый солдат представляет собой все больший процент от остающегося числа. Наступательные возможности остающихся сил уменьшаются. Когда начинается вывод войск, возникает риск того, что операции будут продолжаться по инерции, а не как результат стратегического анализа, и этот процесс будет все труднее повернуть вспять.
Несмотря на эти препятствия, во время войны во Вьетнаме решение заменить вооруженные силы США местными армиями - которое окрестили "вьетнамизацией" - с точки зрения безопасности было в целом правильным. В период 1969-1972 гг. из Вьетнама были выведены более 500000 американских солдат. Участие американцев в наземных боевых действиях закончилось в начале 1971 года. Средние еженедельные людские потери вооруженных сил США снизились с 400 человек в 1968 году и в начале 1969 года до 20 человек - в 1972 году.
Эти шаги стали возможными потому, что после провала "Новогоднего наступления" Ханоя угроза со стороны повстанцев была, по существу, устранена. Сайгон и все другие города стали гораздо более безопасными, чем являются сегодня крупные города Ирака. Сайгон контролировал, наверное, 80% территории страны, имея относительно устойчивые линии фронтов. Возможности армейских частей (Южного) Вьетнама по отражению наступлений регулярных войск Ханоя постоянно возрастали.
Когда в 1972 году южновьетнамская армия при существенной поддержке авиации США сломала хребет всеобщему наступлению северовьетнамцев, стало возможным заявить об успехе вьетнамизации. Вскоре после того северовьетнамцы согласились на условия перемирия, которые они отвергали на протяжении 4 лет. (Однако это обстоятельство не положило конец спорам о том, не приблизили ли бы этот день иные темпы вывода войск США: более медленные, более быстрые или вообще никакого вывода войск до заключения соглашения.) Тремя годами позже эти результаты были опрокинуты не по причине внутреннего насилия, но в результате внешнего нападения обычных вооруженных сил Ханоя, в нарушение всех положений Парижского соглашения.
Эмоциональная усталость Америки от войны и внутренние трения в связи с Уотергейтом (Watergate) привели к сокращению экономической и военной помощи Вьетнаму на две трети, а Конгресс США запретил оказывать военную поддержку оказавшемуся в затруднительном положении союзнику даже с воздуха. Ни одна из тех стран, которые выступили гарантами (Парижского) соглашения, не была готова и пальцем пошевелить на дипломатическом фронте.
Все это продемонстрировало два принципа, которые применимы и к Ираку: военный успех сохранить трудно, если только он не подкреплен внутренней поддержкой. А международную основу, в рамках которой может найти свое место новый Ирак, еще предстоит создать.
Разумеется, история никогда не повторяется во всех деталях. Вьетнамская война была битвой "холодной войны"; Ирак - эпизод в борьбе против радикального ислама. Считалось, что ставкой в "холодной войне" является политическое выживание вступивших в союз с Соединенными Штатами независимых государств-наций по периферии советской империи. Война в Ираке в меньшей мере касается геополитики, а скорее является столкновением идеологий, культур, религиозных верований. По причине глубокого проникновения исламской угрозы исход противостояния в Ираке будет иметь еще большую важность для всего мира, чем это было во Вьетнаме. Если в Багдаде или в любой части Ирака появится правительство по типу талибского, или будет создано фундаменталистское радикальное государство, ударные волны всколыхнут весь исламский мир. Это поощрило бы радикальные силы в исламских странах или исламские меньшинства в неисламских государствах к новым нападениям на существующие правительства. Под угрозой оказалась бы безопасность всех обществ, до которых сможет дотянуться воинствующий ислам.
Вот почему многие противники решения о начале войны согласны с мнением, что катастрофический исход (в Ираке) будет иметь пагубные глобальные последствия - фундаментальное отличие от споров по Вьетнаму. С другой стороны, военный вызов в Ираке является более неуловимым. Местные иракские силы готовят к такой форме боевых действий, которая совершенно отличается от традиционных наземных сражений последнего этапа Вьетнамской войны. Линии фронта не существует, бои идут повсюду. Нам приходится воевать против врага, который внезапно нападает и так же внезапно исчезает. Он ставит перед собой четыре цели: (1) изгнать иностранцев из Ирака; (2) наказать иракцев, сотрудничающих с оккупационным режимом; (3) создать в стране хаос, в результате которого должно появиться правительство с исламистским мировоззрением как образец для других исламских государств; и (4) превратить Ирак в базу подготовки к следующему раунду войны, вероятнее всего, в умеренных арабских странах, таких, как Египет, Саудовская Аравия и Иордания.
У северовьетнамской армии имелось тяжелое вооружение, она пользовалась прибежищами в соседних странах, а ее общая численность составляла не менее полумиллиона подготовленных бойцов. Иракских повстанцев не более нескольких десятков тысяч, и они имеют только легкое вооружение. Их самым эффективным оружием являются самодельные взрывные устройства, а самым эффективным средством доставки оружия к целям - террористы-смертники. Наиболее частыми объектами их нападений являются безоружные гражданские лица.
Народ Ирака демонстрирует исключительное хладнокровие перед лицом этого целенаправленного и систематического массового убийства. В конечном итоге, исход войны будет определяться в такой же мере отношением к ней народа, как и военной ситуацией. Именно иракский народ будет определять, насколько он в безопасности, а также решать, на какие жертвы он готов пойти в этой войне.
В сущности, Иракская война является спором из-за того, оценка какой из противоборствующих сторон окажется правильной. Повстанцы делают ставку на то, что, убивая сторонников правительства и лиц, сотрудничающих с Америкой, они сумеют угрозами принудить все большее число мирных граждан к выступлениям против правительства и, по умолчанию, к оказанию помощи повстанцам. Иракское правительство и Соединенные Штаты делают ставку на истощение иного рода: возможно, упор повстанцев на уничтожение мирных граждан обусловлен сравнительной малочисленностью повстанцев, что вынуждает их экономить силы и воздерживаться от нападений на трудные цели; следовательно, восстание может быть постепенно истощено.
В силу аксиомы, что повстанцы выигрывают, если они не проигрывают, патовая ситуация неприемлема. Успех или неудача американской стратегии, в том числе процесса ухода (из Ирака), будут определяться не тем, сумеет ли она сохранить существующую ситуацию с безопасностью, а ее способностью наращивать возможности по улучшению этой ситуации. Победа над повстанцами является единственно значимой стратегией ухода.
Критически важно качество разведывательной информации. Следует особо подчеркнуть, что эти вопросы требуют внимания: иначе как нам оценивать боевые возможности повстанцев и их стратегию? До какого уровня и за какой период необходимо сократить нападения на мирных жителей, чтобы можно было говорить о том, что данная провинция умиротворена? Какова реальная боевая эффективность иракских сил безопасности, и против какого рода угроз? В какой мере в иракские силы проникли повстанцы? Как иракские силы станут реагировать на шантаж со стороны повстанцев, например, если будет похищен сын генерала? Какова роль инфильтрации с территории соседних стран? Как можно с ней бороться?
Вьетнамский опыт заставляет считать, что на эффективность местных сил глубоко влияет политическая основа. Южный Вьетнам имел около 11 дивизий, по две в каждом из четырех армейских корпусов и еще три в резерве. На практике только силы резерва можно было использовать на всей территории страны. Дивизии, оборонявшие провинции, где они дислоцировались и откуда были призваны их бойцы, нередко действовали очень эффективно. Они помогли отразить северовьетнамское наступление в 1972 году. Однако когда их перебрасывали в другой, незнакомый корпусной район, они оказывались значительно менее стойкими. Это явилось одной из причин бедствий 1975 года.
Иракским эквивалентом, вполне возможно, являются этнические и религиозные антагонизмы между суннитами, шиитами и курдами. Во Вьетнаме эффективность сил зависела от географических связей, но провинции не рассматривали себя как конфликтующие между собой. В Ираке каждая из различных этнических и религиозных группировок видит себя в непримиримой, быть может, смертельной, конфронтации с остальными. У каждой из группировок есть свои, сосредоточенные в определенном географическом регионе милиционные формирования. В зоне компактного проживания курдов, например, внутреннюю безопасность обеспечивают курдские силы, а присутствие национальной армии сведено к минимуму. То же самое в значительной мере справедливо и для шиитской зоны.
В таком случае можно ли вообще вести речь о национальной армии? Сегодня иракские силы в большинстве своем состоят из шиитов, а восстание происходит главным образом в традиционно суннитских районах. Следовательно, это восстание является предвестником возврата к извечному суннито-шиитскому конфликту, только на этот раз противники поменялись своими возможностями. Эти силы могут сотрудничать в подавлении суннитского восстания. Но захотят ли они, даже когда будут должным образом подготовлены, сражаться против милиционных формирований шиитов во имя нации? Будут они подчиняться аятоллам, особенно Великому Аятолле Али Систани (Ali Sistani), или же национальному правительству в Багдаде?
А если эти два организма будут функционально одинаковыми, сможет ли национальная армия заставить подчиняться население нешиитских районов, если только не станет инструментом репрессий? И можно ли будет в таком случае сохранить демократическое государство?
Конечной проверкой прогресса, следовательно, станет то, до какой степени иракские вооруженные силы будут отражать - хотя бы в определенной мере - этническое разнообразие страны и будут признаны населением в целом как выразители интересов нации. Вовлечение в политический процесс суннитских лидеров является важной составляющей стратегии борьбы с повстанцами. Если этого не случится, процесс строительства сил безопасности может стать прелюдией к гражданской войне.
Можно ли конституционными средствами создать в Ираке подлинную нацию?
Ответ на этот вопрос будет определять, станет ли Ирак указателем пути для реформированного Ближнего Востока или же наихудшим примером постоянно расширяющегося конфликта. В силу этих причин график вывода американских войск должен сопровождаться определенными политическими инициативами, направленными на построение международной основы для будущего Ирака. Некоторые из наших союзников, возможно, предпочитают роль сторонних наблюдателей, но реалия не позволит им этого ради их же безопасности. Их помощь необходима, причем в решении не столько военных, сколько политических задач, что подвергнет проверке в первую очередь государственную мудрость Запада в вопросе создания глобальной системы, отвечающей их насущным нуждам.
