Это был совсем неплохой договор. Объемистый (хотя закон о высшем образовании не намного меньше) и неуклюже отредактированный. Так бывает всегда, когда хотят поместить слишком много в одном документе. Однако, вопреки распространенному мнению, Конституционный договор для Европы был написан и согласован посредством самой демократической процедуры в истории. С беспрецедентным участием неправительственного фактора - не только широкого Конвента, но и в виде активности в процессе переговоров небывалого числа неправительственных организаций и объединений. То есть, представителей гражданского общества европейских государств. Более того, впервые работу над Договором в таком масштабе освещали СМИ. Следует об этом напомнить, чтобы не позволить себе поддаться на пропагандистские заявления о том, что некие элиты подготовили нечто, не поставив в известность общество.
Это был хороший договор, хотя его, возможно, зря назвали конституционным. Документ, который не только упорядочивал основы процесса европейской интеграции, не ущемляя суверенитета государств-членов и сохраняя их национальную идентичность, но также давал государствам-членам и всей Европе ценные инструменты защиты и продвижения интересов. А у Европы должны быть средства защиты своей цивилизационной сущности и формирования международного порядка в соответствии с ее ценностями и интересами.
Догматическое сопротивление Парижа против упоминания христианского наследия Европы в преамбуле договора было примером исторической легкомысленности. Ведь Европу нельзя свести к светскому пространству прав и процедур. Европа - это цивилизация, и этого не понимают молодые эгоисты с берегов Сены. Жизнеспособность цивилизации требует усилий, порой жертв, а также духовного - прежде всего, религиозного - вдохновения. Но откуда им это знать, если этому не учат их политические воспитатели?
Экономический застой и демографический регресс нельзя преодолеть при помощи договора. Источники этих явлений коренятся гораздо глубже, а именно, в состоянии духа европейской цивилизации, на что с обеспокоенностью указывал Иоанн Павел II, особенно, в своем последнем апостольском обращении 'Ecclesia in Europa'. Упорное игнорирование содержащихся в нем оценок и указаний равно отказу признать риск того, что в тупик Европу хотят загнать и те культурные течения, которые лежали в основе французского вето.
Европейская смута
По сути, по Европе бродит призрак смуты. Можно спорить о вероятности его материализации, однако, исключать этого нельзя. В 1913 году никто не предвидел возможность крупной войны, которую позже назовут мировой. Даже когда война разразилась, многие думали, что она продлится пару месяцев. Сегодня европейцев войной не напугать, однако возможен серьезный регресс.
Напомним, что для Европы означает единство по образцу ЕС: прежде всего, это реализация многовековых усилий по мирному и гармоничному сосуществованию народов, населяющих континент. Европа была свидетелем нескольких неудачных попыток достижения этого идеала. Отмеченных войнами, драмой целых народов, чудовищными разрушениями, снижением значения континента в мире. Ценность и привлекательность ЕС - это уникальный, неповторимый международный порядок, создающий новую культуру международной жизни. Прежде всего, это мир, благодаря взаимозависимости и взаимной открытости народов Европы. Далее, обсуждение всех решений и компромисс, а также солидарность, заключающаяся в беспрецедентном переходе средств от более богатых к более бедным. Наконец, ограничение действий крупных европейских стран процедурами, которые не позволяют вернуться им к своеволию, примерами которого изобилует история.
Все это основано на солидном фундаменте общих системных стандартов и общей политики в разных областях, прежде всего, в экономической. При этом национально-культурные отличия защищаются в правовом и в материальном смысле. Также у Евросоюза есть определенные инструменты воздействия на соседей, которых он старается сделать дружественно настроенными и безопасными.
Ситуация такова, но она вовсе не обязана быть таковой.
Нет никакой высшей силы, которая бы сохраняла такое положение дел до бесконечности. Государства создали ЕС, и они же могут его разрушить, как это бывало в прошлом (пример Лиги Наций).
Обычно это с чего-то начинается. Это может быть алхимическая связь очевидных последствий того, что уже произошло: усиления эгоизма и центробежных тенденций; эрозии принципа солидарности; появления новых коалиций, стремящихся к сохранению 'баланса сил' внутри ЕС и ищущих для этого союзников в лице, например, России или США; споров вокруг международной роли ЕС, в том числе, вокруг отношений с Китаем, борьбы с терроризмом, соперничества за доступ к природным ресурсам, реформы ООН. . .
Ведь это не самый надуманный сценарий. А привести он может к тому, что исчезнет дух доверия и ощущение общности ценностей, целей и интересов. В ближайшей перспективе могут выиграть самые сильные, к числу которых Польша не относится. В дальнейшем проиграем мы все.
Тем временем, реакции немалой части польских СМИ и политического класса на крушение проекта конституции можно сравнить с радостью гусей и индюков по поводу надвигающихся праздников. Впрочем, и мы внесли свой вклад в эти кризисные тенденции. Пусть нам хватит смелости признать это. Ведь как иначе оценить участие в расколе позиции ЕС по иракскому вопросу, открытое противодействие европейской политике безопасности и обороны (к счастью, в последнее время, ситуация изменилась)? Мы относились к ЕС как к дойной корове, но покупали дорогие боевые и пассажирские самолеты у американских, а не у европейских производителей. Мы бездумно поддержали членство Турции (за чужой счет), прежде, чем ЕС успел прийти в себя после крупнейшего в своей истории расширения.
Не всем хватало понимания того, насколько это тонкая конструкция, и ответственности за ее целостность. Ситуация начала меняться только после поражения референдумов во Франции и Нидерландах, когда Европа по-настоящему оказалась в кризисе. Это крупнейший кризис со времени подписания римских договоров (1957): кризис цивилизационной идентичности, политического лидерства, социально-экономической модели, разрушающейся под напором глобализации.
Кризис - это шанс, но ничто не происходит само собой. А если мы не преодолеем кризис, то окажемся на обочине - мы, Польша и мы, Европа.
'Ось' Париж-Берлин-Варшава
Размышляя о ближайшем будущем Европы, нужно иметь в виду, по меньшей мере, три перспективы. Ближайшая касается конституционного договора. Сегодня он мертв и будет нужен новый. Расширенный ЕС нуждается в более солидном основании, и это должен понять даже неграмотный.
По сути, это будет тот же самый договор, только значительно короче. Будет шанс вернуться к аксиологии, потому что Хартия основных прав (II глава договора) представляет собой регресс даже по отношению к Европейской конвенции прав человека 1950 г. Этим уже через два-три года может заняться новая межправительственная конференция.
Сложнее всего третий вопрос: как всей Европе найти экономическую жизнеспособность и политическую решительность? Ее ждут усилия по повышению конкурентоспособности и строительству инновационной экономики, основанной на знании. Возможно ли это без общественного расслоения, характерного для США и многих быстро развивающихся стран, или нас ждут очередные бунты наподобие французского? Ситуацию Польши хорошей не назовешь. С точки зрения инновативности и конкурентоспособности мы в хвосте, а структура нашего бюджета является в этом смысле одной из самых анахроничных в Европе.
Что касается расширения: ЕС нельзя шантажировать, как это делается в последнее время, тем, что, если вскоре не принять еще несколько государств, даже самых неподготовленных, то это будет угрожать их дестабилизацией. ЕС - это не панацея от всех бед. Нельзя говорить и о высокомерии политиков, якобы пытающихся навязать обществам конституционный договор, и при этом отказывать обществам в праве иметь собственное мнение о том, кого они хотят видеть в своих границах. Проталкивание этой темы будет давать результаты, противоположные запланированным.
Выборы, и что дальше?
ЕС также нуждается в политическом лидерстве, то есть, нескольких государствах, которые захотят поставить на Европу. Однако это будет не Великобритания. Да и сам Лондон всегда повторяет, что, если ему придется выбирать, то он поставит на Вашингтон. Это дело континентальных государств. Ядро должны составить Париж, Берлин и Варшава, ибо так велят география и история. Парадоксально, но Франция, оправившись от шока, может прекратить поучать и капризничать и станет проявлять более партнерский подход. Немцы в тесном сотрудничестве с поляками и французами могут вернуться к роли европейского локомотива.
Польша, которая может выиграть больше всех в политически и экономически здоровой Европе при том условии, что играть она будет центростремительно, а не центробежно, имеет шанс войти в группу государств, стабилизирующих европейскую конструкцию. Ставя при этом на тесные евроатлантические связи, Варшава, таким образом, наиболее полно осуществляет свое европейское и западное призвание. Лишь такое развитие событий даст европейский шанс Украине.
Только - и этот вопрос особенно важен в связи с нашими парламентскими и президентскими выборами - есть ли у нас в Польше политик, который отважился бы без промедления громко сказать: 'Да, я европеец'?
Роман Кузьняр - директор Польского института международных вопросов (www.pism.pl)
