Возможно, Владимир Путин действительно является политиком России, пользующимся наибольшей поддержкой населения. И что же, он уже поэтому 'демократ чистейшей воды'? Постепенно становится ясно, почему Герхард Шредер (Gerhard Schrоеder) очень не хотел, в свое время, отвечать на этот вопрос отрицательно. Личная дружба, связывающая его с российским президентом, основывается, очевидно, не только на схожести биографий двух политических иерархов, пробившихся наверх с самого низа, но и на духовном родстве в плане их отношения к власти.
На первый взгляд, это кажется большим преувеличением. У нас в Германии нет управляемой демократии во главе с всемогущим президентом, который может позволять себе сажать за решетку людей, ставших для него слишком богатыми и влиятельными, затыкать рот неугодным телеканалам и газетам, лишать власти провинциальных князей и запугивать оппозиционеров с помощью средств, имеющихся в руках государства. Но бросается в глаза уже то, с каким пониманием Шредер всегда относился к методам, с помощью которых правитель России укреплял свою власть: ни слова против войны в Чечне, никакой критики по поводу подавления независимой прессы. Показательный процесс против Ходорковского был для Шредера процессом, проходившим с соблюдением принципов правового государства, против неплательщика налогов. Кажется, что на месте Путина Шредер поступал бы точно так же, быть может, исключая только Чечню.
Шредер, конечно, не Путин, а Россия - не Германия. Однако если переносить все это на местную почву, то канцлер Германии оказывается братом по духу, не страдающим излишним уважением к демократическим правилам и институтам. Шредер все больше выступает в роли миссионера с определенной им самим миссией.
Свежим примером его негалантного обращения с законом является идея изменить результаты выборов с помощью уловки с регламентом так, чтобы придать видимость легитимности претензиям канцлера на последующее избрание. Путем изменения регламента без всякого на то права СДПГ добилась своего уже в 2002 году, получив большинство в согласительной комиссии, которое ей не полагалось.
У Шредера лозунг Брандта (Brandt) 'Смелее идти на большую демократию' урезан до двух слов: 'Быть смелее!' Большую смелость он уже проявил в качестве премьер-министра - зачастую без всякого шанса на успех и вопреки советам своих друзей. И чем чаще он выигрывал, тем более выраженным становилось его высокомерие по отношению ко всякого рода сомневающимся. Поскольку если что-то и надо было обсуждать, то, по меньшей мере, в комиссиях, которые он же и сформировал.
Шредер никогда не считал, что своим авторитетом обязан парламентариям, которые его избрали, он считал, что обязан этим непосредственно народу. Каждое переизбрание снова подчеркивало его правоту и неправоту - его критиков. Действительно ли такой 'делец' это то, что желает большинство народа?
Он выступает как социалист, как единоличный властитель и в результате делает то, что хочет. Новый этап своей путинизации Шредер упустил вечером в день выборов, когда впервые оказался проигравшим. Когда он понял, что результат не будет отвечать мерками, которыми меряют победителей, он этот масштаб выбросил за борт и стал цепляться за победу. В 2002 году при разнице в 6000 голосов в пользу СДПГ он с торжеством воскликнул: большинство есть большинство. Сегодня, когда Союз добился преимущества в 450000 голосов избирателей, этот тезис для него больше недействителен. На демократического руководителя нового типа не действуют ни факты, ни институты, ни даже средства массовой информации. Кто его остановит?
