Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Похитители революции

Необходимо развеять миф о том, что Западная Европа помчалась на помощь 'Солидарности' с самого момента ее возникновения на судоверфях Гданьска

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Революции пожирают своих детей и, в конце концов, попадают в руки своих же врагов. Этот древний урок истории стоит вспомнить на следующий день после организованных в Гданьске и Варшаве торжеств по случаю 25-летия создания 'Солидарности'. Это скорбная годовщина для многих пионеров движения, которое нанесло первый сокрушительный удар по господству Советского Союза над Центральной Европой

Революции пожирают своих детей и, в конце концов, попадают в руки своих же врагов. Этот древний урок истории стоит вспомнить на следующий день после организованных в Гданьске и Варшаве торжеств по случаю 25-летия создания 'Солидарности'. Это скорбная годовщина для многих пионеров движения, одновременно национального, социального и ненасильственного, которое вопреки (почти) всему нанесло первый сокрушительный удар по господству Советского Союза над Центральной Европой. Легко можно понять эту горечь, лишний раз увидев, как действуют похитители революции, упадок, в котором сейчас пребывает 'Солидарность', и бесконечную политическую серость, которая нависает над посткоммунистической Польшей.

Если и существует нарождающийся миф, который необходимо развеять, то это, безусловно, миф о том, что Западная Европа помчалась на помощь 'Солидарности' с самого момента ее возникновения на судоверфях Гданьска, и даже позже. Например, во Франции движение встретило отклик лишь среди определенной части антисоветски настроенных левых, но ежедневно поносилось в 'Юманите' и презрительно игнорировалось Валери Жискар д'Эстеном (Valery Giscard d'Estaing), который предпочитал поддерживать 'дружеские' отношения с коммунистическим хозяином Польши Эдвардом Гереком (Edward Gierek). По мнению Жискара, который снисходительно поддался на дезинформацию, распространявшуюся Москвой, чтобы заставить европейцев 'проглотить' вторжение в Афганистан, во имя стабильности на континенте Польша должна была оставаться коммунистической, а СССР по-прежнему ее господином.

С приходом к власти Франсуа Миттерана (Francois Mitterrand) по сути ничего не изменилось. Это стало заметно во время переворота, осуществленного генералом Ярузельским (Jaruzelski) в ночь с 12 на 13 декабря 1981 года. На вопрос 'Europe 1', намерено ли французское правительство что-то предпринять, Клод Шейсон (Claude Cheysson), в то время министр иностранных дел, расценив это событие как 'внутреннее дело Польши', воскликнул: 'Ничего. Безусловно, мы ничего не собираемся предпринимать'. За что и получил от Миттерана следующий выговор: 'Зачем вам понадобилось это говорить? Это совершенно очевидно, но говорить об этом не следовало'. Потому что президент не хотел больше ставить своих министров-коммунистов в неудобное положение, в то время как он сам не верил в будущее польского демократического движения. По его мнению, 'СССР никогда не пойдет на то, чтобы Польша выпала из его стратегии', и 'стремиться поставить под сомнение принадлежность этой страны к зоне советского влияния все равно, что стремиться к войне с Москвой, то есть поставить мир под сомнение'. Он хотел видеть в генерале Ярузельском 'польского патриота', способного ценой свободы спасти страну от советского вторжения. Именно поэтому он согласился принять в декабре 1985 года 'генерала-президента' в Елисейском дворце, что вызвало возмущение тогдашнего премьер-министра Лорана Фабиуса (Laurent Fabius) и многих социалистов (1).

Германия Гельмута Коля (Helmut Kohl), целиком поглощенная своей Ostpolitik (восточная политика) и традиционно не испытывающая симпатий к Польше, тоже никогда не верила в будущее 'Солидарности' и демократической Польши. Кроме того, германский канцлер встретился с Ярузельским за год до Миттерана, а затем послал министра иностранных дел Ганса-Дитриха Геншера (Hans-Dietrich Genscher) с визитом в Варшаву. Туда же осенью 1985 года отправился и премьер-министр Италии Беттино Кракси (Bettino Craxi).

Эта чрезмерная осторожность Европы резко контрастирует с поддержкой, оказанной 'Солидарности' американцами с момента ее создания, и во многом объясняет неудачи, которые впоследствии отметила 'старушка Европа'. Эта поддержка - во многом заслуга Джимми Картера (Jimmy Carter), безусловно, никудышного стратега, но зато убежденного защитника прав человека. Его преемник Рональд Рейган (Ronald Reagan) придерживался той же линии, хотя его действия были скорее обусловлены антисоветизмом, чем защитой свобод. Европейцы потом долго будут упрекать его в 'наивности' и открыто критиковать, когда он отменит продовольственную помощь Польше после объявления генералом Ярузельским военного положения.

Еще одна легенда, которую стоит развенчать в эти юбилейные дни, гласит, что польская церковь поддержала 'Солидарность' с момента ее возникновения. Конечно, многие священники помогали движению, но церковная иерархия, во главе которой в то время стоял Его Высокопреосвященство Глемп (Glemp), мастер лавировать, видевший в Ярузельском единственную возможность избежать советского вторжения, долгое время был не то чтобы настроен враждебно, но держался на расстоянии. Возможно даже, церковная верхушка открыто занимала выжидательную позицию, пока не вмешался Иоанн-Павел II.

Последовавшие события, особенно знаменитый Круглый стол 1989 года, в ходе которого Ярузельский в конце концов пошел на установление режима полу-свободы, что позволило 'Солидарности' в том же году одержать победу на парламентских выборах, были использованы приверженцами Realpolitik для оправдания прошлых проволочек и попустительства. Еще один способ переписать историю. Ведь Ярузельский в конце концов устранился не за красивые глаза и не за добрые слова европейских руководителей, а потому что понял: дни советской империи сочтены и Горбачев не станет прибегать к оружию, чтобы ее сохранить.

(1) Цитаты взяты из 'Десятилетия Миттерана' (Decennie Mitterrand) Пьера Фавье (Pierre Favier) и Мишеля Мартен-Ролана (Michel Martin-Roland).