Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Царь и император

Можно ли войну считать матерью всех вещей

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Можно ли войну считать матерью всех вещей, этот вопрос оспаривается со времен Гераклита. Однако, то, что война может отражать отношения своего времени и оказывать мощное историческое влияние, нельзя не видеть, по меньшей мере, по тому военному конфликту, в котором сто лет назад сошлись Россия и Япония

С зимы 1904 года по лето 1905 года Япония и Россия были в Восточной Азии военными противниками. С одной стороны - старая великая европейская держава, с другой - современная азиатская страна, находившаяся в начале пути своего гегемонистского восхождения на континенте, и, наконец, между ними - Соединенные Штаты. Русско-японская война - война не мировая, но она изменила мир.

Можно ли войну считать матерью всех вещей, этот вопрос оспаривается со времен Гераклита (Heraklit). Однако, то, что война может отражать отношения своего времени и оказывать мощное историческое влияние, нельзя не видеть, по меньшей мере, по тому военному конфликту, в котором сто лет назад сошлись Россия и Япония. Военные действия в период с зимы 1904 года по лето 1905 года представляли собой борьбу за Восточную Азию. И как бы она ни завершилась, ее ход и окончание должны были иметь, как предполагали уже сами современники, последствия для всего мира, для Великобритании - в Индии и в Австралии, для Франции - в Юго-Восточной Азии, прежде всего в Индокитае, и для Соединенных Штатов Америки - в Тихоокеанском регионе. Но тот, кто выигрывал дуэль, мог выступать в дальневосточной полусфере сливающегося в единое целое мира, возможно, даже с гегемонистскими амбициями.

Заносчивое царское самодержавие, ослепленное своим мнимым могуществом, в то время пошло на военный конфликт. Среди населения война была непопулярной, но глубоко разобщенное руководство верило, что сможет одержать легкую победу над японцами, 'макаками', как оно их пренебрежительно называло. В ходе предшествовавших этому переговоров с Японией, задуманных с целью выиграть время, Россия формально оказалась в состоянии войны, которую японцы начали без ее объявления, напав на Порт-Артур 8-9 февраля 1904 года. Японцы рисковали, идя на так называемый 'первый Перл-Харбор', как окрестили это нападение позднее, так как боялись упустить время, и поскольку им казалась благоприятной для реализации их замыслов международная обстановка: в частности, восточно-азиатская империя была решительно настроена на то, чтобы придать начатому в 1868 году внутреннему процессу модернизации внешнее измерение. И достижение этой цели было в Японии делом не только правителей, но, в отличие от России, возможно, даже больше делом подданных. Царское самодержавие упустило момент, чтобы подключиться к конституционному процессу, отвечавшему времени, и пребывало, невзирая на свои усилия в области индустриализации, в состоянии традиционного аграрного абсолютизма. Но Японии, тоже еще преимущественно сельскохозяйственной стране, удивительно быстро удалось за время реформ периода Мэйдзи покончить с традиционной отсталостью.

Таким образом, произошло военное столкновение отсталой державы 'белого', западного мира и современной страны 'желтого', восточного мира. В этих военных действиях нашли одновременное применение характерные элементы традиционных и будущих принципов ведения войны. Но масштабы развязанного насилия, начиная с Мукдена и Порт-Артура и кончая Цусимой, куда тернистая дорога привела Балтийский флот царя из Либавы, превзошли соответствующий опыт прошедшего столетия, начиная с Бородино, Геттисберга и кончая Седаном. Количество убитых, раненых и пленных, позиционная война в Манчжурии, артиллерийские дуэли - все это предвосхищало ужасы Первой мировой войны, во всяком случае, частично, и помимо этого показало противоестественность современной войны, символом которой через несколько лет должен был стать Верден.

Конец света в Европе

Для Восточной Азии военное столкновение между Россией и Японией имело во многих отношениях большее значение, чем Первая мировая война 1914-1918 годов, которая для дальневосточных наблюдателей была, скорее, европейской гражданской войной. Исход обеих войн к тому же решался при участии Соединенных Штатов Америки: во время битвы народов в Первую мировую войну - путем военного вмешательства американцев, во время восточно-азиатской дуэли - за счет политической инициативы американского президента Теодора Рузвельта (Theodore Roosevelt), нашедшей 5 сентября 1905 года свое выражение в подписании Портсмутского мирного договора. За Японией, по отношению к которой американский посредник проявлял несколько большую взвешенность, чем к царской империи, было признано право господства над Кореей. Помимо этого императорская Япония смогла записать на свой счет то, что русские ушли из Манчжурии, что давало бессильной китайской империи всего лишь формальный суверенитет над спорной территорией. И, наконец, японский победитель получил во владение также южную часть острова Сахалин.

Русских взамен освободили от выплаты военной контрибуции, которая в прошедшем столетии дважды налагалась на Францию, в 1815 и в 1871 годах. Этого первоначально требовала Япония, - как признания, что страна действительно побеждена,. Россия как держава в принципе сохранила свои позиции неизменными, прежде всего, благодаря американцам, стремившимся к соблюдению политического баланса, и продолжала выступать в восточно-азиатском мире и в Тихоокеанском регионе в качестве противовеса неожиданно возвысившейся Японии.

Но военная победа 'желтой' Японии над 'белой' Россией показалась для самоуверенной и самодостаточной Европы концом света. Начиналось новое столетие, и Старый Свет был вынужден делать первый принципиальный вывод о своей уязвимости и бренности своего существования. Сигнал, исходивший из унижения России, нельзя было долго не замечать. В этой войне речь шла о 'политическом самоутверждении целой расы', говорится в 'предисловии', написанном переводчиком к немецкому варианту материала Луиджи Барзини (Luigi Barzini), специального корреспондента "Corriere della Serra", который был приписан к 3-й императорской армии Японии. В материале рассказывается о продолжавшемся более двух недель сражении под Мукденом, в котором в феврале и в марте 1905 года приняли участие свыше 600000 военнослужащих. 'Предстояло понять, - резюмирует Эмиль Кербс (Emil Kerbs), немецкий переводчик, - будет ли и дальше мир принадлежать одним белым русским или же равными правами с ними должны пользоваться и другие народы'.

Нет никаких сомнений, что Япония, которая еще во время Боксерского восстания в Китае в 1900 году по инициативе британцев и вопреки российскому сопротивлению нашла возможность войти в эксклюзивный круг мировых жандармов, свой экзамен за равноправие в войне против России выдержала. Но это также означало, что наряду с Европой - центром мировой политики, возникла восточноазиатско-тихоокеанская подсистема, в которой в то время возможной казалась почти любая конфигурация соотношения сил, и на которую Европа оказывала такое же влияние, какое, в свое время, та оказывала на нее.

Но члены новой государственной формации в Восточной Азии и в тихоокеанском регионе, разумеется, были готовы прислушиваться к голосу только что появившейся великой державы лишь в определенных пределах. Поскольку наряду со старым конкурентом в лице России, побежденным, но не уничтоженным, продолжавшим давать достойный отпор японцам, уже в период Русско-японской войны, которую уже ее современники назвали 'мировым событием', появился еще один соперник, Соединенные Штаты Америки. Во время военных действий и в ходе мирных переговоров Соединенные Штаты вместе с Англией проявляли к японскому вопросу крайне большую заинтересованность. Но вскоре после этого у них с островной империей начались конфликты, обострявшиеся в течение 20 столетии и вылившиеся в декабре 1941 года в нападение на Перл-Харбор.

Призвать к заключению мира уставшего от войны противника смог сначала президент Рузвельт. Америка в результате стала восприниматься среди современников по обе стороны Атлантики и Тихого океана страной, обладающей всемирно-политической властью, которой так называемая 'страна будущего', как ее в то время называли, уже давно обладала в своей части света, со времени доктрины Монро (Monroe) 1823 года. Миссионерская идея ее "Manifest Destiny", процветающая экономика и политическая решимость президента идти на расширение власти наделили Соединенные Штаты потенциалом всемирного масштаба.

Империалистические поползновения европейцев, вступивших с восьмидесятые годы 19 столетия в очередной раз в борьбу за колонии в Африке, достигли своих границ: новое соотношение сил, складывавшееся в американском и восточно-азиатском районах, становилось на пути естественным препятствием. Блуждавшая продолжительное время по Земному шару энергия Старого Света стала с того момента возвращаться в европейский центр, и Русско-японская война лишь еще раз ускорила эту тенденцию. Какими бы серьезными или поверхностными, долговременными или преходящими ни были бы последствия Русско-японской войны, сомнению не подлежало одно: военное столкновение в Восточной Азии помогло формированию нового мирового порядка, оно отразило наступление иного времени, положило начало новой мировой политике.

Эти перемены нашли также проявление в том, что значительные изменения претерпела унаследованная взаимосвязь между внутренней и внешней политикой. Все чаще теперь ставился вопрос о классическом понимании суверенитета государства, о независимости его существования, гарантированной со времен Вестфальского мира. Это в значительной мере способствовало тому, что было покончено с военным проклятием религии и политики, в их внутреннем содержании и в их внешнем проявлении. На это указывали, например, те меры, направленные на разжигание мятежей, с помощью которых Япония хотела ослабить российскую многонациональную империю во время войны. И на это указывало то обстоятельство, которое нельзя не замечать, что Русско-японская война была намного более выраженным информационным событием, чем, например, Крымская война в середине 19 столетия.

На месте событий находились многочисленные корреспонденты из крупных европейских и американских газет, обеспечивавшие своих читателей сенсационными сообщениями о кровопролитии, как и относящимися к ним наблюдениями, проиллюстрированными фотографиями с театра войны, доносившими эхо боевых действий до жилища читателей. Границы между внутренним и внешним, между родиной и фронтом, между частным и государственным начали размываться. Еще в 1899 году Гаагская конференция попыталась систематизировать работу по предотвращению войн и ограничить их ведение организационными рамками. Теперь война ведется на глазах общественности. Но на пути стремления провести следующую встречу, наблюдавшегося после 1904 года, стояла до 1907 года война на Дальнем Востоке. Иными словами, прошли те времена, когда подданному не нужно было беспокоиться по поводу баталий, выигранных или проигранных князем.

В истории 20 столетия эпохальными были три тенденции, историческое значение которых имеет, без всяких сомнений, тесную связь с боевыми действиями в Восточной Азии: взаимосвязь между войной и революцией, взаимосвязь между новыми веяниями и способами ведения войны и взаимосвязь между колониальным господством и освобождением от колониализма.

За Порт-Артуром 2 января 1905 года последовало сокрушительное поражение русских на суше, а на море - 10 марта под Мукденом и 27 мая 1905 года под Цусимой. Затем в Российской империи разразилась революция. Под внешним давлением заколебались внутренние устои, война стала причиной революции. Внутренние беды обусловили и вызвали внешнюю несостоятельность, приведя в стране к волнениям среди населения. Это было не то, что ожидал царистский министр внутренних дел Плеве, слепо веривший в то, что 'небольшая победоносная война' 'сдержит угрозу революции'. Поэтому не удивительно, что Ленин отдавал предпочтение войне и революции как неотъемлемым элементам любой классовой борьбы: 'У пролетариата есть причина радоваться, - ставил диагноз безжалостный утопист, приветствовавший поражение России, поскольку оно способствовало свержению царизма, и продолжал. - Прогрессивная, прогрессирующая Азия нанесла отсталой и реакционной Европе удар, от которого невозможно оправиться'.

Наряду с этим главным проявлением нового времени была другая фундаментальная проблема истории, скорее, - неожиданной свидетель ее существования. В частности, смелое предположение, согласно которому, модернизация страны способствует появлению у нее склонности к внутренней демократизации и к сохранению мира за своими пределами, победителя в русско-японской дуэли, очевидно не касается. В Японии, цивилизованной стране, военные действия были восприняты среди населения частично даже с большим энтузиазмом, чем среди руководства. В то же время в отсталой по уровню цивилизованности России они были не более чем скучным делом, летаргическое высокомерие которого стало предпосылкой падения империи.

Страна, являвшаяся для всех остальных современников азиатским воплощением западного прогресса, успешно воевавшая, поскольку перед этим осуществила большие преобразования, - это была Япония. Традиционное и героическое претерпевает специфический национальный синтез с новым и функциональным. Помимо этого новая сверхдержава, в отличие от медлительной Россией, разработала более высокую мораль, которая еще раз зарекомендовала себя в результате военной победы. Представитель Азии действовал в специфическом смысле по-западному, представитель Европы в общепринятом значении, скорее, по-азиатски. Азия предстала перед миром современной, в то же Европа показалась отсталой. Новизна, как она проявила себя в войне царя с императором, была совместима с формированием внутреннего авторитета и воодушевления по поводу внешней войны в той же мере, в какой отсталость мешает ведению внешней войны и может способствовать свершению революции внутри страны. Полное стольких надежд убеждение, будто новизна, конституционализм и склонность к миру взаимосвязаны в то же мере, что и отсталость, самодержавие и готовность к войнам, необходимо основательно проверить, не в последнюю очередь, с точки зрения русско-японских военных действий.

Белая опасность, желтая опасность

Требуют объяснения также те действенные лозунги о 'белой' и 'желтой' опасности, которые активно используются в агитации в условиях борьбы между европейско-христианской Россией и азиатско-нехристианской Японией. Нет сомнений, что заклинания о 'белой опасности' в значительной мере заставляли Японию стремиться к западным достижениям. А российская сторона теперь подогревает страх перед 'желтой опасностью', вплоть до обращения к идеологии, говорящей об угрозе 'панмонголизма' азиатских народов.

Ценности Запада, находившие свое выражение в большем рационализме и экономизации отношений, и требовавшие, прежде всего, политического участия, а также национального самоопределения, были, наконец, постепенно адаптированы в мире, находившемся до сих пор в зависимости, и направлены против их европейских отцов. С победой Японии над Россией началось освобождение цветного мира от европейского колониализма. Сигнал к восстанию против белых господ, поданный Русско-японской войной, дошел до сегодняшних Вьетнама, Индонезии и Бирмы. Япония под лозунгом 'Азия для азиатов' указала им путь, обещающий будущее, на который встали Индия и Китай.

Япония считалась для азиатских народов авангардом в деле освобождения от гнета иностранцев, но со временем она сама превратилась в нового колонизатора. Тем не менее, антиколониальный подъем, эгоистичность завоеваний, определяющих двойственный характер лица японской внешней политики и войн в 20 столетии служили, в конечном счете, частично преднамеренно и частично вопреки воле освобождению Азии от колониализма. Эта историческая тенденция, родившаяся в 1904-1905 годах на восточно-азиатском театре военных действий, усилила сотрудничество двух разделенных пространством и односторонними отношениями господства цивилизаций. Она заставила историю разных миров превратиться в историю одного мира, в мировую историю, и положила начало процессу, который вряд ли можно сдержать, и который мы с некоторых пор называем также глобализацией.

Автор материала преподает новейшую историю в университете Бонна.