Русское искусство второй половины XIX века ставило перед собой в качестве одной из главных задач поиск национального, исконно русского стиля, который не повторял бы существующие на Западе модели. Этот новый стиль, проявившийся во всех сферах искусства, впитал в себя народные былины, сказания и мифы. Представленная в парижском Музее д'Орсэ (d'Orsay) выставка собрала малоизвестные здесь шедевры нового русского искусства.
Быть русским всегда было непросто. Замечательная выставка, проходящая в эти дни в парижском Музее д'Орсэ, представляет нам значительную часть художественных произведений, созданных в период между знаменитым 'бунтом четырнадцати протестантов' в 1863 году и первой попыткой революционного восстания народных масс против царского режима в1905 году. Эта выставка дополняет две экспозиции предыдущих лет, одна из которых была посвящена русскому авангарду 1905-1925 годов, то есть, с момента его зарождения и до того, как большевики ликвидировали это течение, а вторая, ставшая легендарной, показывала связь между Парижем и Москвой. На этот раз организаторы не пытались подчеркнуть открытость миру и космополитизм русских художников, а, совсем напротив, показать их в период максимального ухода в себя, 'поиска собственного лица', как сказано в подзаголовке выставки.
Если Петр I в 1689-1725 годы и Екатерина Великая в период 1762-1796 гг. решили насильно европеизировать Россию, основав Санкт-Петербург, организовав централизованное правление и обеспечив стране выход к Балтийскому и Черному морям, то царствование Александра II, Александра III и Николая I стало непростой и смутной эпохой заката феодализма и начала процесса индустриализации. Художники этого времени чувствуют как никогда ранее славянские корни и стремятся служить своему великому народу, видя в русском крестьянстве наивное сочетание социалистических идей и христианства. Убежденные в том, что 'в земле вся правда', они ищут в бескрайних степных просторах 'русскую душу'. Их патриотический порыв, пришедший на смену неудачным попыткам привнести в русскую духовность основные западные мифы и безрезультатно адаптировать византийские традиции, порядком засоренные за годы турецкого владычества, проявляется в самых разных течениях. Так, реализм представлен в произведениях художника Репина, писателя Горького, архитектора Малютина и пейзажиста Левитана, а традиционализм, вдохновленный народными сказками и былинами, которые собрал Афанасьев, трансформируется в современные религиозные композиции у Гончаровой, переписанные кистью традиции у Васнецова, 'облагороженный лубок' у Билибина или своеобразный модерн у Врубеля.
Такое ощущение, что эти русские в своем ледяном заточении ставят эксперименты и придумывают то, что весь остальной мир сделает лишь десять или двадцать лет спустя. Они существуют в замкнутом круге, в разреженной атмосфере, поскольку плененная ими аудитория весьма малочисленна, капризна и, хоть и не скупится на похвалы, точно так же может повернуться спиной. Так называемые 'четырнадцать протестантов', взбунтовавшихся в 1863 году против мифологических канонов петербургской Академии Изящных Искусств, объявила о своем желании выбирать для работы 'современные темы из русской жизни'. Репин (1844-1930) рисует своих бурлаков на Волге (1873), одетых в такие же лохмотья как ремонтные рабочие на железной дороге у Савицкого (1874) или персонажи мясоедовской картины 'Земство обедает' (1872). Репин оставил нам незабываемые портреты Мусоргского и Толстого, столь же точные, как и серовское изображение мецената Морозова.
Среди символистов возвышается громадная фигура Михаила Врубеля (1856-1910), который во время пребывания в Италии перенял особую технику точечного мазка, близкую к мозаике - ранний пуантилизм, отличающийся своей мощью и тревожностью. Рассказывают, что Пикассо часами рассматривал врубелевские картины, выставленные в 1906 году в парижском Осеннем Салоне. Врубель должен был казаться ему, несомненно, человеком вне собственной эпохи, ищущим свои корни слишком далеко, но при этом проецирующимся за рамки настоящего. В Музее д'Орсэ можно увидеть нескольких из врубелевских демонов, которые словно живут вне этого мира, ибо слишком хорошо поняли его суть. Это демоническое прозрение, - сходное с героями Достоевского, по мнению историка Михаила Германа, - станет причиной все более тяжелых приступов безумия в реальной жизни художника. Их не смогут усмирить даже щедрые жесты со стороны другого русского мецената, Мамонтова, строящего дома специально для того, чтобы Врубель мог оформить их интерьеры и забыть о причиненных Академией обидах.
Это больше чем выставка живописи во всех смыслах. Потому что представленные здесь холсты рассказывают о стране, ее желании создать собственную историю, о самых бредовых фантазиях, если угодно. Но также и благодаря тому, что Музей д'Орсэ представляет архитектурные эскизы, произведения керамики, резьбы по дереву, бытовые и сценические костюмы, то есть, самые лучшие образцы так называемого прикладного искусства из подмосковных Абрамцево и Сергиева Посада, или из усадьбы Талашкино под Смоленском. И эта подборка, в которой настоящие произведения искусства соседствуют с экспонатами скорее исторического, чем художественного значения, вызывает огромный интерес. Благодаря ей мы узнаем новые имена помимо уже перечисленных, например, Крамского, который превращает Христа почти в шекспировский персонаж; Малявина, с его цветовым калейдоскопом; Андреева, чьи работы в керамике заставляют вспомнить о Мунке (Munch) и Стриндберге (Strindberg). Но самое главное - это то, что выставка дает нам возможность увидеть процесс поиска национальной самобытности и понять, как портретные работы и другие образцы классического реализма в исполнении Репина, например, заложили основу для будущих плакатов эпохи 'соцреализма', или стали точкой отсчета для речи Жданова, в которой он от имени Сталина требовал от художников умения быть 'инженерами душ'. Злая шутка Истории.
Выставка 'Русское искусство второй половины XIX века: в поисках самобытности' открыта в парижском Музее д'Орсэ до 8 января 2006 года.
