В своем материале, опубликованном в рамках дискуссии о стратегии, Вольф Ошлис (Wolf Oschlies) обращает внимание участников обсуждения проблемы на то, что если подходить к отношениям между Россией и ЕС с позиции рациональности, то необходимо учитывать прежде всего российскую точку зрения. В качестве иллюстрации своего тезиса он использует набор из результатов опросов, мнений отдельных лиц и комментариев. Однако релевантными эти отрывочные эмпирические данные не являются.
Внешняя политика государства традиционно мало учитывает общественное мнение - это особенно касается России. Можно исходить из того, что и в будущем российское правительство будет определять направленность внешней политики, не считаясь с тем, пользуется ли оно поддержкой большинства населения или нет. Поэтому речь идет, прежде всего, о восприятии ЕС со стороны лишь небольшой части элиты, исполняющей руководящие функции, а не со стороны населения. Но и самовосприятие этого истеблишмента играет не последнюю роль.
Москва делает ставку на двусторонние отношения, а Брюссель в целом игнорирует
Если рассматривать действия российского руководства на международной арене, - например, отказ от переговоров с представителями брюссельской бюрократии и пренебрежительное отношение к 'малым государствам-членам ЕС', то Александра Рара (Alexander Rahr) можно поддержать лишь в том, что Россия переоценивает свои позиции на мировой политической арене. Со своим восприятием, отличающимся упорным стремлением возвратить статус великой державы советских времен, и своими представлениями о мире, базирующимися на простоватых принципах реалистичной школы и старых мудростях геополитики, ЕС с точки зрения людей, определяющих российскую внешнюю политику, является в лучшем случае инструментом в руках самых влиятельных государств-членов для реализации своих интересов. Внешнеполитические возможности Брюсселя или даже европейская дееспособность на мировой политической арене кажутся им совершенно неубедительными. Следовательно, они, в любом случае, предпочтут двусторонние отношения с государствами, которые считают сильными, контактам на уровне ЕС. Нынешние проблемы в ЕС являются для людей, занимающихся в России внешней политикой, подтверждением того, о чем они знали, как это считается среди них, и без того.
Самовосприятие России как великой державы находит свое отражение также во внешнеполитической концепции правительства Путина, прежде всего в идее 'многовекторной' политики, направленной на формирование многополярного мира. Кай Элерс (Kai Ehlers) выступает в качестве сторонника таких представлений. В его 'евразийском узле интеграции' России отводится роль будущего полюса. Однако между амбициями и возможностями в данном случае существует зияющая пропасть. Не только по той причине, что приходится считаться с недавней утратой влияния в Грузии, на Украине и в Узбекистане, но и потому, что в долгосрочной перспективе не удастся сдержать внутригосударственные центробежные силы, вызываемые стремлением региональных элит к автономии. К этому следует добавить, что нынешний экономический подъем зиждется в основном на продаже сырья. Громадные прибыли, видимо, и в дальнейшем будут поддерживать унаследованные структуры, не способствуя тому, чтобы эти структуры форсировали осуществление давно назревших внутриполитических реформ.
Россия мало что может предложить, чтобы стать узловым центром интеграции
Уже одна лишь позиция России по отношению к назревшим внутриполитическим реформам, стремлению регионов к автономии, региональным интересам Китая, активности США в деле поддержки стремления государств СНГ к независимости, к авансам, раздаваемым НАТО, и попыткам привязки к себе России со стороны ЕС, делает эту затею крайне трудным предприятием. Поэтому не может быть никакой речи о будущей привлекательности России как самостоятельного 'узла интеграции'. Несоответствия между претензиями и реалиями нам, разумеется, известны и по ЕС. Ошлис прав, когда делает вывод, что Европейский союз сегодня - не только в глазах России - представляет собой безутешную картину. Однако он не прав, когда старается убедить нас в том, что ни один из сценариев, который мог бы дать выход из конституционного кризиса, не имел бы существенных последствий для России. Не исключающиеся варианты продолжения в скором времени реализации проекта интеграции, как интеграции дифференцированной, с наиболее крупными странами Европы, Францией и Германией, могут включать тесные экономические и политические связи с Российской Федерацией. С точки зрения Франции привязка России к Европе была бы шагом в направлении многополярности, которую поддерживает Париж, для Германии в пользу этого говорили бы, прежде всего, экономические причины.
Как повела бы Москва в этом случае? Следует предположить, что процесс самоидентификации России, о котором часто пишут, мог бы получить в результате импульс в направлении Европы. По меньшей мере, для Кремля было бы значительно сложнее, держать открытыми постоянно все внешнеполитические варианты, если бы Париж и Берлин пошли в вопросах политики безопасности со всей очевидностью навстречу Москве.
Принципиальные вопросы не дискутируются
В основу анализа ставятся постоянно вопросы экономических отношений между ЕС и Россией: как в дискуссии на страницах Eurasisches Magazin, так и в других публикациях. Ограничивать будущее европейско-российских отношений экономическими аспектами было бы неверно. Если рассматривать символику 'мужской дружбы', разговоры о 'судьбоносной общности' между Европой и Россией и требования о 'новом самосознании' или о 'соответствующем месте на мировой арене', то речь, очевидно, идет все же о гораздо большем. С этой точки зрения вызывает большое сожаление, что в Германии и в Европе публичная дискуссия о будущем Европы ведется в данный момент все еще через призму будущих отношений между Россией и ЕС. Не говоря уже о полемике по поводу комбинации двух проблемных полей. Немецкая внешняя политика несколько месяцев парализована предвыборной борьбой и распределением должностей, дееспособность Европы вследствие негативных результатов референдума - минимальная. Беспомощность, проявленная на последнем саммите ЕС-Россия, на котором вообще не говорилось о долгосрочных целях, а также недавний неудачный саммит ЕС наглядно это подтвердили. В лучшем случае здесь можно было бы говорить об 'инкриминированной политике'. Но, пожалуй, вряд ли кто-нибудь верит в то, что решающий шаг в вопросах формирования будущего облика Европы в области политики безопасности и разработки европейской внешней политики можно сделать, продолжая избегать обсуждения принципиальных вопросов. Подобное отчаянное стремление пробиться к цели успеха не принесет.
Главная проблема в представленных до сих пор идеях по поводу вступления России в Европейский союз заключается, по-моему, в том, что возникающее таким образом сообщество определяется как образование, являющееся противовесом США. Это делает понятным определение 'ось Париж-Берлин-Москва' и другие избитые определения, а также слова Рара о том, что Россия, в конечном счете, 'обречена' на сотрудничество с ЕС. Однако, учитывая демократические процессы в России, идущие в обратном направлении, проблемы в области политики безопасности, прежде всего в Средней Азии, следует подумать над тем, а нельзя ли все же найти позитивное определение европейско-российскому союзу. Образец единой внешнеполитической концепции будущего, выходящий далеко за рамки вспомогательной структуры 'стратегического партнерства', должен исходить от Брюсселя и Москвы. Немного фантазии внешнеполитическим проектам не помешает.
