В четверг вечером - это было еще в декабре 2003 года - Башир Муцолгов разговаривал с другом во дворе своего дома в Назрани. Вдруг подъехали два автомобиля, из них выскочили вооруженные люди в камуфляже и масках, схватили его, затолкали в одну из машин и увезли. С тех пор Башира никто не видел.
Хотя в Ингушетии, республике на юге России, в которой Назрань - главный город, похищение людей за деньги считается всего лишь одним из видов бизнеса, требования о выкупе семья так и не получила.
По слухам, некие источники в местном отделении Федеральной службы безопасности - эта служба занимается тем же, чем некогда занимался КГБ, - сказали наконец его родственникам, что Башира забрали их сотрудники и увезли в Ханкалу в соседней Чечне, где находится штаб контртеррористической операции.
Представители правозащитных организаций приводят такие похищения в качестве еще одного примера распространения чеченского конфликта на соседние республики российской северной части Кавказа, которая всегда отличалась нестабильностью, а год назад привлекла внимание всего мира кровавой драмой в одной из школ Беслана, что в соседней Северной Осетии. Брат Башира Магомед Муцолгов организовал инициативную группу, уже собравшую сведения о 268 случаях похищения людей в Ингушетии с 2002 года, и пытается довести дело до Европейского суда по правам человека.
Часто пропавших людей находят избитыми, но живыми. Иногда находят их тела. Многие же просто пропадают без вести. Сначала, как рассказывает Муцолгов, похищения происходили преимущественно среди тысяч чеченских беженцев, оказавшихся в Ингушетии, но теперь похищают и ингушей.
А был ли его брат боевиком?
- Я мусульманин, не пью вина, вот и все, - говорит он, указывая на скатанный коврик для намаза, лежащий на компьютере. То же самое можно было сказать и о его брате, программисте по профессии.
Власти Ингушетии отрицают массовость случаев исчезновения людей, но указывают, что им приходится бороться с хорошо организованным подпольем, связанным с исламскими сепаратистами в Чечне. На прошлой неделе в Назрани прогремели два взрыва, в результате одного из которых был ранен премьер-министр республики.
Мурат Зязиков, президент Ингушетии и бывший офицер КГБ, который, кстати, и сам пережил в прошлом году покушение на свою жизнь, на прошлой неделе заявил в интервью 'Интерфаксу', что террористические силы 'не могут примириться со своей неспособностью усугубить конфликт' за пределами Чечни.
- Они хотят хаоса, но все их усилия обречены на неудачу, - добавил он.
Однако, по словам правозащитников, то, что жертвами действий агентов спецслужб, проводящих контртеррористическую операцию, оказываются ни в чем не повинные мирные жители, лишь радикализирует население, причем не только в Ингушетии, но и к востоку от нее - в Дагестане, и к западу - в Кабардино-Балкарии.
- Я не хочу сказать, что бандитских формирований не существует, - говорит Тамерлан Акиев из назранского отделения правозащитного общества 'Мемориал', - но то, как отвечают на это власти, означает только то, что против них будет настраиваться все больше и больше жаждущих мести людей.
Пропал без следа даже занимавшийся расследованием похищений следователь местной прокуратуры Рашид Оздоев, стоило ему вернуться в Назрань из Москвы, куда он ездил с докладом по своему делу.
В Ингушетии, как в капле воды, отражаются все социально-экономические проблемы, существующие во всех республиках северной части Кавказа. Даже та слабая промышленная база, что здесь была во времена Советского Союза, сегодня разрушена до основания. Уровень безработицы, по некоторым оценкам, доходит до 80 процентов.
В советские времена Ингушетия была одним целым с Чечней; еще в 1944 году Сталин обвинил чеченцев и ингушей в сотрудничестве с нацистами и за это приказал депортировать их в Казахстан. Вернулись они только в 1957 году.
В 1991 году, когда Чечня провозгласила независимость от России, Ингушетия этого не сделала. Одной из причин отказа от независимости были опасения, что в таком случае республика навсегда потеряет территорию Пригородного района - кусок земли, который, пока ингуши были в ссылке, власти передали соседней преимущественно христианской Северной Осетии.
В 1992 году за Пригородный район между Ингушетией и Северной Осетией развернулся жестокий бой, в результате которого оттуда бежали тысячи ингушей. С тех пор с помощью специальных программ удалось вернуть в Северную Осетию до 20 тысяч человек, но беженцами в своей собственной республике остались еще тысячи людей.
В селении Майском, где сейчас разбит городок, в котором живут более 1150 беженцев, почти никто не имеет работы, и Алихан Бузуртанов почти все свое время проводит за шатким карточным столом.
- У меня нет денег, чтобы вернуться в Пригородный, - говорит он, - на моей земле, где у меня был дом, осетины уже построили что-то свое.
О том, что за Пригородный район еще могут развернуться кровавые столкновения, говорят многие аналитики. Однако, хотя после прошлогоднего захвата школы в Беслане, где около трети террористов были ингушами, звучало множество слов о возможности нового конфликта, пророчества о кровавых столкновениях не сбылись.
По словам Эльбруса Тедтова, редактора местной газеты, у которого в результате бесланского теракта погиб сын, рассказывает, что сначала многие осетины хотели отомстить, но не стали этого делать, понимая, что их конфликт с ингушами означал бы, что террористы добились своего.
Но если повторится что-либо подобное Беслану говорит он, то случиться может самое худшее.
- Не думаю, что в ответ и наши мужчины не возьмут в руки оружие, а наши женщины не обвяжут себя поясами смертниц. Не могу сказать, что может случиться, но то, что будет, может быть очень плохо.
