Die Welt: Когда произведения искусства из Дрездена, в том числе 'Сикстинская Мадонна' Рафаэля (Raffael), прибыли в 1945 году в Москву, Вы тоже их распаковывали?
Ирина Антонова: Я связываю искусство с эмоциями. И когда эта лавина искусства обрушилась на меня, я была глубоко поражена. Каждый раз, когда я распаковывала новую картину, это было для меня, словно, удар. Но я думаю, такой восторг может испытывать любой человек, интересующийся искусством.
Die Welt: А Вы не были свидетелем того, как в Германии искали произведения искусства для отправки в Москву?
Ирина Антонова: Я присутствовала, когда 'Сикстинскую Мадонну' распаковывали после возвращения от реставраторов. Это было, словно, священнодействие. Картина была завернута в белые полотна, я до сих пор все еще помню эту сияющую белизну, из которой появлялась картина.
Die Welt: Вы работали с картинами, что это значило?
Ирина Антонова: Мы проводили инвентаризацию картин.
Die Welt: А Вы сами были в Германии?
Ирина Антонова: Нет, в Германии я не была.
Die Welt: Вы помните состояние картин, прибывших из Германии?
Ирина Антонова: Да. Некоторые произведения были в очень плохом состоянии.
Die Welt: Повреждения были нанесены в результате хранения в штольнях и в каменоломнях?
Ирина Антонова: Да. Некоторые картины, написанные на дереве, были совсем мокрыми. Например, картина "Динарий кесаря" Тициана (Tizian). Ее пришлось сушить в течение трех лет. Можно только удивляться, что картины вообще сохранились.
Die Welt: Это значит, что картины были спасены русскими солдатами?
Ирина Антонова: По моему мнению, да, их спасли.
Die Welt: Из Ваших хранилищ постоянно появляются картины, которые считались исчезнувшими. Вы сейчас показываете на выставке 'Археология войны' живопись из берлинских собраний, которые до этого считались пропавшими. Следует ли ждать новых больших неожиданностей?
Ирина Антонова: Возможно.
Die Welt: Вы знали, что они прибыли из Берлина?
Ирина Антонова: Мы узнали это только сейчас.
Die Welt: Но разве на мешках не было указано место отправления?
Ирина Антонова: Мне это неизвестно.
Die Welt: Вы допустите к работе с этими вещами немецких ученых?
Ирина Антонова: Но ведь мы и так работаем вместе.
Die Welt: Над чем работают Ваши реставраторы в данный момент?
Ирина Антонова: Да, у нас есть еще отдельные предметы, и реставраторы работают с ними.
Die Welt: Археологические находки?
Ирина Антонова: Да. Но мы недавно показали это нашим немецким коллегам. Все!
Die Welt: Но проблема для ученых в том, что они хотят знать, что осталось после войны, независимо от того, где это находится.
Ирина Антонова: Мы тоже хотим это знать. Но мы не получаем никакой информации, где в Германии находятся тысячи произведений искусства, вывезенные из России во время войны.
Die Welt: Германия требует возвращения перемещенных произведений искусства. Но есть также идея, собрать их в отдельном музее.
Ирина Антонова: Это невозможно, и я Вам скажу, почему. Три четверти произведений итальянского искусства в Лувре появилсиь в Париже вместе с Наполеоном (Napoleon). Мы знаем это, и, тем не менее, произведения остаются в Лувре. Я знаю место, где висела большая картина Веронезе (Veronese) в монастыре города Винченца. Теперь она - в Лувре и остается там. Точно так же, как и "мраморы Элджина" (уникальная коллекция скульптур бывшего британского посла в Оттоманской империи лорда Элджина - прим. пер.) остаются в Лондоне. Вот так.
Die Welt: Поэтому все останется, как есть?
Ирина Антонова: В нашем законе предусмотрены исключения для произведений религиозного содержания, для жертв нацизма и Холокоста.
Die Welt: Может ли стать решением германо-российской проблемы, если Германия сделает репарационные выплаты за умышленно уничтоженные российские произведения искусства? Можно ли компенсировать искусство деньгами?
Ирина Антонова: Наш закон предусматривает возможность обмена. Но как можно сравнивать искусство? Что можно дать за Рембрандта (Rembrandt)? Что можно считать адекватным? Деньги, нет.
Die Welt: Никаких денег? Ни восстановления Янтарной комнаты?
Ирина Антонова: Но ведь это не оригинал, это новая вещь.
Die Welt: Вы очень сожалеете, что Советский Союз в пятидесятые годы возвратил столько произведений искусства?
Ирина Антонова: Нет, не сожалею. Я это понимаю. Но, посмотрите, - это история. Я думаю, эти 1,5 миллиона произведений, в том числе Дрезденское собрание живописи и вещи из Пергамского музея, - это история. То, что осталось в России, - компенсация. Тысячная доля компенсации.
Die Welt: В следующем году государство будет финансировать музеи России меньше, чем до сих пор. Как это повлияет на их работу?
Ирина Антонова: Мы пока не знаем, как это повлияет. Музеи останутся такими, какие они есть.
Die Welt: Вы не беспокоитесь, что из-за нехватки денег полностью изменится музейная работа?
Ирина Антонова: Нет, это невозможно.
Die Welt: Вы допускаете возможность реставрации произведений из Германии вместе с немецкими учеными? Разве не будет быстрее работать вместе?
Ирина Антонова: Но немецкие ученые работают здесь над произведениями, остающимися у нас. Я не знаю, как это еще нужно делать.
Die Welt: Вы работаете со многими молодыми учеными. Думает ли молодое поколение, не пережившее ни войны, ни периода восстановления, иначе по поводу перемещенных произведений искусства?
Ирина Антонова: Не думаю.
Die Welt: В России эта тема не обсуждается?
Ирина Антонова: Нет, у нас эта тема не поднимается. Об этом не дискутируют.
