Думая об огромном пространстве Евразии, американцы испытывают одновременно опасения и чувство облегчения. Опасения связаны с тем, что это единственная часть суши на планете, за исключением североамериканского континента, обладающая достаточными ресурсами, чтобы на ее территории могла возникнуть настоящая мировая держава; что же касается облегчения, то оно связано с наличием на этом пространстве большого количества несопоставимых по своим возможностям государств, благодаря чему предотвратить возвышение любого из них - задача сравнительно несложная.
Уже сами размеры этого пространства, существующие на его территории естественные географические барьеры, и наличие в Евразии бесконечного множества государств и этнических групп, играют роль мощнейшего фактора, обеспечивающего американское влияние и национальные интересы - и на подсознательном уровне политическое руководство страны это осознает.
В самих странах Евразии, ситуация, естественно, воспринимается по иному - особенно это относится к России, державе, расположенной в самом центре этого региона. Если географической особенностью Североамериканского континента является взаимосвязь между природными зонами - равнинами, речными системами и протяженным побережьем, способствующая экономическому развитию и политическому объединению, то в России, с ее бесконечными пространствами и изолированными речными системами, такие 'естественные стимулы' отсутствуют.
Географические особенности России - огромная территория и отсутствие удобных для защиты естественных рубежей - во многом повлияли и на ход ее политической истории: на разных этапах страна распадалась на множество удельных княжеств (во времена Московии и Татарии [так в тексте. Возможно, имеются в виду Древняя Русь и Золотая Орда - прим. перев.]), подвергалась жестокому завоеванию и оккупации (монголо-татарское иго), или превращалась в централизованное государство с тираническим режимом, способное различными путями подчинить региональные 'княжества' своей власти (в царскую эпоху и советский период).
В результате у россиян перемены ассоциируются с чем-то болезненным, а 'чужаков' они инстинктивно воспринимают либо как угрозу, либо как 'паразитов', процветающих за их счет. Оспаривать эту логику трудно. С одной стороны, опыт отношений России с другими державами - татаро-монгольской, польской, германской или исламскими государствами - оставил о себе не слишком приятные воспоминания. С другой, представляется очевидным, что бедствия, которые терпела Россия по вине завоевателей, для других стран оборачивались благом: так, захват Руси монголо-татарами избавил Европу от аналогичной судьбы, а нападение нацистской Германии на СССР создало предпосылки для формирования 'западного мира' в его нынешнем виде - с преобладанием США. В цивилизационном плане результатом этого исторического опыта стало сочетание 'осадного' мышления с ощущением 'права на компенсацию' за пережитые страдания. С особой силой эти черты проявились в российской политике в период после распада СССР.
За последние 15 лет в целом ряде случаев - назовем хотя бы натовскую военную кампанию против Сербии, размещение американских войск в Узбекистане, вступление Финляндии и Швеции в ЕС и недавнюю попытку Украины сменить политическую ориентацию - Россия первоначально пыталась бороться с неблагоприятным развитием событий, а затем скатывалась к ошеломленному 'параличу'.
Задним числом можно сделать вывод, что во всех этих событиях, в условиях ослабления некогда влиятельной державы, не было ничего неожиданного, но почему тогда Россия оказалась полностью неподготовленной к будущим 'сражениям'? Почему реакция России на серьезные удары по ее влиянию ограничивались гневной риторикой, почему она не делала из них нужных выводов на будущее? Одним бессилием это объяснить нельзя - во многих отношениях Россия была и остается мощным государством, имеющим достаточно возможностей во всеуслышанье заявить о своей точке зрения и реализовать свою волю.
Чего не хватало России - так это политической элиты, способной вырваться из рамок, так сказать, фаталистической паранойи. Иными словами, российское руководство страдало от мании величия, порожденной комплексом неполноценности: в соответствии с этой логикой из-за пережитых в прошлом страданий Россия должна пользоваться большим влиянием и имеет право на 'почетное' место на мировой арене, но другие страны ей в этом отказывают. Если в психологическом плане такая позиция и позволяет чувствовать себя комфортно, то с точки зрения умелого маневрирования в масштабной и порой смертельно опасной геополитической игре ее вряд ли можно назвать конструктивной.
В результате Россия все время была вынуждена отступать. Отчасти именно подобным 'замутненным' взглядом на мир можно объяснить, что она утратила влияние в целом ряде стран: Никарагуа, Сирии, Мозамбике, Анголе, Вьетнаме, Польше, Латвии, Кубе, Сербии, Монголии, Грузии, Украине. Но главная беда, с точки зрения простого россиянина, заключается в том, что Москва не продемонстрировала способности разработать сколько-нибудь серьезные контрмеры, ограничиваясь пустопорожней риторикой.
Чтобы покончить с этой, на первый взгляд, безостановочной 'сдачей позиций', России необходимо сделать многое. Но, пожалуй, особенно остро она нуждается в новой внешнеполитической доктрине. И перемены, произошедшие в начале этой недели в Кремле, судя по всему, действительно позволят ей пересмотреть прежние концепции. 14 ноября два неординарных российских политика - Дмитрий Медведев и Сергей Иванов - были назначены вице-премьерами. Их возвышение можно рассматривать как предпосылку выработки более четкого внутри- и внешнеполитического курса, трезвой оценки Кремлем положения страны в мире и собственной политической линии.
Пересмотр мировоззрения?
Чтобы понять, какое направление в будущем может принять российская политика, следует для начала подробнее охарактеризовать двух упомянутых деятелей.
Начнем с Медведева. Бывшего главу Администрации президента, а теперь - первого вице-премьера, несомненно, можно назвать технократом, ориентированным на Запад. Но его нельзя уподобить ни непрактичным реформаторам - архитекторам катастрофической 'шоковой терапии' 1990-х гг., ни 'западникам'-идеалистам вроде Григория Явлинского, утверждающим, что России следует полностью скопировать западные демократические институты. Сорокалетний Медведев достаточно пожил на свете, чтобы понимать всю глубину упадка своей страны, - в год падения Берлинской стены ему исполнилось 24 - и в то же время достаточно молод, так что его мышление радикально отличается от взглядов политиков предыдущего поколения. Самое главное, что он восхищается Западом даже, несмотря на то, что - в отличие от Путина - сам никогда не работал за рубежом. При этом его уважение к Западу связано с реальными достижениями последнего, которые, по мнению Медведева, Россия может позаимствовать, а не свойственным многим российским 'западникам' нереальным стремлением, чтобы страна по-настоящему стала его 'неотъемлемой частью'.
В отличие от большинства реформаторов, Медведев считает, что государство должно играть большую роль в экономике - особенно в важнейших секторах, например, топливно-энергетическом. Медведев был одним из главных 'режиссеров' кампании против 'ЮКОСа' (хотя и действовал из-за кулис); кроме того, он является председателем совета директоров 'Газпрома', государственного концерна-монополиста и крупнейшей топливно-энергетической компании в мире. Вряд ли он занимал бы эти позиции и действовал бы подобным образом, если бы считал капитализм магической панацеей, способной избавить Россию от всех бед.
Иванов, который, помимо новой вице-премьерской должности, сохранил за собой пост министра обороны - столь же необычная фигура на российском политическом Олимпе. Подобно Путину, он много лет прослужил в Федеральной службе безопасности (ФСБ) и, опять же, подобно самому президенту, некоторое время работал в Европе по линии разведки. В результате он, как и Медведев, с немалым уважением относится к военному, экономическому, политическому, социальному и техническому потенциалу Запада. Но если Медведев считает, что взаимодействие с Западом создает стране благоприятные возможности в целом ряде областей, то Иванов по тем же направлениям усматривает потенциальные угрозы. Поэтому он стал неофициальным лидером 'силовиков' - группировки дипломатов, военных и разведчиков, стремящихся вернуть России прежнее могущество.
Впрочем, несмотря на то, что националисты, в целом, и силовики, в частности, считают его своим главным сторонником во власти, Иванов смотрит на вещи гораздо прагматичнее, чем 'типичный' националист. В отличие от многих своих предшественников на посту министра обороны, Иванов не рассматривает всерьез возможность военного нападения НАТО на Россию: он понимает, что Соединенные Штаты, не говоря уже о других странах альянса, просто не в состоянии его осуществить. Его беспокоит скорее неуклонное расширение сферы влияния Запада, которое распространилась сначала на Восточную Европу, затем на Прибалтику, Балканы, Кавказ, и, наконец, Украину. По мнению Иванова, 'западная угроза' носит не столько военный, сколько культурный и экономический характер.
Медведев и Иванов - прагматики и патриоты (хотя у обоих, очевидно, имеются и собственные деловые интересы), а потому они в большей степени способны придерживаться 'золотой середины', чем радикальные реформаторы или националисты.
Медведев считает западный стиль корпоративного управления тем образцом, который государство должно насаждать среди российских олигархов - но не сам 'Газпром': этот концерн он рассматривает как один из важнейших внешнеполитических инструментов государства. Иванов расценивает сотрудничество с НАТО как неизбежное зло, но связывает с ним прежде всего возможность повысить эффективность российских вооруженных сил, не рассчитывая при этом всерьез влиять на политику альянса. Кроме того, Иванов и Медведев выступают за сотрудничество с Китаем: эта страна является одним из импортеров российских энергоносителей и - в случае политического альянса против Запада - может стать важным партнером Москвы в сфере безопасности. Однако, в отличие от силовиков, Медведев и Иванов смотрят на восточного соседа без 'розовых очков': они учитывают и его гигантский экономический потенциал, и значение таких акций, как недавние маневры под названием 'Северный меч', которые китайцы провели вблизи южных границ России. Не укрылся от их внимания и тот факт, что количество китайцев, живущих в приграничных районах России, уже в десять с лишним раз превышает численность коренного населения.
Одним словом, оба понимают, что на каждом политическом направлении страну ждут как благоприятные возможности, так и угрозы. Из этого следует, что Медведев и Иванов - первые по-настоящему компетентные, прагматичные и трезвомыслящие политики из всех, кому удавалось достичь вершины российской пирамиды власти в период после распада СССР.
Однако ни Медведева, ни Иванова, не следует рассматривать как наиболее вероятных кандидатов в преемники Путина - несмотря на все спекуляции на этот счет в российской прессе. Медведев - путинский протеже, председатель правления 'Газпрома' и кремлевский 'серый кардинал', но пока у него нет собственной серьезной политической базы, позволяющей начать самостоятельную карьеру. Возможно, за ближайшие три года Медведеву удастся создать подобный 'ресурс', но пока он его не имеет.
Что же касается Иванова, то вряд ли сам Путин пожелает передать такому человеку бразды правления. В отличие от Медведева и Иванова, российский президент - 'интуитивный западник', до такой степени, что в российской прессе часто появляется колкая фраза: Путин присоединяется к Западу, осталось уговорить Россию.
Почему тогда Иванов вообще получил повышение? По двум причинам. Во-первых, Иванов способен как спустить с цепи, так и обуздать такую мощную силу, как национализм, и со стороны Путина было бы просто глупо игнорировать этот факт. Во вторых, если путинские усилия в 'западном направлении' не увенчаются успехом (а такое наверняка приходило ему в голову в ходе украинского кризиса), Россия будет вынуждена вступить в прямую конфронтацию с Западом. А если уж стране суждено иметь у руля националиста, то Путин предпочел бы, чтобы этот националист был хотя бы в состоянии воспринимать окружающий мир без тех предрассудков, что так дорого обошлись Москве в прошлом.
Хотя последние кадровые перестановки и чреваты для российской политики важными последствиями, случившееся не следует переоценивать. Возвышение Медведева и Иванова - первый важный шаг в пересмотре политики, который осуществляет Путин, но еще не сам пересмотр. Тем не менее, даже с учетом вышесказанного, эти двое людей теперь способны влиять на политический курс страны не только закулисным путем, особенно в свете того, что помимо их повышения в должностях, на этой неделе произошли и другие примечательные события.
Российская политика: сквозь призму прагматизма
Среди других кадровых перестановок, которые осуществил Путин, следует назвать бесцеремонное смещение с поста Константина Пуликовского, полномочного представителя президента в Дальневосточном федеральном округе (кремлевского уполномоченного по северокорейскому 'направлению'), которому не была даже предоставлена новая должность. В тот же день ФСБ арестовала генерального директора фирмы 'ЦНИИМАШ-Экспорт' Игоря Решетина и двух его заместителей за незаконную передачу космических технологий китайцам.
В последнее десятилетие внешнеполитический курс России на Дальнем Востоке основывался на простом допущении: Китай является естественным союзником России, а потому, ради укрепления отношений с Пекином, ему следует оказывать 'наибольшее благоприятствование' в экономической, политической, военной и технологической сферах. Однако к югу от Амура бытует совершенно иное мнение. Если Кремль относился к Китаю как к союзнику, Пекин рассматривал Россию в лучшем случае как средство осуществления своих целей, а в худшем - как помеху, но равным партнером он ее не считал никогда. Зная о пристрастии России требовать политических обязательств в обмен на экономические выгоды, Китай хочет сделать главным источником поставок энергоносителей другую страну - Казахстан, и именно туда, а не в Россию, потоком идут китайские инвестиции. Кроме того, Пекин неофициально поощряет миграцию китайцев в Сибирь и приобретает российское военное оборудование для модернизации своих вооруженных сил. Китай также неуклонно укрепляет свое влияние в Северной Кореи, фактически предоставив России роль стороннего наблюдателя на шестисторонних переговорах о ядерной программе Пхеньяна. Все это стало возможным из-за нереалистичной оценки Москвой намерений и действий Пекина.
Арест Решетина, смещение Пуликовского и повышение Иванова можно рассматривать как свидетельства пересмотра российской политики на Дальнем Востоке, а то и выработки нового курса, не предусматривающего безоглядной помощи росту китайского могущества, а основанного на трезвой оценке долгосрочных последствий этого роста для самой России.
Одновременно происходит и пересмотр российской политики в Центральной Азии, причем в этом регионе, где российское влияние куда сильнее, Москва действует более решительно. Тот факт, что 14 ноября Путин подписал в Ташкенте оборонительный пакт [так в тексте. Договор о союзнических отношениях между Россией и Узбекистаном был подписан в Москве - прим. перев.] свидетельствует о том, какой радикальный сдвиг произошел в отношениях между двумя странами, еще два года назад отличавшиеся враждебностью. Отчасти это связано с изменением позиции узбекского руководства: по мнению президента Ислама Каримова, Соединенные Штаты не только организовали 'цветные' революции, закончившиеся сменой руководства Грузии, Украины и Кыргызстана, но и наметили ташкентский режим в качестве следующей 'жертвы'.
Несмотря на свои многочисленные проблемы, Узбекистан - самое мощное из государств Центральной Азии, и держава, пользующаяся там наибольшим влиянием, получает возможность определять развитие событий во всем регионе. Благодаря резко возросшей активности Москвы - во многом ставшей результатом усилий Иванова - таким ведущим игроком сегодня является не Китай или США, а Россия. Мало того, что американская воздушная база, созданная на юге Узбекистана в начале афганской войны, теперь эвакуируется по распоряжению Ташкента: после подписания договора от 14 ноября место американцев вполне могут занять российские военные.
Активность России в Центральной Азии не ограничивается военной сферой или территорией Узбекистана. Все в тот же богатый важными событиями день 14 ноября 'Газпром' - председателем его правления, напомним, является Медведев - заключил пятилетний контракт, по сути дающий ему возможность контролировать все поставки природного газа через территорию Казахстана. Возможно, одним из главных направлений экспорта Казахской нефти скоро станет Китай, но 'Газпром' теперь полностью определяет экспорт другого важного энергоносителя - природного газа - добываемого во всех центрально-азиатских странах. Любому, кто пожелает приобрести центрально-азиатский газ, теперь придется по сути закупать его у 'Газпрома', а значит - у Медведева, и, фактически, у Кремля.
Возможно, после этого кое у кого в Европе наконец откроются глаза. Особенно это касается Прибалтики и Украины, чьи лидеры привыкли без помех закупать газ в Туркменистане, усиливая тем самым энергетическую независимость от Москвы. Теперь на поле остался единственный игрок, и этот игрок будет единолично устанавливать цены. Россия не первый год грозится 'наказать' страны, играющие 'не по правилам', повысив экспортные цены на газ: для многих из них такой шаг имел бы катастрофические последствия. Теперь ничто не помешает Москве подкрепить слова делом.
Последствия пересмотра российской политики
Естественно, подобная смена курса чревата серьезными последствиями. Китай давно уже воспринимает 'благожелательную пассивность' России как аксиому. Если же Россия будет воспринимать Китай с открытым подозрением - или хотя бы начнет задавать неудобные вопросы относительно маневров типа 'Северного меча' - Пекину придется вносить в свои планы радикальные корректировки.
Отношения с Европой также неизбежно осложнятся. К примеру, вопрос о вступлении России во Всемирную торговую организацию, скорее всего, окажется в 'подвешенном состоянии'. Главным предметом разногласий здесь является роль 'Газпрома' в формировании цен на газ: внутри страны он продает это сырье в пять раз дешевле, чем за рубежом. Европейцы требуют прекратить это косвенное субсидирование российских потребителей. Если же Россия станет использовать поставки энергоносителей как инструмент давления на соперников, - особенно соперников, входящих в состав Евросоюза - сохраняя при этом систему искусственно заниженных внутренних цен, в Европе это вызовет явный дискомфорт.
Пока трудно сказать, как далеко разойдутся 'круги по воде' от перемен, происходящих сегодня в Москве. Очевидно одно: в лице Медведева и Иванова Россия приобретает двух лидеров, понимающих причины ее нынешней слабости и уже доказавших свою способность преодолевать рамки традиционного российского мышления.
Их возвышение говорит о постепенном пересмотре внешнеполитической концепции России. И этот сдвиг, несомненно, отразится на ее отношениях со всеми странами - особенно в регионах, где Москва прежде руководствовалась иррациональными надеждами и страхами, а не холодным прагматическим расчетом.
