И без 11 сентября розовые времена не наступили бы, но с тех пор как страх перед террором держит мир в напряжении, предубеждения против иностранцев - а они существовали всегда - приобрели новый, угрожающий, оттенок. После Мадрида и Лондона, с тех пор как опасность оказалась совсем рядом, отношения между иностранцами и немцами стали не просто борьбой за распределение благ. С обеих сторон усиливаются опасения - за ценности, за свободы, просто за жизнь. И именно этот страх делает пропасть между иностранцами и немцами, наверное, самой опасной из всех тех пропастей, которые пересекают Германию. Импортированные невесты и школьные классы, где мало кто говорит по-немецки, существуют уже давно. Стране это было всегда безразлично. Но теперь ниши параллельного общества классифицируются вдруг непредсказуемыми зонами, чреватыми кризисами.
Уже многие годы в Германии существуют 'национально освобожденные зоны', куда лучше не соваться иностранцам. А с недавних пор появились и подростки,
загружающие на свой мобильный телефон сигналом для звонка голос Адольфа Гитлера. 20% немцев, по результатам исследования Билефельдского университета, согласны с сентенцией: 'В Германии живет слишком много иностранцев'. Председатель местной организации ХДС города Поле Юрген Брегулла назвал иностранцев 'раковой опухолью', которую нужно 'вырезать'. Время от времени и мнимые либеральные публицисты сетуют на то, что иностранцы являются обузой для государства, так как в массовом порядке становятся объектами социальной помощи. Члены профсоюзов, относящиеся к средним слоям, в полтора раза чаще придерживаются правоэкстремистских взглядов, чем не состоящие в рядах профсоюзов. Эти результаты показало исследование Фонда Ханса Беклера и Отто Бреннера. Ксенофобия - это не социальный недуг малоимущих, а настроение в средних слоях населения.
С другой стороны есть люди, убивающие своих сестер за то, что те серьезно восприняли обещание о праве самоопределения в этой стране. И есть мечети, где ревнители веры проповедуют скорый конец безнравственному Западу. В опросе общественного мнения, проведенного Центром изучения Турции 47% опрошенных поддержали высказывание: 'Мы должны следить за тем, чтобы не стать, как немцы'. В Великобритании, как писала газета 'Цайт' в ноябре прошлого года, '80% иммигрантов воспринимают себя 'британцами и гордятся этим''. Сегодня мы знаем - это не спасло Лондон.
Если смотреть рационально, то убийства мусульманами женщин, нарушивших мусульманские обычаи, не имеют ничего общего с террором, и как раз турки, самая многочисленная группа иностранцев в Германии, не приемлют терроризм. Но ксенофобия не имеет ничего общего с рациональностью. Иллюзия мультикультурной гармонии не погибнет с уходом красно-зеленого правительства. Она уже давно ушла в прошлое. И строго говоря, нельзя говорить даже о дезинтеграции, поскольку в широких слоях населения подлинной интеграции никогда и не было.
И все же было время, когда совместные экономические интересы допускали определенный прагматизм, сосуществование. Сосуществование равнодушное, но все же в значительной степени мирное. Все это прошло, и нужно быть очень наивным человеком, чтобы ожидать примирения между коренными и иностранными поколениями эпохи экономического чуда, чтобы надеяться на вполне правомерное признание, что в ту эпоху удалось кое-чего добиться совместными усилиями. Иностранцы сегодня считаются угрозой для благополучия, независимо от того, есть у них работа или нет, и даже если они приезжают на работу только в сезон сбора огурцов в Шпреевальде, или уже десятилетиями живут в Германии.
Как раз польские слесари и чешские медсестры, работающие с момента расширения ЕС в Германии, или же автомеханики и рабочие ткацких фабрик, привлекающие немецких предпринимателей фантастически низким уровнем зарплаты в Китай или Вьетнам, ставят под вопрос немецкую систему тарифной автономии, ответственности предпринимателей, рыночного хозяйства с социальной ориентацией. Экономисты могут ссылаться на то, что Германия является рекордсменом мира по экспорту и тем самым зависит от торговли, гибкости и открытых границ. Можно поразмышлять и придти к выводу, что существует взаимосвязь между перенесенными за рубеж и оставшимися в Германии рабочими местами, потому что предприятие иногда может быть конкурентоспособным только тогда, когда его производство за рубежом позволяет содержать отдел развития внутри страны. И все же Германия склонна везде видеть себя проигравшей в результате глобализации. А тот факт, что глобализация в образе украинского монтера - дело тонкое, потому что отопление нужно срочно отремонтировать, пока не наступила зима, но хотелось бы без всякого счета, - мало что меняет в этом глубоком ощущении собственной беспомощности.
'Моя любимая новелла, - сказал Оскар Лафонтен, - это 'Чужой' Альбера Камю. Поэтому я ничего негативного с этим понятием не связываю'. Тогда он как раз и включил понятие 'иностранный (чужой) рабочий' в репертуар предвыборной борьбы левой партии, которым раньше оперировала только НПГ, и именно это, а не более старый нацистский привкус, было разоблачающим элементом. Лафонтен пытается привлечь крайне правых, причем именно там, где они пересекаются с крайне левыми, с помощью настораживающей комбинации из экономики и национализма. Он апеллирует к чувству беспомощности людей перед лицом неминуемого хода развития, умышленно заводя их в тупик.
Правда, он не единственный и вовсе не первый. Блестящая дискуссия Франца Мюнтеферинга, агитация канцлера Герхарда Шредера за контракты в Китае, что он называет 'настоящим патриотизмом', в противовес к дебатам ХДС о ведущей культуре, - все это можно расценить как попытку противопоставить необузданной динамике глобализации национальную созидательную силу. Но тщетность этих попыток, потеря контроля политиками только усиливают ощущение обреченности и поиск ответов и ориентиров, становясь фатальным побочным эффектом этой дискуссии.
Иногда - и это особенно неприятный момент - не только подстрекатели ксенофобии приводят экономические аргументы, но и сторонники благоприятного для иностранцев климата, говоря, что нет ничего более вредного для Германии, чем имидж враждебности к иностранцам. При этом им даже невозможно возразить. Инициатива с грин-кард, последняя попытка представить иностранцев двигателем нового немецкого благосостояния, провалилась, в частности в связи с тем, что таланты из Бангалора здесь у нас в Германии не чувствовали себя особенно востребованными.
Тем временем спектр отторжения становится с каждым годом все шире и шире: одинаково подозрительным оказываются уже и мусульмане, и восточные европейцы, турки и поляки, индусы и вьетнамцы. Но в то же время - и в этом заключается новшество - многим из 7,3 миллионов иностранцев в Германии уже абсолютно безразлично, любят их здесь или нет. И эта самоизоляция проистекает из обострения борьбы за распределение, из несбывшихся экономических ожиданий.
Немецкая бюрократия парализует и немцев, и иностранцев
Безусловно, турецкие кинематографисты выигрывают призы на кинофестивалях, футболисты из семей иммигрантов завоевывают Бундеслигу. Однако каждый четвертый иностранец в Германии живет за чертой бедности (7 лет назад это был каждый пятый), 20% - безработные, а среди этих безработных почти две трети не имеют образования. Процветающие общества, принимающие иностранцев, достигают успехов, в частности, потому что обеспечивают мигрантам продвижение в жизни. Германия же, рай для бюрократов, блокирует продвижение в жизни даже коренным жителям. Иностранцы отрезаны от всех ресурсов, которые могли бы быть для них необходимым условием для профессионального роста - образование, знание языка, контакты. В берлинском районе Нойкельн или в мюнхенском Хазенбергль идет никому не нужная жизнь тысяч и тысяч людей, утешающих себя тем, что презирают общество большинства, отвечая на неприятие неприятием.
И кто в этих условиях хочет сделать изучение языка исключительно личным делом переселенцев, совершает преступление перед подрастающим поколением. 30 или 40 лет назад, возможно, было вполне реально получить заработок, не зная языка, на котором говорит большинство в обществе. Однако дети и внуки этих переселенцев смогут найти себе пристанище, в лучшем случае, на фирме своего отца, но никогда на рынке труда. Но именно там, на рынке труда для поденщиков и малоквалифицированных рабочих, они столкнутся с дешевой конкуренцией с Востока, - с чехами, поляками, украинцами, румынами, болгарами, пакистанцами. Люмпенизированные дети мигрантов сами становятся жертвами глобализации. Иностранцы против немцев - это только начало.
