Тяга французов к изобретению все новых методов 'революционного' насилия поистине неукротима. В свое время они уже подарили миру баррикаду и 'булыжник - оружие пролетариата', а теперь пополнили наш арсенал новинкой: voiture brule (поджогом автомобилей). При нынешних масштабах 'войны на истощение' между поджигателями и пожарными к концу недели в пригородах Парижа воцарится полный хаос. Так что подумайте хорошенько, где вы паркуете машину!
Что ж, происходящее выглядит, пожалуй, даже весело - если, конечно, среди сожженных машин не оказалось вашей. Однако в таких ситуациях все забывают (или стараются не думать) об одном: насколько увлекает участие в уличных волнениях. Только подумайте, как отлично можно позабавиться, если вас собралось достаточно много, а силы правопорядка не могут вас остановить и переловить! Бейте окна чванливых соседей, жгите школы, переворачивайте мусорные ящики - ведь образ 'решительного бунтаря' так романтичен! Именно поэтому, такие беспорядки, стоит им начаться, распространяются, как пожар. Со временем, конечно, все - в том числе родные и подружки 'бунтарей' - устают от этих бесчинств, а власти, наконец, приступают к массовым арестам, и количество хулиганов резко сокращается. В конце концов, двадцать с лишним лет назад мы, британцы, все это уже проходили.
Швыряться бутылками в 'ментов' - конечно, здорово, но главной причиной подобных беспорядков все-таки становится не желание поразвлечься. Если бы это было так, они происходили бы не только в нищих пригородах крупных городов Франции, но и в респектабельных буржуазных кварталах. Значит, надо проанализировать различные гипотезы о причинах насилия на предмет их достоверности. Что ж, во всем виновата массовая иммиграция? Или провал попыток интеграции новоприбывших в общество? Может быть, речь идет о проблеме расизма? О неспособности мусульман к ассимиляции? Или все же главную ответственность за события несет амбициозный министр внутренних дел Николя Саркози (Nicolas Sarkozy)?
Непосредственный повод для волнений - гибель от удара током двух юнцов, спасавшихся от полиции, в парижском пригороде Клиши-су-Буа, не так уж и важен. Главное, что это событие приобрело символическое значение. Когда в восприятии людей преобладает простое уравнение 'молодежь + полиция = смерть', поводом может послужить все, что угодно.
Предположение о том, что 'костры' из машин вспыхнули на улицах городов по всей Франции из-за жесткого заявления Саркози, назвавшего городских хулиганов 'сбродом' (или 'подонками' - его слова переводятся по-разному), также притянуто за уши. К примеру, в бирмингемском районе Лозеллс поводом для 'военных действий' стал слух о том, что 'азиаты' изнасиловали девушку - уроженку Ямайки.
Результат: один человек погиб. А в октябре 1985 г. смерть Синтии Джаррет (Cynthia Jarrett) от сердечного приступа в ходе полицейской облавы спровоцировала волнения в лондонском пригороде Бродуотер-Фарм, в ходе которых констебль Тревор Блейклок (Trevor Blakelock) погиб от ножевых ранений, а еще один полицейский был застрелен. В те дни один высокопоставленный полицейский чин заявил в интервью ВВС: 'Это не Англия, это сумасшедший дом. По моим людям стреляют, как по мишеням'. Не исключено, что именно человеческие жертвы тогда отрезвили участников беспорядков. Возможно, нечто подобное произойдет и во Франции.
Следовательно, корни насилия лежат глубже. Вряд ли они связаны с чрезмерным поощрением культурного разнообразия во Франции: напротив, в этой стране власти исповедуют принцип 'интеграция любой ценой'. Не слишком обоснованными, исходя из нашего, британского опыта, выглядят и обвинения в адрес исламской религии. На мой взгляд, беспорядки произошли бы, даже если бы всех молодых арабов и африканцев во французских пригородах воспитывали в католической вере или в духе какого-нибудь языческого культа.
Десять лет назад молодой режиссер Матье Кассовиц (Matthieu Kassovitz) снял фильм под названием 'Ненависть' ('La Haine'), удостоившийся множества наград. Режиссеру, по мнению писателя Рода Кедварда (Rod Kedward) удалось отлично передать 'причудливую смесь насилия, веселья, трагедии, ярости, скуки, и расизма, отличающую жизнь французских пригородов'. Сюжет 'Ненависти' построен вокруг непрекращающейся 'войны' между молодежью - в основном безработной, в основном состоящей из иммигрантов во втором поколении - и деспотичными расистами-полицейскими. Фильм показывает, что предпосылки для нынешних беспорядков существовали уже давно. Потом французская футбольная сборная, состоявшая из игроков с черным, смуглым и белым цветом кожи, выиграла чемпионат мира [в 1998 г. - прим. перев.], и страна на время вообразила, что добилась, наконец, 'мира под оливами'. Впрочем, это заблуждение развеялось в 2002 г., когда Жан-Мари Ле Пен (Jean-Marie Le Pen) добился неожиданного успеха в первом туре президентских выборов.
Нельзя сказать, что французские власти не пытаются помочь людям, живущим в пригородах. Однако на прошлой неделе, когда я смотрел интервью с одним французским парламентарием в программе 'Newsnight', его слова напомнили мне дискуссии в Британии в начале 1980-х гг., когда звучали доводы в защиту ненавистных 'законов о подозрительных лицах' ['sus laws' - законодательные акты, позволявшие полиции обыскивать лиц, заподозренных в ношении оружия. Считалось, что полиция использует их для нарушения прав чернокожих. Отменены в 1981 г., после расовых волнений в Брикстоне - прим. перев.], или то, как возмущенно реагировали многие на утверждения о наличии в стране 'институционального расизма' после убийства Стивена Лоуренса [Stephen Lawrence - чернокожий подросток, убитый белыми хулиганами в Лондоне в 1993 г. - прим. перев.]. Этот человек слушал только самого себя. Он ничего не понял, и ничему не научился. Кстати, во Франции почти нет телеведущих африканского или североафриканского происхождения, а все депутаты парламента, за исключением представителей 'заморских департаментов' - белые.
Вообще, Франция, так сказать, напоминает скорее Олдхэм [промышленный город в Ланкашире, где часто происходят расовые волнения - прим. перев.], чем Лондон. Отказ от реального обсуждения проблем этнических меньшинств, а то и отрицание самого факта их существования, фактическая обособленность представителей разных рас и конфессий, приверженность риторике о величии Франции и 'галльском духе', молчаливо подразумевающей, что на 'инородцев' все это не распространяется, приводит к тому, что люди не интегрируются в общество, а остаются за его бортом. Это иная ипостась характерного для французов страха перед 'польским водопроводчиком'. Когда французам приходится выбирать между открытостью и 'закрытостью' общества, они отдают предпочтение второму. Отсюда и абсурдный запрет на ношение хиджабов в школах - какими бы благородными целями, связанными с поддержанием принципов светского государства он ни был продиктован, в глазах многих мусульман этот шаг воспринимается как отказ от признания их прав.
Но даже эти проблемы, на мой взгляд, не обострились бы до такой степени, если бы не безработица. Мы, британцы, сегодня воспринимаем эту проблему довольно легкомысленно - до такой степени, что упорные попытки министра финансов обеспечить в стране всеобщую занятость часто расцениваются как гротескное проявление пуританский эксцентричности. Однако напомним: в самой Британии городские волнения происходили в основном в периоды высокой безработицы.
Ничто - и здесь нельзя не согласиться с министром финансов Гордоном Брауном (Gordon Brown) - не приводит к 'отчуждению' человека от собственности в такой степени, как отсутствие работы. Во Франции уровень безработицы вдвое превышает показатель для Британии, а среди молодежи он еще выше, не говоря уже о молодежи из пригородов. В Клиши, где и начались нынешние волнения, он, по некоторым оценкам, достигает 40%. Причем высокая безработица носит в стране хронический характер, что подрывает саму способность людей к труду и ложится тяжким бременем на государственный бюджет. Так что если мне будет позволено вторгнуться в столь 'тонкую материю' с позиций грубого материализма, я бы назвал именно безработицу первопричиной нынешнего 'пожара' в пригородах.
Не считаю уместным рассуждать в этой статье о том, как именно французам следует лечить свои экономические недуги. Возможно, тот факт, что французские фирмы платят налог на зарплату по ставке в 28%, а британские - 9%, не имеет к теме никакого отношения, хотя я в этом сильно сомневаюсь. Впрочем, пострадавшие в ходе беспорядков, лежа на больничных койках, возможно, утешаться мыслью, что им оказывают более качественную медицинскую помощь, чем больным в Британии.
Франция должна найти способ снова вдохнуть энергию в свою экономику и занять молодежь из пригородов полезным делом. Пока же ей стоит подумать о некоторых неприятных уроках, связанных с деятельностью полиции и необходимостью согласия в обществе, которые мы на горьком опыте усвоили в 1980-х - 1990-х гг., и которые некоторым деятелям Консервативной партии, возражающим против необходимости тщательного соблюдения полицейскими юридических процедур или политкорректности, судя по всему, даются с трудом.
